Вячеслав Денисов - Наживка для крокодила Страница 6

Глава 3

Всякое преступление оставляет финансовый след. В этом я уверен, как в истинности Первого Закона Ньютона. А еще я считаю, что французы были правы, утверждая: «Ищите женщину». В этот день я в очередной раз получил подтверждение этой нехитрой истине. Но как связана пока не установленная Ольга с убийством Тена? Хороший вопрос. Над его разрешением я бился, стоя у входа в подъезд Чернорожина. Какой-то негодяй поставил на подъезд металлические двери, затруднив вход всем, кто не имеет ключа. И везло же мне в этот день на наркоманские квартиры! Но вход в подъезд – это не дверь Гуцалова, ее ломать не станешь по вполне понятным соображениям. Вот поэтому я стоял как дурак и мерз. Поздняя осень в Кабардинске выдалась на редкость жестокой…

Еще и время было такое, что все, кто должен был уйти на работу, уже ушли, а работавшие в ночную смену – уже вернулись. Ненавижу эти «тихие» часы – с десяти до одиннадцати в замкнутые подъезды не попадешь. Трудно сказать, сколько бы я отсвечивал у подъезда, если бы не подъехал, скрежеща на морозе истертыми до беспредела тормозными колодками, «УАЗ». Но синие полосы на бортах и треснувший проблесковый маячок на крыше автомобиля только усилили мое раздражение. По выспавшимся знакомым физиономиям, разглядывающим меня через стекло, я узнал коллег-омоновцев, оперов из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

Для многих непонятно, почему у милиционера может вызвать раздражение вид своих коллег, поэтому я объясню. Коллеги приехали отнять у меня кусок хлеба с намазанным на него маслом. Я не знаю в этом подъезде никого, кроме Вениамина Чернорожина, кто мог бы заинтересовать этих борцов с наркомафией. Вот поэтому я был уверен, как во Втором законе Ньютона, что если эта братва приехала сюда на подобной «неприметной» машине, то в засаду садиться они не намерены. Они сейчас начнут долбить в окна первого этажа с требованием отомкнуть замок на двери подъезда. Они приехали открыто забрать Веню. У них есть конкретная бумажная информация по какому-то факту, а у меня только «стук» Постникова, на который можно наплевать и забыть. Но не только поэтому никто мне не дал бы поговорить с Обмороком. Просто если у подъезда оказался опер Горский, а ночью неподалеку произошло убийство, то у коллег появился шанс раскрыть преступление вместо меня, попутно решив и свои проблемы. Опера могут увезти Чернорожина у меня из-под носа, сделав так, чтобы даже при такой подлости мы остались бы лучшими друзьями. Это только в фильмах менты работают по принципу: «Какая может быть дележка, ведь одно дело делаем!» На самом деле мы, работающие в разных подразделениях, стремимся друг у друга утащить кусок пожирнее. В МВД есть планы, отчеты и постоянные подведения итогов, грозящие лишить многих клиентов премий или «затормозить» очередные звания и должности. А при нашей зарплате и сто рублей за новое звание – деньги. Поэтому сейчас со мной и разговаривать никто не станет, несмотря на то, что я – капитан, а приехали два старших лейтенанта. Оставалась надежда на то, как это ни странно звучит, что Чернорожина нет дома. И было еще одно, что могло обеспечить успех именно мне. Если оба моих «брата» направились бы вверх по лестнице на второй этаж, не оставив никого внизу, то, значит, ловлей Чернорожина они занимались впервые и не знали особенностей задержания этого типа.

Подождав, пока оба скрылись за дверью, замок которой по их требованию открыл какой-то дед в валенках с первого этажа, я удовлетворенно хмыкнул и стал обходить дом.

Все дело в том, что, проживая на втором этаже, Веня укрепил на своей лоджии металлическую решетку. Ее прутья были с палец толщиной, и частоте ячеек мог бы позавидовать даже Владимирский централ. Издали она смотрелась как мышеловка для того, кто находится внутри, поэтому весь милицейский коллектив смело поднимался к Вене. Куда ему деться? Но Веня исчезал из квартиры, как фантом, и даже доблестные парни из службы наружного наблюдения молча разводили руками – Чернорожин минуту назад находился в квартире, а теперь его там нет…

Все было просто, как на уроке рисования. Самый нижний прут решетки возвышался над краем балкона на двадцать сантиметров. С улицы на это никто не мог обратить внимание. Действовал человеческий фактор – есть решетка, сработанная на совесть. Но именно тех двадцати сантиметров хватало Вене, чтобы исчезнуть из поля зрения сотрудников правоохранительных органов. Сознаюсь честно… Чего греха таить! Меня Вениамин так один раз уже «сделал». Правда, в отличие от других, о фокусе с решеткой я догадался уже через минуту после сеанса «телепортации».

