Андрей Кокотюха - Охота на маршала Страница 54

От Винера требовался обоснованный ответ: уничтожено ли его оборудование огнем или нет. Густав не мог объяснить самому себе, почему оба раза сказал правду. Мог бы соврать, еще готовя экспертное заключение в первый раз. Однако признал, что ничего не сгорело. И теперь, кажется, понял зачем.

Если груз все-таки отыщут, он опять сможет контролировать процесс. И постарается загнать дальнейшие работы в тупик. А вот если груз попадет в другие руки… Об этом лучше не думать.

Непосредственно розыском занимались местные службы. Руководил подполковник Коваль, производивший на Винера однозначное впечатление умного фанатика, каких доводилось встречать в рядах гестапо и СС. Пока все вокруг жило в виде броуновского движения, Лужин с Густавом занимали ожидание хоть какого-то результата игрой в шахматы. Они уедут с грузом, который в конце концов отыщут, – либо с доказательствами того, что ящики со всем содержимым уничтожены, потеряны безвозвратно.

Нужна определенность. Стало быть, надо набраться терпения и ждать.

После обеда, организованного в привокзальной столовой, которую предварительно закрыли для посторонних, Коваль разместил их с куратором в по-спартански обставленной комнате какого-то пристанционного здания. Сам устроился по соседству, предложив поспать. Никто не возражал, с предыдущего вечера все были на ногах. Густав при этом тяготился бездельем, слабо понимая, что происходит вокруг, – русского языка так и не выучил, не говоря уже об украинском. Проснулись в сумерках, Коваль через некоторое время ушел на станцию, где был ближайший телефон и можно обустроить что-то вроде командного пункта.

Из трех партий куратор выиграл все. Густав каждый раз изображал горечь поражения, а в голове между тем упорно вертелось: они ничего не должны найти, они потеряли след, они хватают невиновных, они в отчаянии. Это значит – груз вполне прогнозировано покинет город и окрестности.

Плохо ли это? Винер уже так не думал. Разобраться в его бумагах не у каждого выйдет. Тем более не всякий поймет, как наладить оборудование и, что самое главное, – промышленное производство. Получается, уж лучше пусть Коваль делает ошибку за ошибкой: каждая отдаляет его, Лужина, а также их высшее руководство от владения опасным, как оказалось, детищем Винера.

С этим мыслями Густав уверенно проиграл куратору четвертую партию.

– Вы сегодня не в ударе, – заметил Лужин. – Вчера днем я уж было засомневался в своих способностях. Раздолбали меня, как шведа под Полтавой.

– Не понял?

– А, ладно, наша история, – отмахнулся Лужин. – Надоело, признайтесь, а?

– Вы о шахматах?

– Нет, Винер. Я не о шахматах.

– А… Знаете, да, утомляет бездействие.

– Согласен. Вас, конечно, наши профессиональные дела касаться не должны. Ничего вы в них и так не поймете. Только мне сдается – тут вмешивается некая третья сила.

– Вы о… – Густав вскинул к потолку глаза, многозначительно поднял указательный палец.

– Что? О чем? Нет, вы что… Я член партии, Бога не бывает. Зато есть что-то другое, Винер. И в этом, не смейтесь, полностью отсутствуют логика и здравый смысл. Случайность порождает случайность. Череда случайностей создает хаос, карточный домик сыплется. Вам так не кажется?

– Мы обсуждали это. – Густав уклонился от прямого ответа.

– Верно, – вздохнул Лужин. – Потому, увы, ничего не остается. Будем и дальше толочь воду в ступе да ждать очередных случайных совпадений. В шахматы играть. Реванш?

– Непременно. – Винер проговорил это с деланным азартом. – Только отдохну немного. Надо воздухом подышать. Здесь стены, по-моему, прокурены намертво. И, – тут его смущенная улыбка вышла искренней, – природа зовет.

– Ага, валяйте. Я пока на станцию схожу. Вдруг у Коваля новости есть. Ну, даже если нету… Отсутствие новостей тоже новости, верно, Винер?

Густав кивнул. Накинул пальто, вышел, не застегиваясь, без головного убора. Лужин, наоборот, одевался строго по форме, что придавало майору дополнительную серьезность. Вышли друг за другом. В темноте у выхода, освещенного слабенькой лампочкой, разошлись. Лужин зашагал в сторону вокзала, Винер – за угол здания, к дощатой, наспех сколоченной уборной.

Стояла тишина. Здесь, рядом с крупной узловой станцией, это было непривычно. Даже днем, сквозь сон, который держал крепко, Густав то и дело слышал мерный перестук вагонных колес, легкую дрожь, когда по колеям проносились составы, паровозные гудки. Видимо, и тут выпадали редкие моменты, когда вечер обретает покой, изначально назначенный этому времени суток самой природой.

