Сергей Анисимов - Кома Страница 52

– Да не пугайтесь вы, девушки! Чего такого-то? А вы с лечебного?

– Нет, мы со стомата.

Это сказала уже Соня. Ей, видимо, тоже не хотелось молчать, когда подруга общается.

Стандартным ответом на подобную вводную было произнесение какой-нибудь университетской прибаутки про стоматологов, вроде «Лучше килькой быть в томате…». На такое не обижались, но делать этого он всё же не стал.

Продолжая трепаться, они все вместе неторопливо пошли в сторону сквера с памятником. Обеим, похоже, надо было всё же на общественный транспорт, – это было в значительной степени удивительным. Николай спрашивал про их учёбу, – просто, легкомысленно. Девушки отвечали, обмениваясь с ним нормальными, не напряжёнными улыбками. Тяжёлый день был закончен, поэтому почему бы и не поболтать, если разговор хорошо ложится под шаги по сырой вытертой земле. «А что, у вас на 3-м курсе какие-то свои циклы начинаются? Ну, сами увидите, – ничего такого страшного в этом нет». Нормальный разговор студентов с чуть более старшим, чем они человеком, каким Николай являлся.

Он высказался о том, что по его разумению терапия – это наука наук и краеугольный камень медицины, выслушал их мнение. Слово «терапевт» всё же не было ругательным для тех, кто понимал. В терапевты шли вовсе не только те, кому не хватало денег оплатить интернатуру и ординатуру по «дорогим» специальностям, терапия требовала особого склада характера.

– Вы извините меня, девушки, – сказал Николай останавливаясь у проёма ворот, выводящих на Льва Толстого, с их давно снятыми створками. – Мне очень хочется пойти с вами дальше, но меня ещё несколько больных ждёт ближе к вечеру. Это часа ещё на три работы.

Обе посмотрели спокойно и хорошо. За такой взгляд нормальный парень готов забыть о какой-то там работе, но врачи никогда не считались нормальными. Свои должны были это понимать.

– Знаете, если я вас завтра не увижу, я рискую потерять остатки сна. И я, между прочим, серьёзно.

Сказал он это, вроде бы, обоим, но смотрел при этом только на одну Соню. Та опустила глаза. Девушка оказалась неожиданно скромная, не похожая на любительниц рискованных личных приключений. С такой было бы жалко расставаться, если бы всё было на самом деле.

Николай вздохнул.

– Соня, ты извини, я надеюсь, что ничего обидного не сказал. Я… смогу увидеть тебя завтра?

Он сам прикрыл глаза, дожидаясь ответа. «Пожалуйста», – сказал он про себя, и, снова посмотрев на неё, произнёс то же самое и вслух, как мог более тихо.

– Э-ээ… Я пойду?

Зина была девочкой умной, и явно хорошей. Она почти наверняка была бы отличной подругой для кого угодно. Но не в этот раз. «Извини».

– Подожди, я сейчас.

Соня посмотрела на него внимательно и испытующе, решая. Николай встретил её взгляд так, как делал это всегда в подобных ситуациях: «Я достоин». Здоровому, нормально ориентированному, и одинокому парню в 25 лет нечего стесняться желания познакомиться с девушкой, лицо которой способно его тронуть.

– Да, – наконец сказала она. – Если ты не шутишь.

– Я не шучу.

Одновременно с этой фразой Николай задавил другую, пытающуюся начать произноситься слово за словом у него в голове: «Какая же ты, Колька, сволочь. Такую девочку обижать…». Задавить эти слова в самом начале, не дав им оформиться целиком было сейчас важным, без скидок на то, насколько это глупо выглядело бы для стороннего психоаналитика. Иначе, как ему показалось, Соня почувствовала бы.

– Тогда завтра. На большом перерыве, у столовой, ладно?

Он подумал. Да, в это время никаких особых задач перед ним не стояло, кроме рутинных, вполне переносимых на то время, когда у Сони кончится перерыв. Именно это он и сказал, отчаянно держась за интонации, чтобы не вызвать никакого даже смутного укола «что-то не так». «В десять в субботу у Лобова наконец-то выбитое Свердловой изотопное исследование на рентгенологии, – вот это важно. А я – одинокий и достаточно хорошо воспитанный молодой доктор, и не слишком смело гляжу на понравившуюся мне девушку. Я хочу думать о том, что у нас что-то может получиться».

Соня вежливо попрощалась, снова улыбнувшись, и он, наконец, улыбнулся сам. Остаток дня у Николая прошёл под знаком того, что он сделал. С одной стороны, была гадливость от того, что он так много врал людям, с другой – знакомство и общение с девушкой, а тем более с обеими, оказалось для него неожиданно приятным и естественным. Соня действительно была симпатичной и, похоже, достаточно близкой к нему духовно. Явно хорошая была девочка: фигура не как у Софии Арден, голос не как у Софьи Хмелевской, характер – наверняка не как у Софьи Перовской. И так далее по всем знаменитым Софиям и Софьям: от Ковалевской до Головкиной. Уже начав свою «вечернюю смену», и массируя спину тихонько покряхтывающей от ощущений радикулитницы, Николай внутренне посмеялся таким сравнениям. Если при всём при этом девочка по чертам характера и внешности будет находиться где-то между всеми этими Софьями, то это будет просто здорово. С ней, наверное, действительно приятно будет общаться. Жаль, что всё это ненадолго и не по-настоящему.

