Олег Алякринский - Клятва на верность Страница 56

— Да что ты несешь, Варяг! — недовольно рявкнул с дальнего края стола Паша Сибирский. — У меня в Красноярске под крышей местные отделения СБС-Агро уже стоят!

— Я же толкую! — в голосе Варяга зазвучали стальные нотки. — Крышевать — дело прошлое. Теперь надо не крышевать банки, а самим их открывать, самим ими владеть! И то же самое надо сделать и в Восточной Европе. А впоследствии — и в Западной.

— Ну и на какого хрена? — уже поспокойнее брякнул Паша.

— А на такого, что мы через свои банки сможем крутить миллионами… не рублей, а баксов, сможем легально прокручивать крупные сделки! Я не исключаю, что настанет день, когда крупнейшие банки мира перейдут под наш контроль. А это уже другая экономика! Это тебе, Паша, не у банкира Смоленского от жопы отщипывать жирные куски, а самому диктовать банковскую политику в какой-нибудь Бельгии!

Воры невольно рассмеялись, даже Паша залыбился во всю пасть. Ну, подумал Медведь, вроде лед тронулся, и с усмешкой поглядел на Варяга.

— Так, ну с этим понятно, — нетерпеливо сказал Граф. — Но ты не сказал, что надо нам сделать, чтобы пробиться в эту твою Европу?

— Граф, она не моя, а, надеюсь, будет наша. А как пробиться? Ну что ж, есть кое-какие наметки. По моему заданию некоторое время назад на территорию Западной Европы была переброшена группа чистильщиков. В задание группы входило уничтожение восьми крупнейших мафиозных донов Италии. Семь донов уже приказали долго жить. Возможно, уже и восьмой. Последнее время мы пока не можем связаться с ними. Сейчас там начнется хаос. Мы должны воспользоваться неразберихой и быстро занять свою нишу. Для начала достаточно просто закрепиться. Казино, наркотики, девочки на улицах… Потом перейдем в настоящее наступление. И это будет только началом. Повторяю: нам надо легализовать свою деятельность. Эпоха мелкого криминалитета прошла. Мы должны быть не просто занозой в заднице у власти, мы должны поставить перед собой задачу стать самой этой властью. Прежде всего надо сколотить собственную политическую партию. Прежняя власть — спасибо ей — создала нам сторонников среди миллионов сидельцев ГУЛАГа. Они, конечно, не воры, не урки, но и с ними работать можно. Да и нынешняя впасть недалеко ушла: наверху остались те же самые. Мы должны пройти в парламент, потом провести своих людей в правительство, создать группы лоббирования наших интересов во внутренней и внешней политике. Все знают, что там, где урки, там закон и порядок. Лишь кумы всех мастей творят беззаконие и бардак. — Увидев, что последние слова вызвали у слушателей явную скуку, Варяг закруглился.

Но сидящих за столом захватила его эмоциональная речь. Забыл о поминках даже Медведь. Хотя ему это было труднее всего: боль продолжала грызть правый бок. Наконец кто-то звякнул вилкой. Кто-то лихо опрокинул рюмку в рот. Зашевелились, стали переглядываться.

— Сладко поешь, — одобрительно кивнул Граф. — Я вижу, сам ты здорово перестроился. Братва! — обратился он к сидящим рядом. — Да ведь от него за версту фраером тянет. Такие речи мы и по ящику каждый день теперь слушаем. Что ему наши интересы, если он стал нам чужой!

— Подожди, Граф, — вмешался Ангел.

— Нет, Ангел, — осадил друга Варяг. — Братве нужны доказательства моей преданности воровскому делу. Ну так смотрите. Мне изменили внешность, перекроили лицо, дали новую биографию — все у меня теперь новое. Кроме одного: я так и не решился свести одну-единственную наколку. Наколку законника. И все эти годы она мне грудь грела. Вор всегда остается вором, будь он даже депутатом парламента, будь он даже членом или главой правительства. И если теперь кто скажет, что я перестал быть вором, тот будет иметь дело лично со мной.

— А мне вот не нравится твой прикид, Варяг, — недовольно буркнул Федул. — Че ты сюда галстук нацепил? Не знал, что ли, куда идешь?

Все прятали ухмылки. Патологическую ненависть Федула к галстукам знали все. Его замечание как-то разрядило обстановку. Один Варяг остался серьезен.

— Ты, Федул, не прав. Нам тоже пора привыкать к смокингам и галстукам. Если надо, мы сможем и фрак носить не хуже, чем парижские аристократы. Мы просто обязаны переродиться — стать бизнесменами, банкирами, политиками…

— А все же я против, — заупрямился Граф. — По-моему Варяг сильно… переродился. Почему бы ему не пойти еще дальше и не начать заниматься собственными интересами в обход сходняка?

