Мекленбургский дьявол - Оченков Иван Валерьевич Страница 5

– Как твое имя? – резко спросил я его по-немецки.

– Капитан Дину Мургулец к вашим услугам, – неожиданно ответил он мне на вполне понятном русинском.

– Ты – валах?

– Так, ваше величество.

– Насколько велик ваш отряд?

– Был большой, пока не понесли потери. Турки старались ставить нас на самые опасные места. Осталось мало. Всего две сотни.

– А немцев?

– Здоровых столько же, – с горечью отозвался Бенце. – Из шести сотен уцелела едва треть.

– А кто еще есть?

– Сейчас трудно сказать, – пожал плечами немец. – В войске Ибрагим-паши хватало арнаутов, набранных среди албанцев, греков, сербов и босняков, но еще больше имелось райя или, как у вас их называют, «посошной рати» из кафинских греков и армян. И если многих воинов мы потеряли, то большинство простолюдинов живы и здоровы.

– Ваше величество, – продолжил Мургулец, – мы давно живем под властью султана и исправно служим ему, хотя, конечно, у нас нет причин любить османов. Вы победили и вольны расправиться с нами, поскольку считаете изменниками веры. Не буду спорить с вашим величеством, это глупо, да и бесполезно. Но я готов заплатить выкуп за своих людей… равно как и за всех христиан, угодивших к вам в плен.

Последние слова вызвали всеобщее удивление, и все присутствующие обернулись к капитану.

– Ты настолько богат?

– Я – нет. Но вот султан Осман – да.

– Он заплатит за тебя?

– Государь, позволено ли мне будет подойти к вам ближе, ибо то, что я желаю сказать, не предназначено для чужих ушей.

– Ты меня интригуешь, – усмехнулся я и, поднявшись с кресла, подошел к валаху.

– Перед самым появлением вашего войска Ибрагим-паша получил жалованье для янычар и топчи и, разумеется, не стал его выплачивать.

– Почему «разумеется»?

– Он намеревался пойти еще на один штурм, – охотно пояснил капитан Мургулец. – После боя число получателей обычно уменьшается.

– Эту страну погубит коррупция, – усмехнулся я. – О какой сумме, по-твоему, идет речь?

– Султан Осман прислал сюда почти шесть тысяч янычар. Жалованье им во время войны минимум шесть акче в день. Поскольку платится оно раз в три месяца, то это не меньше трех с половиной миллионов. Ведь янычары не единственные, кому следует платить жалованье.

– Но ты уверен, что серебро в лагере?

– По крайней мере, большая его часть. И я знаю, где именно.

– Хм. Среди прочей моей добычи?

– Совершенно верно, ваше величество, – слабо улыбнулся капитан. – Но не в казне. Вам, вероятно, не хотелось бы, чтобы ее первыми нашли казаки?

– Пожалуй, это так. Скажи, капитан, я не слишком хорошо осведомлен о делах в вашем отечестве, но мне кажется, что ты принадлежишь к одному из знатных тамошних родов?

– Вы напрасно принижаете свои знания, государь. Это действительно так, я из старинного боярского рода.

– Хочешь поступить вместе со своими людьми ко мне на службу?

– С большой охотой!

– А ты, Бенце? – повернулся я к трансильванцу.

– Для нас было бы честью служить такому славному государю, как вы!

– И я, с вашего позволения, желал бы, – заикаясь от волнения, заявил швед.

– Тебя еще не повесили? – картинно удивился я, но видя, как переменилось его лицо, не смог удержаться от усмешки. – Коли так, беру и тебя тоже. Но с одним условием.

– Все что угодно!

– Впредь постарайся тщательней следить за своим языком. Господа, с этой минуты вы все приняты на русскую службу! Я ценю краткое слово и быстрое дело и не терплю предательства и нерадения! А паче всего – трусости на поле боя и глупости среди начальствующих! Помните это. Сейчас временно поступаете в распоряжение полковника Панина. Все приказы его исполнять, как мои. Все понятно? Тогда можете идти.

Еще короче вышел разговор с греками и армянами – крымскими «черными мужиками» – кафинцами и поморянами (жителями южного побережья). Сразу обозначил, что отпускать их не собираюсь. Пусть работают на строительстве крепости, а потом поселю их в этих местах по берегам Азовского моря.

