Виктор Степанычев - Отель «Ambassador» Страница 56

При первом посещении Никитина, когда он спускался по лестнице на первый этаж, автоматически, а, возможно, уже предчувствуя, что ему придется еще раз вернуться сюда, причем незваным гостем, подробно и профессионально запечатлел в памяти картину запасного выхода в деталях. Вот сейчас он еще раз вытащил из памяти и просканировал отдельные элементы: дверь металлическая, крашеная, без каких-либо признаков сигнализации; замок один, с виду простой, засовы и щеколды отсутствуют; короткая лестница поднимается на боковую освещаемую площадку первого этажа.

Пора было действовать. Стараясь не брякать, он вытащил из кармана набор отмычек, которыми обзавелся с помощью Дануны. Он помнил осуждающий взгляд секьюрити. В его глазах читалось: с виду приличный белый, друг самого Мамба-Шаку, а пользуется воровским инструментом. Вадим не стал вдаваться в подробности, а просто сказал, что отмычки ему нужны не для плохого дела. По той же графе проходили маска с прорезями для глаз и рта, тонкие нитяные перчатки и еще кое-какие нужные для дела вещицы. Надев маску и перчатки, он еще раз осмотрелся по сторонам, глубоко вздохнул и двинулся вперед.

Бесшумно скользнув к углу здания, Веклемишев на секунду застыл, прислушиваясь. Кругом было тихо, если не считать далекого глухого шума машин и звона цикад. Еще несколько шагов, и он у двери.

Одна отмычка… вторая… Не подходят. А эта, фигурная?… Зашла в паз… Осторожно крутим… Так, с трудом, но движется. А если подать чуть в сторону? Нажать… Нет, хуже пошла. Возвращаем в исходное и пытаемся провернуть до конца. Лишь бы стержень выдержал и не сломался. Полный оборот, щелчок…

Вадим потянул дверь на себя, но она не открылась. Видимо, замок был закрыт на два оборота.

Повторить… Идет полегче… Второй щелчок. Стоп!

Веклемишев почувствовал, что створка двери стала свободной.

Однако открывать ее он не спешил. Еще раз прислушался к шумам снаружи, изнутри… Все тихо. Оттянул дверь сантиметров на пять и опять замер. Петли не заскрипели, сигнализация, если таковая скрытая имеется, не заревела. Еще с минуту Вадим выжидал. Когда окончательно убедился, что его возня у запасного выхода никому не интересна, распахнул створку и шагнул через порог внутрь.

Он аккуратно, не захлопывая, прикрыл за собой дверь и бесшумно скользнул на площадку первого этажа. Пригнувшись, выглянул в коридор. Из вестибюля доносился негромкий звук работающего телевизора. Охранника с занятой позиции Вадим не высмотрел, его стол был расположен вне поля видимости.

Но это Веклемишева не волновало, главное, ночной страж не собирался поднимать тревоги.

Взбежав на второй этаж, он, как и внизу, осторожно выглянул из-за косяка. Коридор был пуст, но одна дверь, третья слева, была открыта и из нее вырывался яркий на фоне общего дежурного освещения сноп света. Вадим прислушался, и до его ушей донеслось едва различимое женское пение. Точнее, кто-то негромко и мелодично мурлыкал нечто задорное себе под нос. А вот звякнул металл о стекло… Не надо было быть слишком догадливым, чтобы понять, что данные шумы, вероятнее всего, исходят от жизнедеятельности дежурной медсестры.

Это открытие несколько усложняло дело, однако не настолько, чтобы сорвать задуманное. Интересующая Веклемишева палата располагалась в центральной части коридора, и ему сейчас требовалось незамеченным пробраться мимо открытой двери дежурки. Можно, конечно, нейтрализовать на время мурлыкающий веселую песенку объект, но это было крайне нежелательно.

Подойдя на цыпочках к дежурной комнате, Вадим аккуратно, с противоположной стороны коридора, чтобы увеличить сектор обзора и по возможности остаться в тени, заглянул внутрь помещения. На сердце, можно сказать, стало совсем легко, как от песни веселой: нейтрализовать никого не требовалось, объект в кремовом халате стоял к нему спиной у стеклянного шкафчика и что-то в него укладывал. В ту же секунду Веклемишев бесшумно пересек освещенную полосу и через несколько мгновений уже стоял у дверей палаты, к которой так стремился.

Он медленно потянул вниз ручку, пока не почувствовал, что язычок замка освободился из паза. Вадим сначала осторожно, а потом почти рывком потянул на себя створку двери и стремительно шагнул, почти впрыгнул, в палату. Дверь неслышно закрылась, и тонкий свет миниатюрного фонарика разрезал полумрак помещения.