Рассуждая так, Винер неспешно завершил свои дела в темном, тесноватом, пропитанном едким запахом хлорки сортире. Подтянув и застегнув штаны, скинул крючок, толкнул ногой дверь, вышел. Даже пристанционная пыль, оседавшая во влажном мартовском воздухе, после хлорных миазмов казалась свежим воздухом.

Странно, рассудил Густав. На носу апрель. У него дома весна приходила раньше. Тут же пронзительный март, похоже, не думал сдавать позиции. И все-таки это – первая весна после войны.

Больше он ни о чем подумать не успел.

Крепкая, ловкая рука резко схватила его сзади за шиворот. Точный удар подбил ноги под коленями. Крикнуть Винер не смог: что-то пережало горло, широкая ладонь плотно закрыла рот.

А затем кто-то невидимый и очень сильный потащил его подальше, в темноту.

– Не задуши его.

– Мне что, впервой фрицев крутить?

Однако Борщевский и сам смекнул – надо ослабить хватку. Чуть разжал локоть, пережимающий горло немцу, убрал ладонь. Тот жадно вдохнул, со свистом выдохнул, взмахнул рукой, явно собираясь что-то сказать. Предупреждая любые его намерения, Соболь быстро сказал по-немецки:

– Тихо. Молчи, или убьем. Понимаешь?

Немец дернул головой, что означало утвердительный кивок.

– Пусти, – велел Павел.

Борщевский разжал руку. Немец, не устояв на ногах, присел, закашлялся, но тут же сам прижал ладонь ко рту, снова несколько раз кинув, спросил тихо:

– Я не буду кричать. Вы кто?

– Неважно. Другое важно. Смотри сюда. – Соболь указал рукой на друга. – Этот большой Иван очень хорошо умеет сворачивать немцам головы. Он вообще научился управляться с вашим братом. Так что лучше не пробовать…

– Прекратите! – Немец заговорил громким шепотом и, судя по тону, уже пришел в себя. – Хватит меня запугивать! Раз этот ваш Иван не убил немца на месте, значит, не такой уже он и страшный. Вы соображаете, что творите?

– Нет, – ответил Соболь. – Хотя этот же вопрос, только при совсем других обстоятельствах, нам уже сегодня задавали. Зовут тебя как? А то немец, немец…

– Винер. Густав Винер. Между прочим, не все немцы – фашисты. И я как раз жертва…

– Знаем мы все и о немцах, и о фашистах, и даже о жертвах, – отмахнулся Павел. – Мы тут уже больше часа караулим, когда тебе приспичит.

– Да? А если бы не…

– Но тебе ж приспичило, Густав.

На самом деле ни Соболь, ни Борщевский понятия не имели, как действовать, не выйди Винер в уборную. Правда, он все равно вышел бы рано или поздно. Только время и без того работало против них. И кроме того, Павел начал уставать от ожидания, чего не замечал за собой на фронте.

Хотелось действия.

А еще – ему понравилось захватывать в плен офицеров государственной безопасности. После нескольких месяцев тесного общения с ними в тюрьме Соболь чувствовал себя гончей, спущенной с поводка. И уже отдавал себе отчет: открыл на каждого из них свою личную охоту. Чем бы это ни грозило, какими бы ни были последствия.

– Вы очень рискуете.

– Факт, – подтвердил Павел.

– Что там у вас? – занервничал Борщевский, не понимавший по-немецки.

– Пока ничего. Густав Винер его звать, – ответил Соболь.

– Ага, очень ценная информация. Ты его за груз спрашивай!

– Все будет. – Павел снова перешел на немецкий. – Майор Лужин с тобой вышел, так?

– Да, это так.

– Куда пошел?

– На станцию. Телефон там. И Коваль, это…

– Не надо про Коваля, – резко прервал Соболь. – Мы все о нем знаем. Как долго Лужин пробудет там?

– Не знаю.

– Полчаса есть у нас?

– Для чего?

– Винер, я задал вопрос!

– Думаю… да, есть. А то и час. Хотя мало ли… Но минут тридцать – наверняка. А чего вы хотите?

– От тебя зависит, как уложимся. Быстро, коротко и ясно – что было в третьем вагоне?

Винер опешил.

– Почему… почему в третьем?

– Ладно. Иначе спрошу. Оборудование. Оно пропало. Его ищут Коваль и Лужин. Из-за того, что оно куда-то делось, наш фронтовой друг Дмитрий Гонта арестован. Мы знаем, где можно найти оборудование…

– Знаете?

Выкрик Винера получился таким неожиданно громким, что Борщевскому снова пришлось хватать немца, сильно прижимать к себе, закрывать ему рот. Но теперь Густав попытался вырваться, замычал, принялся активно жестикулировать, и Соболь сказал: