Дембель против бандитов - Ахроменко Владислав Игоревич Страница 5

И неторопливо открыл дверь, всем своим видом показывая, что гостю пора уходить.

— Спасибо… — бросил Сникерс, пожимая протянутую на прощание руку. — Всего тебе доброго…

Да, что и говорить: любому провинциальному городку свойственно невольное подражание столице. Подражают — и в мелочах, и в крупном, и осознанно, и невольно — почти все: уличные малолетки, пожилые домохозяйки, молодые ребята из рабочих слободок, вокзальные шалавы…

И, конечно же, бандиты.

Разумеется, о столичных мафиози в городке известно разве что по книгам да по «ящику». Принято считать, что московские гангстеры — большие-большие и страшные-страшные. А вот с собственными бандитами многие обыватели сталкиваются довольно часто. Бандиты эти мелкие, невысокого полета — но это вовсе не значит, что они менее страшны…

Глава 1

— …Сынок, обожди, не открывай, чтобы мамка не засекла!..

Сухопарый мужчина с серым, болезненным лицом и такими же серыми волосами, заслышав дверной звонок, схватил со стола початую бутылку «Столичной» и, судорожно оглянувшись по сторонам, сунул ее под стол. Его собеседник и собутыльник, высокий светловолосый парень, с улыбкой смотрел, как уничтожаются следы преступления: засовываются в выдвижной ящик стола граненые стаканы, накрывается газетой тарелка с немудреной закуской…

Светловолосый хотел было напомнить, что выпить в субботний вечер, особенно с родителем, особенно на честно заработанные деньги — дело святое и вряд ли стоит бояться матери, но, взглянув на слишком сосредоточенное лицо отца, только и бросил, поднимаясь из-за стола:

— Да ладно тебе, батя, и так догадается, по запаху…

Прошел в прихожую, посмотрел в глазок…

Отец волновался зря — это была не мать (с чего бы ей так рано с рынка возвращаться?). На пороге стоял Сергей Михайлович — сосед с первого этажа, вежливый, чистенький старичок, отставной летчик-истребитель. В начале пятидесятых в Северной Корее воевал, американские «аэрокобры» в землю вгонял, теперь вот едва концы с концами сводит.

— Илюша, здравствуй, — сказал Сергей Михайлович и, заметив, что молодой хозяин шире открывает дверь, приглашая зайти, отрицательно покачал головой: — Нет-нет, я на минутку… Илюшенька, такое дело… В Москву надо съездить, а не на что… Рублей сто на неделю не одолжишь?

— Какой разговор, Сергей Михайлович! — широко улыбнулся названный Илюшей и тут же полез в карман сорочки, доставая груду смятых купюр. — Сколько вам? Может, не сто, а двести, триста?

— Сто, больше не надо, — виновато улыбаясь, произнес старичок. — Мне пенсию обещают после пятнадцатого принести, так я сразу отдам…

— Да ладно вам, какой разговор…

Закрыв за соседом дверь, Илья вернулся к отцу.

— Это Сергей Михайлович был. — Он взглянул на часы. — Часа полтора у нас еще есть, мать на рынке до вечера стоять будет…

— Тогда наливай, — оживился отец, доставая бутылку и стаканы.

В тот субботний день в малогабаритной трехкомнатной квартирке выпивали отец и сын Корниловы. Оба были высокие, стройные, большелобые, только один пожилой, второй молодой. Отца, бывшего мичмана Черноморского флота, звали Сергеем Ивановичем, сын же носил простое и хорошее русское имя Илья.

Вряд ли даже самый опытный наблюдатель смог бы найти в облике Ильи Корнилова что-нибудь выдающееся. Обыкновенный молодой человек, каких на улицах — сотни: открытое и несколько простодушное лицо, волевой подбородок, прямой взгляд стальных глаз… Уроженец этого городка, он почти ничем не выделялся среди сверстников: обыкновенная школа «с трудовым уклоном», окончание девяти классов, поступление в ПТУ, автоматически переводящее в состояние рабочего класса, и — повестка в военкомат.

