Юрий Мокшин - Узники смерти Страница 50

Чем дальше Корнеев и Зотов раскручивали заговор, тем больше убеждались в том, что Андропов обречен. И дело было не в слабости и в общем-то плачевном ходе расследования, а в самой атмосфере "верхнего эшелона", просто физически отторгающей андроповские реформы. Юрий Владимирович опоздал на 20 лет, а это немалый срок для формации вершителей. Но Корнеев и Зотов были не только офицерами, принявшими присягу на верность, но и действительно людьми чести, имеющими обостренное чувство долга. А потому они продолжали работать с удвоенной энергией. Было выявлено два телефонных аппарата, где уже успели установить "Фантомы". Были тщательно проверены личные вещи и предметы: первой необходимости Генсека. И опять же из всего этого огромного количества вещей обнаружили несколько предметов с распыленным на них "Немо". По заключению специалистов сила воздействия была слишком мала, чтобы причинить вред в столь короткий промежуток времени. Скорее всего, заговорщики побоялись ставить усиленный слой, руководствуясь принципом — лучше медленно, но верно, чем быстро и рискованно. Тем не менее воздействия начались, подталкивая Юрия Владимировича все ближе к гробовой доске.

Также было проведено поголовное медицинское обследование обслуживающего персонала и охраны, во время которого негласно проверяли на "второе сознание". В итоге выявили еще двух зомби, которые так же, как и Каширина, отдыхали в свое время в ялтинском санатории.

Сложность таких операций заключалась в том, что чисто внешне зомби ничем не отличаются от обычных людей. Ни окружающие, ни сами биороботы не подозревали о том, что они фактически уже не являются людьми, что стоит неизвестному подать сигнал, и они превратятся в послушные, бездумные машины, способные выполнять любой приказ.

Но и "бездумность" их была исключительно целенаправленной. Освобожденные от каких-либо душевных терзаний, совести, долга, чести, обычной человеческой доброты, взаимовыручки, да и просто страха, присущего всем живым, зомби переводил свои знания, опыт и умение на выполнение приказа. Тем самым многократно увеличивался эффект действия зомби. Если же учесть и самоликвидацию программы, или самоликвидацию самого зомби, то цены им в проведении секретных операций: вообще не было.

Партийное руководство страны, давая добро на исследования в данной области, вряд ли полностью отдавало себе отчет в том, что в конечном итоге само может стать жертвой. Может быть, Вершители и понимали, что психотронное оружие является одним из самых неконтролируемых вооружений, но то ли их самоуверенность в собственной неуязвимости, личные амбиции, а скорое всего, постоянный межведомственный контроль, успокоил "великих отцов". КГБ доносил на ГРУ, ГРУ на КГБ, МВД на них обоих и наоборот. Короче, пока холопы дерутся — паны толстеют. Но психотронное оружие оказалось не просто средством массового уничтожения или порабощения. Когда в Политбюро начали это понимать, было уже поздновато. Конечно же, скандал был грандиозный. Волна приказов и распоряжений покатилась сверху вниз, как цунами, поглощая все и всех в свой водоворот. Низы, как всегда отреагировали молниеносно и по-своему. Вверх полетели рапорты о проделанной колоссальной работе, написанные в лучших традициях брежневских приписок и маразма. В итоге, сложив все отчеты вместе, получилось, что половина населения нашей страны уже зомби и подлежит ликвидации.

Но, исходя из все тех же лучших традиций, на гильотине оказались лишь мелкие сошки: исполнители, низшие чиновники или офицеры, одураченные, подкупленные или запуганные шантажом. Акулы, как всегда, продолжали плавать, ходя кругами вокруг своей жертвы.

Несмотря на вселенский переполох, ураган не выходил за стены Кремля и не беспокоил родной народ и мировую общественность. Опять же в лучших традициях все делалось тихо и по возможности без лишнего шума. Вершители были напуганы и разгневаны, но не настолько, чтобы окончательно потерять голову.

Группе Корнеева приходилось действовать крайне осторожно. Даже по меркам КГБ операция была слишком засекречена, а ведь Комитет действовал втайне не только от окружающих, но и от самого себя. Некоторую помощь в расследовании оказал и перехваченный на границе груз с ураном. Раскручивая эту цепочку, группа Корнеева вышла на высокопоставленных чиновников ВПК. Все нити к руководству заговорщиков тянулись через академика Боровикова. Но тот неожиданно заболел и умер под скальпелем хирурга, а группа Корнеева осталась с носом.

