Кицунэ - Белянин Андрей Страница 5

…Когда я вернулся домой, то сначала отпер дверь ключом, а потом с порога выложил открытку из кармана на табурет в прихожей. Ничего не произошло. Я повесил плащ, прошёл на кухню, разобрал пакет, а когда вернулся в комнату, то кицунэ уже сидела на диване в моей рубашке на голое тело, поджав под себя босые ножки. Её моряцкой одежды рядом не было, из ванной комнаты слышался звук плещущейся воды.

– Отдала бесам в стирку, – не поднимая на меня глаз, пояснила девушка, вокруг неё на диване лежали три или четыре моих блокнота для рисования, – а ты неплохо справляешься, хоть пока и не мастер. У-ум… – она повела носиком, – ты купил мне чай? Хороший хозяин, добрый хозяин, заботится о своей жизни. Скажи, много ли серебра дают за твою работу?

– Сторожу платят по минимуму, тем более что я работаю через сутки. А за рисунки… пока не очень. То есть от слова «вообще».

– Это потому, что ты рисуешь всякую ерунду, – безмятежно потянувшись, заявила она, – вот смотри: цветы, ваза, подоконник – зачем это?

– Это натюрморт.

– Кому нужны непонятные цветы на чужом подоконнике? Или вот эта девушка, она кто?

Я отобрал у неё блокнот с портретом моей бывшей.

– Ага, ты покраснел, Альёша-сан! Наверняка она задела твоё сердце. Но разве, рисуя, ты не видишь душу человека? Неужели по её надменному взгляду и причудливым тонким бровям непонятно, что эта женщина презирает тебя?

– Хватит.

– Презирает, смеётся, не уважает, не ценит, не любит, – пустилась загибать пальцы бесцеремонная лиса, поигрывая хвостом. – Зачем такую стерву рисовать?

В тот же миг она ловко бросилась вперёд, неуловимым движением выхватив у меня блокнот, и торжествующе разорвала четыре портрета моей прошлой девушки в клочья, которыми она и обсыпала меня с ног до головы, приплясывая на диване и хохоча как сумасшедшая. Моя белая рубашка с длинными рукавами, доходившими ей до колен, только усиливала впечатление, что дом начинает превращаться в психушку…

– Даже не думай трогать чай, я сама!

Мне оставалось в очередной раз удивиться её способности читать простые мысли.

– И не пялься на мою грудь, я вроде бы застегнула все пуговицы до воротника?

Все, молча вздохнул я, однако рубашка так соблазнительно натягивалась там, где надо, и создавала глубокие тени там, где следовало, поэтому не пялиться было совершенно невозможно. Я попытался взять себя в руки. Нет, не в этом смысле, чтоб тебя, принцесса Лея с витыми бубликами!

– Тебе надо успокоиться, расслабиться, прийти в себя. – Стоило мне опуститься на стул, как Мияко оказалась сзади, и её сильные пальчики стали уверенно массировать мне плечи. – Не надо так переживать из-за прошлого, ты всё равно его не догонишь и не вернёшь. Когда ты поднимаешься на священную гору Фудзи, то любая её песчинка под твоей ногой так же священна. Но стоит ли на пути к вершине бежать вниз за каждым камешком, упавшим из-под твоего каблука?

Я не знал, что ей ответить. Хотя, конечно, во многом она права, но мои рисунки всё равно не стоило рвать. Потому что…

– Обычно мы, кицунэ, используем такой момент, чтобы сломать человеку шею, – нежно раздалось у меня над ухом. – Зазнавшийся самурай, хвастливый купец, глупый учёный, похотливый богач – все они считают себя хозяевами жизни. А на самом-то деле… щас… угу… ещё чуть-чуть!..

Я обернулся. Пыхтящая Мияко-сан изо всех сил пыталась сомкнуть руки на моём горле.

– Не получается?

– Нет, – раздражённо фыркнула она, – пойду готовить чай.

– Тебе помочь?

– Что ты понимаешь в чайной церемонии, глупый северный варвар?! Ваш народ ставит на стол самовары, пироги, варенье, сахар и мёд, полностью убивая истинную сущность чая, чьи зелёные листья отражают свет глаз самой богини Инари!

– То есть отойти и не мешать? – Я подумал, что очень кстати забыл в кармане шоколадку.

– Варвар начинает умнеть.