Старшина греков, седобородый крепкий дядька лет пятидесяти осмелился возразить:

– Как же нам без семей?

– Это самое простое. Скоро всех сюда доставлю. И семьи, и имущество прямиком из Кафы!

А спустя еще час, когда новость о предстоящем походе со скоростью степного пожара разлетелась по войску, в каюту заглянул новоявленный орденоносец и герой Федор Панин.

– Государь, дело срочное к тебе.

– А, кавалер, заходи! Что случилось?

– Разбирались по твоему приказу с пленными, и среди них «черные» мужики из местных указали на воинов из Тамани, Керчи, Кафы.

– Так, с этого момента поподробней. Продолжай!

– Ну, что… Я их тут же забрал, допросил. Все правдой оказалось. Поведали мне басурмане, что паша для похода большую часть и без того малых сил с тех крепостей увел. Выходит, там сейчас и воинов почти нет, одни сторожа на воротах. Вот я и подумал. Если мне каторгу взять, охотников своих янычарами обрядить и самому в турецкий наряд одеться да пойти сначала к Тамани, а потом и прочие навестить места. Глядишь…

– Задумал ты хорошо, одна беда – ни бельмеса на турецком и татарском не знаешь.

– То не беда, возьму с собой арнаутов и валахов, те ловко по-турски балакают. Ты ведь их на службу поверстал и мне подчинил, так я уже с ними стыкнулся и к делу приставил. Вояки крепкие и толковые. Бился с ними на стенах, знаю не понаслышке. А чтобы никакого обмана не было, толмача буду при себе держать! Нам всего и надо будет ворота взять, а там уж сигнал дадим, и вы поспешите на выручку! А если верно, что воинов почти и нет в крепостицах, то и своими силами управимся!

– Стало быть, не хочешь в Азове сидеть? И капитаном надумал стать?

– На все воля твоя, государь. Только за пленными ты уж лучше кого иного приставь следить.

– Будь по-твоему. Готовься тогда. Завтра с утра выходим в море.

Глава 2

Победный пир устроили на берегу. Сколотили столы, лавки, для меня притащили кресло, посуду набрали из турецких трофеев. В еде никакого недостатка не сыскалось. Всего и много. Рыба, мясо, овощи, хлеб и, конечно, вино. Но в этот раз я заранее упредил всех, чтобы знали меру – завтра в поход! Начало мероприятия назначил на вечер, когда уходит самая томительная жара и веет легкой прохладцей с моря. Прежде чем рассесться по местам, собрал всех причастных и виновных в круг. Сам же, сидя на походном троне под сенью знамен, махнул рукой, давая знак начинать. Раздалась барабанная дробь, громко запели трубы. И наступила тишина.

– Сегодня у нас великий день, – начал я свою речь. – Мы одолели сильного и опасного врага, забрали его город, корабли и пушки. Причем он был сильнее и многочисленнее. И пусть до окончательной победы пока еще далеко, всем теперь видно, что и непобедимых доселе османов можно бить, ибо Господь на нашей стороне. Но только при одном условии: если все мы будем заодно и ни словом, ни делом, ни помышлением не покривим друг против друга и боевого товарищества!

Последние слова мои прервали восторженные крики всех присутствующих. Начальные люди стрельцов, немецкие офицеры, казачьи предводители вскочили со своих мест и, потрясая наполненными кубками, дружно закричали:

– Виват!

– Многая лета!

Немного подождав, пока стихнут славословия, я сделал знак, и мне поднесли чару, из которой я на глазах у всех пригубил содержимое. Вообще-то, обычно я в таких случаях, чтобы не терять ясности мысли, вовсе не употребляю хмельное. Но вода в Азове не очень хороша, и одному богу известно, какую заразу можно подцепить, если ее не обеззараживать или хотя бы кипятить. Так что легкое сухое вино наше все.

После этого вперед выступил подьячий и, развернув свиток, стал зачитывать фамилии или прозвища отличившихся.

– Донской атаман Исай Мартемьянов жалуется кафтаном с царского плеча и серебряным кубком! – начал он.

В ответ все ахнули. Кафтан или шуба с царского плеча – честь огромная! Не всякий боярский род может похвастаться, что имел такую награду, а тут простой казак. Можно сказать, шпынь[6], а вот поди ж ты!