— А я вот за Варяга, — вмешался Федул. — Я о нем много и раньше слышал, и всегда только хорошее. Если бы было что плохое, ему бы припомнили. А так — базарили только хорошее. Раньше он был самым молодым законником России. Теперь — первый среди нас доктор наук. — Он хохотнул. — Чего нам еще? Он, я уверен, потянет.

Последним высказался Лис. Самый осторожный, самый хитрый среди всех, он осторожно взвешивал все «за» и «против». Тем более что мнения законников за столом разделились почти поровну. Получалось, что решающее слово оказалось за ним, Лисом. Если бы решался не такой важный вопрос, он, может быть, увильнул бы, как обычно, от ответа. Но не сейчас. Решился.

— И я за Варяга. Тем более что я сам тут недавно поездил по Европе — на Кипре был, в Греции, в Италии… Хорошо там. Сытно живут, богато. И лохов и фраеров до хренищи. Прав Варяг, и впрямь пора Европу окучивать. А кто лучше всех знает, как за нее взяться? Да вот он, Варяг. Так чего нам сомневаться. А устроит нам кидалово, так и мы не лыком шиты. Знаем, где его найти… Сход и не таким давал окорот. И в Америке от большого сходняка не спрячется.

Последнее было правдой. Воры одобрительно зашумели. Выбор Варяга смотрящим по России ничем сходняку не грозил, а вот выгоды были налицо. А «дать по ушам», лишить воровского звания — это всегда нетрудно. Любой вор тысячу раз подумает, прежде чем сделает что-либо неугодное сходу.

Варяг правильно понял общую реакцию.

— Уверяю вас, люди, никто не пожалеет!

— Ну и лады, — подытожил довольный Медведь. — Голосовать не станем — мы же не на съезде. Но решение будем считать принятым — Владислав Геннадьевич Щербатов по кличке Варяг отныне вместо меня стал смотрящим России.

Владислав, попрощавшись с каждым и с Георгием Ивановичем отдельно, вышел на крыльцо.

Он был счастлив, он достиг в жизни вершины.

Выше было лишь небо!

Глава 35

Медведь умер.

Как чувствовал, собирая последний сходняк, что жить ему осталось совсем немного. На следующий день резко сдал, — возможно, действие лекарств закончилось, а может быть, как раз все оставшиеся силы израсходовал, — так или иначе, больше уже не вставал. Лежал в постели, время от времени нажимая кнопку звонка. Тогда приходил Алик и уже безропотно выдавал ему очередную рюмку водки. Теперь сторожиться было нечего, теперь все понимали: лишняя рюмка не играла больше никакой роли.

А за неделю до смерти Медведь отказался и от водки. Есть он перестал еще раньше, так что, когда воры подняли на плечи его гроб, само тело уже ничего не весило, — несли словно бы одну домовину.

Как и завещал Георгий Иванович, выбрали для него крохотное кладбище в подмосковном поселке Троицкое. Туда все и двинулись. Моросил мелкий дождь. Кавалькада автомобилей растянулась на добрый километр. Приехать проводить в последний путь старейшего законника прибыли гости со всех концов бывшего СССР. Лица у всех были печальны, угрюмы, большинство не укрывались под зонтами, и нельзя было разобрать, что на лицах: небесная влага или скупые мужские слезы.

Хорошие, чинные были похороны, Медведь остался бы доволен.

Могилу вырыли на холме, в окружении сосен, и видна была сквозь деревья протекавшая внизу речушка, — прекрасное выбрали место. Батюшка из местной церквушки, ошеломленный щедрыми подношениями и приездом стольких важных персон, длинно читал молитву, потом Варяг первым бросил горсть земли, а когда обернулся, приметил высокого мужчину в плаще за кустами сирени. Ветки закрывали лицо, но статная фигура и знакомый светлый плащ, с которым Егор Сергеевич, кажется, не расставался ни летом ни зимой, не оставляли сомнений. Правда, Варяг все же усомнился, ибо уж больно удивительно было бы появление на похоронах старого вора известного академика, отвлекся, а когда вновь повернулся, там никого уже не было. И он решил, что ошибся. И сразу забыл об этом странном происшествии, ибо мысли его занимали другие заботы — тяжкие…

Тяжело было у него на душе не только от смерти патриарха. Сразу после схода, провозгласившего его смотрящим по России, Варяг несколько дней привыкал к своему новому положению: шутка ли сказать — к твоему слову готовы прислушаться люди по всей необъятной стране, готовы выполнить любой твой приказ, даже касающийся жизни и смерти! Ну а через некоторое время, когда жизнь потихоньку стала возвращаться в нормальное русло, Владислав вдруг осознал то, что раньше, при жизни Медведя, тщательно от себя скрывал.