Шум воды в ванной комнате прекратился. Из-за двери высунулся взмокший бес в хлопьях мыльной пены, увидел разбросанные по полу клочки бумаги, всхлипнул и поплёлся за веником. Ещё двое вышли, держа в лапках таз с выстиранной одеждой моей гостьи, направляясь на балкон, там натянуты верёвки для сушки белья. Похоже, теперь эта троица будет всё делать по дому, а мама так настаивала на покупке стиральной машины и пылесоса. Зачем? Есть же домашние бесы.

Я собрал блокноты с дивана, вернув их на рабочий стол. Здесь также царил непривычный мне порядок: все карандаши аккуратно заточены и разложены по своим местам, кисти отмыты, стоят ворсом вверх в своей банке, листы бумаги и картона лежат отдельными пачками, рассортированные по размеру и плотности, тушь, акварель, гелиевые ручки, перья, фломастеры – если вдруг появится желание рисовать, всё под рукой.

Твори в своё удовольствие! И только настоящие художники знают, что если в мастерской исчезает так называемый творческий беспорядок, то и само искусство мгновенно уходит прочь. Вспомните хотя бы, в каких условиях жил Ван-Гог, а как он творил…

– Свежезаваренный чай для моего господина!

– Слушай, раз уж мы намерены, – я принял из нежных ручек кицунэ кружку горячего зелёного чая, источающего невероятный аромат, – раз уж ты намерена здесь остановиться на какое-то время…

– Меня подарили тебе, Альёша-сан, и ты принял подарок, – чуть сощурившись, напомнила она, с чарующей улыбкой грозя мне пальчиком, – я буду с тобой до самой твоей смерти, а это так долго! Наверняка ты хочешь умереть от старости, да? Но это же ох как не скоро. Быть может, если я очень-очень-очень попрошу, ты согласишься умереть немножечко пораньше? Например, завтра! Ми-ми-ми…

– Ты всё время хочешь меня убить?

– Когда как, иногда больше, иногда меньше. Но да, всё время.

– И что мне делать?

– Не знаю, – подумав, отмахнулась Мияко-сан, – сиди, пей чай!

Она сама вновь вернулась на диван, залезла на него с ногами и своей чашкой. Пила она неторопливо, отхлёбывая маленькими глотками, каждый раз блаженно выдыхая через нос и щурясь от удовольствия. Я смотрел на неё сквозь пары зелёного чая и никак не мог понять, почему я, взрослый и вменяемый человек, так легко верю больной сине-зелёноглазой девочке-блондинке со сложной генетической мутацией какого-то неведомого науке зоологического плана. Да, у неё настоящие лисьи уши и других, человеческих, нет. Как такое возможно, я не знаю, я не учёный.

Также у неё пышный рыжий хвост с кончиком, словно обмакнутым в белую гуашь. И это именно её хвост, естественное продолжение позвоночника, что у нормального человека является атавизмом. Может быть, для окончательного моего успокоения сводить её на рентген?

Хотя ей-то какой в этом интерес? Она ведь и так вполне себе уверена в собственной идентичности. Получается, не в порядке что-то со мной? Излишний скептицизм или уже просто какое-то нездоровое недоверие ко всему на свете, как и отметила проницательная гостья.

Мой смартфон просигналил дважды, две эсэмэски от мамы:

– «Ты не звонишь», «Всё в порядке?».

Проще перезвонить сразу, пока мама не начала волноваться окончательно. Мияко-сан, вскинув бровь, покосилась на меня синим глазом, я приложил палец к губам, призывая её к молчанию. Мама у меня на быстром наборе, одной цифрой. Через четыре гудка она взяла трубку:

– Алёша, ну нельзя же так, ты не звонил вчера, не звонишь сегодня, я волнуюсь.

– Мам, всё в порядке…

– Тяф-тяф!

– Не поняла, что ты сказал? Плохо слышно.

– Мам, я говорю всё в порядке, не переживай! – Мне пришлось демонстративно повысить голос, но весёлую лисичку это не остановило.

– Фыр, фыр! Тяф-тяф-тяфк!

– Сынок, что это было?

– Ничего. – Я ладонью прикрыл динамики от прыгающей вокруг меня кицунэ.

– У тебя дома собака? Алёша, тебе нельзя заводить домашних животных, у тебя аллергия!

– Это телевизор!

– Да что ты мне говоришь, а то я не слышу, как она скулит и бьёт хвостом, – победно заключила мама, переходя на полный трагизма голос, – сынок, ты меня знаешь, я никогда не лезу в твою жизнь. Ты взрослый человек. Просто избавься от этой собаки, пока она щенок!