Спящий Гарольд Никитин никак не отреагировал на появление постороннего в палате. Обоняние Веклемишева уловило резкий запах спиртного. «Болезный» явно не придерживался больничного режима, о чем свидетельствовала наполовину опорожненная бутылка виски «White horse», стоящая на тумбочке в изголовье кровати. Оценив обстановку, Вадим остался довольным. Доза употребленного Никитиным спиртного, по его мнению, была правильная, заморского «уиски» выжрано в плепорцию, как говаривал первый российский император. То есть клиент расслаблен, но не настолько пьян, чтобы у него напрочь отшибло память, а также потерялись рефлексы самосохранения.

Из коллекции полезных вещей, предоставленных Вадиму секьюрити Дануной, самой полезной в нынешней ситуации виделась катушка скотча. Активного сопротивления Веклемишев не предполагал по нескольким причинам. Во-первых, оклеенный датчиками обнаженный торс Никитина, наглядно представленный Вадиму при первом посещении клиники, не являл образца атлетического совершенства, а скорее наоборот – показывал, что происходит с телом при старении и отсутствии должных физических нагрузок. А также достаточную долю уверенности Веклемишеву придавали выкушанные Гарольдом полбутылки «Белой лошади». Память такая доза спиртного сильно не расстроит, а вот на реакцию повлияет самым отвратительным образом.

От размышлений Вадим перешел к делу, с которым знаком был не понаслышке. Не более чем за минуту он «упаковал» Никитина и подготовил к транспортировке. Обмотанные скотчем запястья были прикручены к телу, а рот заклеен. Ноги клиенту Веклемишев оставил свободными, а для порядка, когда Гарольд попытался достать мучителя подъемом по ребрам, коротким точечным ударом в бедро заставил его замычать от боли. Мышцу на короткое мгновение парализовало, и нога упала на постель. Она тут же отошла, но довольно сильная боль, правда, не мешающая передвижению, осталась напоминанием, что с Никитиным церемониться не собираются и ему стоит вести себя более разумно.

– Еще дернешься, сломаю шею, – доверительно по-английски сообщил Гарольду Веклемишев и легонько нажал на болевую точку над ключицей. – Если понял, кивни.

Подскочив на кровати от резкой боли, Никитин активно закивал, со страхом вглядываясь в темную маску.

– Сейчас мы уходим. Не пытайся привлечь к себе внимание. Охранник тебя не услышит, а с медсестрой я как-нибудь справлюсь. А после тебя накажу… сурово. Понял? Кивни.

Очередное болтание головой подтвердило, что клиент созрел для транспортировки. Беседовать с Никитиным в палате было не совсем разумно. Вряд ли разговор выйдет коротким и легким, да и придя в себя в знакомой обстановке, Гарольд мог повести себя неразумно: закричать, позвать на помощь.

А вот в незнакомом месте, да особенно если в условиях антисанитарии, язык развязывается куда как быстрее…

Веклемишев рывком поднял Никитина на ноги и, подхватив за ворот шелковой пижамы, толкнул к двери.

– Вести себя тихо, передвигаться на цыпочках, – сурово проинструктировал пленника Вадим и жестко ткнул в спину горлышком прихваченной бутылки виски. – Иначе пуля успокоит…

Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул в полутемный коридор. Обстановка там почти не изменилась. Медсестра по-прежнему негромко напевала себе под нос что-то веселое, но уже не брякала металлом о стекло, а лишь шуршала бумагой.

Вадим подхватил Никитина под локоть и едва не поволок пленника, с трудом переставляющего ватные ноги, к выходу. Он не стал останавливаться перед комнатой медсестры и на скорости преодолел освещенный участок. Женщина стояла у стола вполоборота к открытой двери и заворачивала что-то в бумагу. Возможно, она уловила периферийным зрением движение в коридоре, потому что пение и шуршание бумаги прекратились. Однако, когда Вадим с Никитиным достигли лестничной площадки, процесс заворачивания и мелодичное мурлыканье возобновились.

А далее все было просто и споро: лестница, запасная дверь и марш-бросок по лужайке к ожидающему их такси. Бежали медленно, и Никитин часто спотыкался, потому что при выходе из клиники Веклемишев снял с себя и нахлобучил ему на голову маску, развернув прорези для глаз и рта на затылок.

То, что ему придется открыться перед бывшим подполковником, сомнений не являло, а вот Джонни и Дануну Гарольду лицезреть никакого резона не было.

Глава 13. Разговор по душам

Таксист Джонни с лета ухватил идею и в мелочах выполнил просьбу Веклемишева отвезти их туда, где нет людей, где потемнее, погрязнее и пострашнее. В дополнение к вышеперечисленным пожеланиям добавилась еще и ужасная вонь. Джонни доставил их в глухое, покинутое людьми поселение в паре десятков километров от города, где когда-то жила его бабушка. Полуразваленный хлев, в котором, по словам таксиста, бабуля держала пару козочек, по ощущениям Вадима долгие годы являлся пристанищем многочисленного стада вонючих козлов, в полной мере подходил для беседы с Никитиным. Хорошо, хоть козий навоз был сухим и не хлюпал под ногами, а только зловеще хрустел, навевая невеселые мысли о бренности всего живого.