Сергей Москвин - Активная мишень Страница 57

Меня он не винил. Но и без его упреков у меня внутри все перевернулось от досады и недовольства самим собой. А Углов уже обернулся к взрывотехникам:

– Терентьев, разобрались с орудием?!

Майор Терентьев, забравшийся зачем-то на минометный лафет, спрыгнул на землю и подошел к генералу. На его лице сияла довольная улыбка. Хоть он по-настоящему доволен.

– То самое орудие, Владимир Сергеевич, – продолжая улыбаться, объявил Терентьев. – Причем заряженное и полностью подготовленное к новому выстрелу. Снаряд в казеннике. Как мы и предполагали, это управляемая реактивная мина «Смельчак».

– Так оно что же, в любой момент может выстрелить?! – опешил я.

– Уже нет. Я открыл затвор, – еще шире улыбнулся Терентьев и как ни в чем не бывало продолжал: – В стволе свежий нагар. Да и запах гари ощущается без всяких приборов. Так что выстрел по атомной станции был произведен именно из этого миномета. Нет никаких сомнений.

Пока он докладывал, к нам со стороны опушки приблизился майор Мокрушин и остановился чуть в стороне, дожидаясь своей очереди. Углов давно уже заметил его, но прежде выслушал до конца доклад старшего взрывотехников и только после этого повернулся к Мокрушину:

– Что у вас?

– У опушки свежие, не более суточной давности, следы нескольких автомобилей, – начал Мокрушин. Тоже мне, ценное наблюдение. Эти следы я заметил, еще когда выезжал на луг. – Наиболее часто встречаются следы крупнотоннажного грузовика, скорее всего, «КамАЗа». Причем рискну предположить, что «КамАЗов» было два. Первый, на котором террористы, очевидно, привезли миномет и снаряды, почти сразу уехал. А второй загоняли вон в тот подлесок, – вытянутой рукой Мокрушин показал на небольшой участок лесополосы, острым клином врезавшийся в луг. – Вместе с грузовиком туда же заезжала еще одна машина. Мы нашли четкий отпечаток ее протектора, к сожалению, только один, но с явно выраженными следами индивидуального износа. Судя по ширине отпечатка и рисунку, это какой-то джип, – закончил Мокрушин.

– Джип? – переспросил Углов. – А не могла это быть «Нива» капитана Овчинникова?

Вот именно! Но стоило мне так подумать, как я тут же вспомнил, что не заезжал в указанный Мокрушиным подлесок. Но он и без моей помощи привел аргумент в защиту своего мнения:

– Мы сравнили отпечаток с рисунком протектора «Нивы». Его оставила другая машина. Думаю, след принадлежит какому-то импортному внедорожнику.

– Значит, два «КамАЗа» и импортный внедорожник, – подвел итог Углов.

– Грузовик для перевозки орудия и автокран для его установки и заряжания, – уточнил присутствовавший при разговоре Терентьев.

На последнее замечание генерал не ответил, лишь молча кивнул и объявил:

– Я возвращаюсь в Обнинск. Свяжусь с армейцами, чтобы разрядили и забрали отсюда свое орудие. Вам пока придется остаться здесь и охранять миномет до прибытия армейцев. При необходимости связь по рации. Вопросы?

– Товарищ генерал, я оставил Сверкунова и Воронина на их участках и сейчас не могу с ними связаться, – признался я Углову. – Слишком большое расстояние для оперативно-боевой рации. Разрешите мне съездить и забрать их?

– Езжай, – распорядился Углов.

Мне не терпелось сообщить Сверчку и Ворону, что угрожающий атомной станции миномет обнаружен и отбит у террористов. И если бы я мог связаться с ними по рации, то уже давно это сделал бы. Но, по моим прикидкам, нас разделяло километров пять, а на таком расстоянии наши боевые рации стали бесполезными.

Получив разрешение командира отправиться за своими парнями, я поспешил к оставленной у опушки «Ниве». Но не сделал и нескольких шагов, как сзади протяжно пискнула чужая рация, и я услышал ответ генерала:

– Слушаю, Углов.

Обернувшись, я увидел, как Углов прижал к уху свой спецкоммуникатор. А еще через секунду его лицо исказила гримаса настоящей боли, и он в ярости – клянусь, в его глазах бушевала натуральная ярость – воскликнул:

– Что?!

Терентьев, Мокрушин и я так и застыли на своих местах. А командир еще несколько секунд молча слушал своего собеседника, потом произнес единственное:

– Я понял, – и, не выключая свою персональную радиостанцию, повернулся к нам. —Только что Рубеи вновь звонил в дежурную службу МЧС и заявил, что в его распоряжении находится еще несколько минометов, нацеленных на Обнинскую АЭС. А сообщив об этом, объявил о сокращении срока ультиматума до двенадцати часов дня.

Я машинально взглянул на часы. До полудня оставалось три часа двадцать шесть минут.