23

Внизу, в ущелье, блестела тонкая змейка реки. Над головой свисали неприступные, раскаленные от дневной жары скалы. Дорога петляла вдоль реки, в точности повторяя ее изгибы. Кругом ни деревца, ни кустика, только камни, песок, и может быть, душманы, притаившиеся за любым бугорком, в любой расщелине. Беспощадное солнце стояло в зените, и пыль от грузовиков не могла заслонить его и лишь увеличивала тошнотворное удушье.

Капитан Долгов смотрел на этот проклятый марсианский пейзаж и чувствовал, как тает в нем последнее желание жить. Внутренний голос неумолимо говорил, что это его последняя ходка в Афган.

Из-за нелепого обвинения остатки своего отпуска капитан провел в КПЗ ГРУ. После нудного разбирательства и оправдательного приговора его направили на прежнее место службы, и теперь он трясся в БТРе взвода сопровождения в качестве бесплатного пассажира.

Караван состоял из трех БТРов, одного БМП, двенадцати грузовиков и одного заправщика. Еще на границе Долгов успел выяснить, что ничего секретного или стратегически важного в грузовиках не было. Продовольствие, медикаменты, запчасти для автобатов.

Тренированные глаза капитана привычно скользили по скалам, высматривая случайный блеск ствола автомата на солнце или быструю, как молния, тень душмана. За годы службы это дошло до автоматизма и работало сейчас скорее на подсознательном уровне. Сам же Долгов думал о доме, о стариках-родителях, о дочери и даже о жене, сбежавшей от него год назад к какому-то торгашу. Несмотря на предательство, он любил ее так же сильно, как и ненавидел, и знал, что простит, если она вернется обратно…

Передние БМП и БТР, как всегда, загорелись внезапно, примешав к реву двигателей оглушительные взрывы, а к дорожной пыли — клубы черного дыма и огонь. Тут же сверху раздались автоматные и ружейные выстрелы, поливая караван свинцовым дождем. БМП открыл ответный огонь, но вторая ракета добила его окончательно. Оставшиеся БТРы оказались блокированы беспомощными грузовиками и не могли вести прицельную стрельбу. С гор полетели канаты, и душманы, как мартышки, заскользили вниз на дорогу. Через минуту загорелся второй БТР и наконец последний, замыкающий колонну, в котором находился Долгов.

Капитан выскочил из горящей машины, поливая на ходу из автомата. Он был опытным волком и сразу понял, что на караван напали не простые бандиты из местного населения, а профессионалы. Караван был обречен и люди, охранявшие и ведущие его, тоже. Все это чувствовали, и каждый сражался до последнего вздоха с остервенением еще живого, но уже покойника.

Долгов увидел направленный на него автомат, но было уже поздно. Время остановилось и, казалось, капитан увидел даже пули, вылетающие из ствола. Очередь прошила ему плечо и оторвала левое ухо.

"Ну все, наконец-то…" — пронеслось в голове Долгова и он потерял сознание…

…Капитан очнулся внезапно, резко дернувшись и заскрежетав от боли зубами. Слегка приоткрыв глаза, он увидел, как душманы грузят ящики с запчастями для автобатов на лошадей. Некоторые из бандитов добивали раненых или делали контрольные выстрелы в голову убитым, на всякий случай. Смерть в который раз приблизилась к капитану, и в эту минуту он вдруг ощутил страстное желание жить. Оглядевшись, Долгов увидел перевернутый МАЗ и вывалившиеся на дорогу мешки с песком или с крупой. Превозмогая жгучую боль в плече, он незаметно дополз до машины и перевалился через кучу мешков. В небольшую щель капитан видел, как душманы прешли мимо него и добили бьющегося в конвульсиях молодого паренька, совсем еще пацана, видимо, только призванного и делавшего свою первую и последнюю ходку в эту проклятую страну. Боже, как он ненавидел ее!

Вернувшись в Москву, Зотов связался с Еленой Николаевной. Женщина умоляла его разрешить ей приехать к любимому, говорила, что умрет от тоски. Майор, который тоже смертельно тосковал по Бортник, не выдержал и дал согласие на ее возвращение в столицу. Если женщина чего-то захочет, она обязательно этого добьется.

Пятнадцатого августа, помня угрозу Кудановой и соблюдая все меры предосторожности, Елена Николаевна переехала в Москву на квартиру Зотова. К этому времени она слегка изменила свою внешность, насколько это было возможно в домашних ленинградских условиях. Но ее красота все равно была слишком приметна, что беспокоило и Зотова, и Корнеева. Поэтому женщине приходилось, в основном, сидеть дома, а если и выезжать, то исключительно на машине.