Поэтому, когда в щели под решеткой появилась сначала рука, украшенная фиолетовым пауком, а потом коротко стриженная голова, я догадался, что в дверь моего знакомого стучат сильные кулаки с требованием открыть замок и предстать перед лицом правосудия. Видимо, в лицах двух старлеев из ОБМОНа Вениамин Чернорожин правосудие не признавал, так как спрыгнул в неглубокий сугроб под своим балконом и быстро похромал в сторону детского садика. Я вывернул из-за угла и с той же скоростью двинулся за ним. Главное для меня было – поддерживать тишину и постараться подальше отойти от этого места. Иначе кусок хлеба с маслом достанется не мне. Так что, извините. Не я, что называется, начал первым…

Я шел за ним походкой олимпийца и в который раз думал о том, откуда произошла редкая фамилия моего старого знакомого. Всегда, когда я об этом размышлял, мне в голову приходил только один ответ – потомков Обморока привезли из Африки в Европу в трюме корабля лет триста назад. Если так, то род Вени старше моего… А вот и небольшой тупичок в узком проходе между огромными гаражами. Я окликнул Веню весьма доброжелательно, но его ответная реакция была для меня неожиданна. Он развернулся, как змея, которой наступили на хвост, и дико заорал:

– Стой, сука, где стоишь, иначе порежу на хер!.. Мне терять нечего!!!

Это к вопросу о первом пункте дилеммы. Наихудший вариант. Я знал, что у него с головой не все в порядке, а теперь, как выяснилось, ему еще и терять нечего. Он стоял в двух шагах от меня с заточкой в руке, на острие которой играл огонек…

– Веня, брось дурить, – попросил я, сжимая кончиками пальцев замерзшие мочки ушей. – Ты с «пером» в руке – это уже накрутил себе два года. А с пером напротив меня – еще плюс три. Отдай мне игрушку и аккуратно опустись на снег.

– Я пять лет назад уже опустился раз на снег перед тобой!!! Уйди, гад, по-хорошему прошу!.. – Заточка стала выписывать перед моей грудью замысловатые кельтские узоры.

Пистолет я достать уже не успевал. К тому же я лучше дал бы себя проколоть, чем отступил бы хотя бы на шаг назад. Поняв это, Веня решился на «мокрое» дело. Видно, ему на самом деле было нечего терять.

Сделав ложный выпад вправо, Чернорожин перебросил заточку в левую руку. Парень был плохо знаком с техникой ближнего боя. А его правило «номер один» гласит: «Всегда смотри в глаза противника». Веня же смотрел на мою печень под кожаной курткой. Поэтому, когда его лезвие стремительно полетело мне в бок, я сделал шаг вперед и резко ударил Чернорожина замерзшим кулаком в челюсть. Теряя равновесие и сознание, наркоман нелепо попятился назад и рухнул на спину, сильно ударившись головой о металлический гараж.

Подойдя к несостоявшемуся убийце, я выдернул из его руки заточку. Он продолжал сжимать ее, как убитый при атаке прапорщик – знамя полка. Заточка хорошая. Зоновской работы: никелированное четырехгранное лезвие, наборная ручка, упор для пальцев. Ее Вениамин из квартиры захватить не забыл, а вот куртку – не успел.

– Вставай, маленький негодяй, – приказал я. – Теперь в СИЗО можешь смело всем рассказывать, что пытался заколоть Горского. Я подтвержу. После этого тебе, может быть, разрешат спать не у параши, а на шконке.

Через минуту Чернорожин, скованный наручниками, шагал в райотдел, прокладывая мне летними расшнурованными кроссовками путь по снежной целине. Он очень забавно смотрелся в свитере, трико и норковой шапке с отставленными в сторону ушами. «Dura lex, sed lex» – говорили древние римляне. Закон суров, но это закон. Нельзя на мента бросаться с железом. Обморок этого так и не понял. Как и то, что пять лет назад задерживал его не я…

К обеду, когда из канцелярии, весело щебеча, выпорхнули домой Аня Топильская, секретарша начальника, и ожидающие ее два инспектора по «малолеткам», Гольцов закончил свой титанический труд. Он вошел в кабинет с таким видом, словно только что проснулся: взъерошенные волосы, мутные глаза. И лишь бисеринки пота на лбу говорили о том, что Алексей работал, как вол. Именно за это качество я и попросил Обрезанова перевести его с «линии угонов» ко мне, на «линию тяжких».

– Андрей, – начал он, раскладывая на столе какие-то бумаги, испещренные записями, смысл которых был понятен ему одному, – в бегах двое. Один с «общака», из двадцатой колонии, а второй – со «строгача», с «семерки».