Второй массаж, потом третий. Как обычно при виде больного Петрова, то есть Дмитрия Ивановича, у Николая возникло чувство не то неудобства, не то раздражения. Странно, учитывая, что при первом знакомстве «шифоньер» ему понравился. В голове будто зудела какая-то мысль, и уже не первый раз. По правому боку больного тянулся длинный белый шрамик, уползающий под резинку трусов. Чуть ближе к позвоночнику, и его можно было бы расценить как след от доступа к почечной ножке – так называемый разрез Израэля. Больше никаких примет на его коже не обнаруживалось, и даже родинок было значительно меньше того, что он привык видеть. Отмассировав больного в полную силу и постепенно успокоившись, Николай забрал деньги, вежливо поблагодарил, и быстро проделал все те уборочные манипуляции, которые должен был делать каждый раз, чтобы оставить за собой чистый кабинет для утренней работы штатной массажистки. Та относилась к нему достаточно ровно, не считая, к его счастью, что молодой врач способен обделить её работой. В конце концов, многие больные предпочитали именно её. Но тем не менее, при этом было вполне ясно, что застоявшегося за ночь запаха пота в кабинете и пары волосков на клеёнке ей будет достаточно, чтобы по крайней мере поднять вопрос: а по какому собственно праву «левый» человек халтурит у них на отделении?

В отличие от нескольких предшествовавших дней, сегодняшний был на редкость удачным. Всего-то в сутках 24 часа, а столько всего разного в них помещается, если не сидеть «на попе ровно». Полностью закончив с уборкой, посмотрев на часы, и решив, что больше сегодня делать нечего, Николай тяжело задумался, где бы сегодня переночевать. Злость на то, что какие-то непонятные причины не дают ему нормально жить не была новой. С другой стороны, ему действительно надо было изредка где-то мыться и переодеваться в чистое. Да и просто, хотелось для разнообразия поужинать по-человечески, дома, с родителями. Стоит ли это того? Не получится ли так, как получилось у Вдовых? Ответов на эти вопросы у него не было и быть не могло, и это само по себе было плохо. Предположив, что время ответит на этот вопрос само, и понимая, что очередная ночёвка на отделении ничем ему не поможет, Николай всё-таки решил выйти наружу, – по крайней мере съездить в работающую до восьми Публичную Библиотеку, – отксерокопировать, наконец, копию заказанной Амаспюром статьи. Последнее, что он успел сделать на отделении, это зайти к мадам Петровой и ещё одной из своих «непростых» больных, посмотреть на них ещё раз. То, что случилось с Екатериной Егоровной тем вечером, когда он ушёл с отделения слишком торопливо, Николай запомнил на всю жизнь. Он надеялся, что второго урока ему не потребуется.

Удачный день продолжился до такой степени, что в «Публичку» он успел вовремя, и молодая библиотекарь нужного отдела, похожая в своих очках на рыбку гуппи, принесла ему заказанный журнал буквально через 10 минут. Непонятно по какой причине, но соответствующие номеру тома и выпуска числа засели у Николая в голове ещё с того вечера, когда он готовился дома к назначенному себе на следующий день общению с Рэмом Владимировичем. С состоявшимся тогда же рассказом про токсический шок у молодых женщин во время и после месячных. Это позволило ему не тратить время, роясь в картотеке или стоя в очереди к подключенному к Интернету компьютеру. Ну, вот и ещё одним делом меньше. День был действительно здорово наполненным, и его концу усталость прочно засела и в костях, и в мыслях.

Статья оказалась достаточно длинная, на 15 страниц, и её ксерокопирование по расценкам «Публички» обошлось в достаточно заметную для него сумму. После массажей шанс отдать отцу хотя бы часть денег всё ещё имелся, но с этим Николай предпочитал пока не торопиться – кто знает, что с ним может случиться дальше. Крепко подумав ещё раз, он всё же сел на метро и поехал в сторону дома. Случившийся с ним на этой же ветке с неделю назад непонятный приступ клаустрофобии не повторился, и до «Петроградской» он доехал без приключений и даже с относительным комфортом, прижавшись спиной к одной из отграничивающих сиденье от автоматической входной двери металлических дуг. Выйдя наверх, он, неожиданно для самого себя сделал кое-что забавное, – то есть дойдя до ближайшего от метро «карточного» телефона-автомата, позвонил домой, и после обычных приветов, сказал озабоченной маме, что опять очень занят, и ночевать дома не будет и сегодня тоже. После этого он направился именно домой, – пешком, внимательно глядя по сторонам.