40. СБРОШЕННЫЕ МАСКИ

Дежурная часть МЧС, 16 августа, 08.30

В операционном зале стояло радостное оживление. Полковнику Бондареву было приятно смотреть, как операторы и прочие сотрудники дежурной службы, уже взрослые мужчины и женщины, восторженно переговариваясь друг с другом, радуются, как дети. Они не замолкали с того момента, как Бондарев, получив сообщение Углова, объявил в операционном зале о том, что угроза взрыва ядерного реактора Обнинской АЭС миновала. Он не стал сообщать им подробности, рассказывая, кто и как отбил у террористов нацеленное на атомную станцию орудие, просто сообщил, что опасности больше нет. Бондарев и не предполагал, что его сообщение произведет такой эффект. Женщины-операторы вскочили со своих мест. Кто-то начал аплодировать, его тут же поддержали, и уже через несколько секунд весь операционный зал дрожал от грохота оваций. На шум прибежали люди из соседних помещений, которые, узнав о случившемся, тоже начинали аплодировать. Несколько наиболее расчувствовавшихся женщин горячо расцеловали Бондарева, а ответственный дежурный долго жал полковнику руку. Не остались без поздравлений и сотрудники оперативно-технического отдела. Они, никогда прежде не встречавшиеся с проявлениями такой бурной благодарности, смущенно отвечали на рукопожатия, объятия и поцелуи. Спустя несколько минут после сообщения Уг-лова в дежурную часть позвонил министр МЧС и, пригласив к аппарату Бондарева, тоже долго поздравлял его. Удивительно, но даже во время звонка министра стоящий в операционном зале шум не смолк ни на секунду. И начальник дежурной смены, который по своей должности обязан поддерживать порядок в операционном зале, даже не пытался как-то успокоить своих сотрудников. Все эти люди целую ночь и все утро провели в напряженном ожидании и страхе. Как никто другой они представляли себе масштабы возможной трагедии. И вынести давление страха оказалось очень тяжело. Бондарев сам видел трясущиеся пальцы женщин и стоящие в их глазах слезы, видел, как осунулось за ночь лицо ответственного дежурного, вскакивающего со своего места при каждом новом звонке. Им всем нужна была разрядка. Смеясь и восторженно переговариваясь, они избавлялись и от страха, и от груза огромной ответственности, внезапно обрушившегося на них со звонком террориста.

За многоголосьем разговоров Бондарев не услышал нового звонка, зато он мгновенно вычленил из всей массы восторженных, радостных лиц разом побледневшее лицо женщины, принявшей вызов. Не вставая со своего места, оператор обернулась к нему и, приоткрыв рот в немом крике, указала рукой на собственные наушники. Но и без всяких слов он понял, что означает ее реакция, и распорядился:

– Переключите на мой терминал.

И после этих слов, сказанных совсем негромким голосом, царившее в операционном зале веселье резко оборвалось. Все без исключения повернулись к «вымпеловцу». И на выделенное ему место оператора полковник Бондарев прошел в полной тишине. Усевшись за терминал, он решительно надел на голову телефонные наушники, подвинул ко рту соединенный с ними микрофон и, опередив террориста, грозно спросил:

– Это опять вы, Рубеи? Что собираетесь сообщить на этот раз?

В ответ из наушников донеслось лишь слабое шипение. Откровенное обращение не на шутку испугало террориста. Ему потребовалось не менее десяти секунд, чтобы вновь овладеть собой. Наконец Бондарев услышал в наушниках уже не измененный с помощью модулятора, а реальный голос исламского террориста:

– Узнал-таки меня, полковник Бондарев. Тем лучше. Значит, будем говорить в открытую. Ты, конечно, знаешь, что я не стал бы звонить, чтобы впустую грозить мщением за смерть моих людей. И я не буду этого делать. Не стану и поздравлять тебя с захватом моего первого орудия. Это наверняка уже сделали твои генералы. Я только скажу тебе, Бондарев, а ты передай вашим генералам, министрам и президенту, чтобы они не строили напрасных иллюзий, у меня несколько таких минометов, расположенных в укромных местах вокруг вашей АЭС! И все они заряжены точно такими же реактивными снарядами. Так что я могу разнести атомную станцию вместе с ее реактором в любой момент! Ты даже не представляешь, Бондарев, как мне этого хочется. Но я все-таки пересилю себя и не сделаю этого, если до двенадцати часов по московскому времени ваш Центробанк переведет на мои счета известную вам сумму. Считайте сокращение отпущенного срока моей высочайшей оценкой ваших способностей, проявленных при отыскании моего миномета. Не тратьте понапрасну время и силы на поиски остальных орудий. Всех их вам все равно не найти. К тому же это довольно опасно. Я приказал моим людям стрелять по атомной станции, если их будут атаковать. Лучше употребите свои замечательные способности на сбор выкупа. Только так вы сможете спасти свою страну от тотального радиоактивного заражения. Я был с тобой откровенен, Бондарев. Цени это.