Наверное, единственное, что выделяло Илью, — полное непонимание того, что есть страх. С самого детства он никогда и ничего не боялся. Ни в родной спиртзаводской микраге, когда в одиночку мог противостоять целой кодле из враждебного района; ни в «бурсе», то есть ПТУ, когда на дискотеках дрался сразу с двумя-тремя поддатыми старшекурсниками. «Бычок» Ильи — резкий удар лбом в переносицу врага, его коронный хук правой в челюсть снизу вверх, его двойной удар, кулаком и локтем, — все это не раз решало исход битв между своим и чужим двором. Правда, и получать приходилось за это много больше других, но такова уж плата за бесстрашие…

Не боялся Корнилов и на призывном пункте, когда грубо отвечал пьяному капитану-«покупателю», и потому не попал в хорошее место, оказавшись в воздушно-десантных войсках Северо-Кавказского округа, и на карантине, в первый же день послав куда подальше самого грозного прапорщика, и в сержантской учебке, свирепо матеря «дедов», которые после отбоя заставляли зашуганных молодых изображать «дембельский поезд»…

Уже после учебки ему дважды грозил дисциплинарный батальон, или, как его часто называют в армии, «дизель», но тут понаехали «покупатели» из дальних частей, и Корнилова в числе еще нескольких самых неблагонадежных сбагрили в полк, который, как было известно наверняка, скоро направляют в Чечню.

Нет плохих и хороших народов, нет народов-террористов и народов-преступников… Есть преступные начальники, которые втравливают свои народы в кровавую мясорубку, чтобы исподволь наживаться на этой бойне. Да и чеченцы оказались не такими дикими и кровожадными, какими их изображали в газетах, по «ящику» да на армейских воспитательных занятиях.

Но это Илья понял много позже.

А пока пришлось ходить в атаку, стрелять, убивать. Все было почти так же, как и в дворовых драках на Спиртзаводе: не выстрелишь во врага первым — выстрелят в тебя. Уже потом Корнилов дошел до очевидного: его поставили в такие условия, когда не убить было невозможно. Не убьешь ты — убьют тебя. Его и его друзей использовали как дешевое пушечное мясо, но ведь кто-то наверняка крупно нажился на этой войне!

Именно там, в Чечне, у Ильи Корнилова донельзя обострилось чувство справедливости. И чувство это принесло ему немало испытаний, немало горьких минут.

Так было и сразу по возвращении домой, в Москве, когда Илья в одиночку противостоял всесильному милицейскому генералу Свинареву, организовавшему преступный бизнес по торговле человеческими органами, изымаемыми на Грозненском фильтрационном пункте. Так было и в Чечне, куда Илья вскоре вернулся со своим боевым товарищем Сергеем Лазаревым; нанятые бывшим офицером «конторы», расчетливым и умным негодяем, друзья искали сбитый в начале войны вертолет с грузом фальшивых денег и печатных клише. Так было и в небольшом украинском городке Чернигове, куда бывший сержант ВДВ отправился на выручку младшего брала Лехи, против своей воли ставшего наркокурьером…

Что и говорить — потерь у Ильи было куда больше, чем приобретений. И, что печальней всего, терять приходилось самых дорогих и близких. Погиб при загадочных обстоятельствах чеченец Ваха Алхузаров, помогший Корнилову в борьбе с ментовским генералом. В высокогорном селении на юге Чечни нашел свою могилу Сергей Лазарев. А младший брат Леха вот уже полгода покоился под высоким земляным холмиком на городском кладбище. Алеша стал жертвой мести украинских наркобаронов…

Еще в Чечне к Илье намертво прилипла кликуха Дембель. Впрочем, Корнилов и не возражал: Дембель так Дембель, ничего зазорного в этом нет. Заслуженный дембель Российской армии — это не только неуставные аксельбанты на ладно подшитой панбархатом «парадке», хрустящие хромом офицерские сапоги, заточенная в лезвие пряжка ремня, щегольски выгнутая кокарда, цветной альбом со специфическими фотографиями и традиционные драки с патрулями комендатуры и мусорами. Дембель — это звучит гордо; это — особое состояние души, когда кажется, что новая, невоенная жизнь будет сплошь спокойной, радужной и безоблачной, что весь мир теперь принадлежит одному тебе, когда думаешь, что все, оставленное на «гражданке», с нетерпением ждет твоего появления…

Правда, теперь послеармейский пыл Дембеля несколько поостыл. Да и где тут, в забытой богом провинции, развернуться молодому крепкому парню? Главная забота — старикам-родителям помочь да самому как-нибудь прожить. Природа не обделила Дембеля умом, остротой мышления, но жизнь востребовала лишь его физическую силу. Три раза в неделю Илья, кооперируясь с местными мужиками во временную бригаду, ходил на станцию Сортировочная разгружать товарные вагоны. Платили, конечно, не много, но этих денег было достаточно не только для того, чтобы ни от кого не зависеть и посильно помогать родителям, но и устраивать иногда посиделки с приятелями и отцом — вроде теперешней.