Александр Шувалов - Притворщик Страница 6

– Да уж.

– Короче, если ты согласишься, со Степанова снимают все обвинения, он продает свою фирму по реальной стоимости и, желательно, уезжает из города. Ну как, по рукам?

– Нет. С него снимают все обвинения, и ни одна курва его больше не трогает.

– А ты не зарываешься?

– А я вам всем нужен очень, вот и пользуюсь случаем. И потом, я Женьку знаю. Никому он ничего не продаст и никуда не съедет, не тот человек. И еще, как вы узнали обо всем этом?

– Филиал у нас в том регионе и очень неплохая служба информации.

– Сами налаживали?

– Почему сам, Демочкина помнишь? – Демочкин был самым хреновым на моей памяти оперативником, но классным информатором. Когда он ушел с оперативной работы и занялся тем, к чему имел несомненный талант, дела его резко пошли в гору, и он чудом не выбился в генералы. Всегда любил работать с информационными документами его выпечки: кратко, подробно, ничего лишнего и, в то же время, ничего не пропущено.

– Ваш главный знает об этом?

– Нет, за регионы отвечаю лично я.

– Тогда...

– Нет, это не наша подстава.

– Как-то все уж больно интересно сложилось по месту и времени. Я просто хочу сказать, что...

– Стас, я еще не совсем выжил из ума.

– Я просто вас предупредил.

– А я тебя понял. Ну, что скажешь?

– Вы сами знаете ответ.

– Вот и славно, – он достал из кармана трубку и набрал номер. – Работайте. Да, первый вариант, – отключил телефон и вернул его на место. – До обеда выпустят. Сам позвонишь и проверишь.

– Конечно.

Машина нырнула в арку «сталинки» на Добрынинской и затормозила у подъезда.

– Приехали.

Глава 9

В половине одиннадцатого, как было рекомендовано, я был на месте, у скромного двадцатипятиэтажного здания, примыкающего к «золотой версте» Остоженки, огороженного металлическим забором вместе с островком примыкающей территории общей площадью гектаров так с пять.

У перекрывающего въезд внутрь этого великолепия стильного «от кутюр» шлагбаума стоял не менее модный высокий флагшток со знаменем черно-красно-желтого цвета и надписью белыми буквами «Русская сталь» поперек полотнища. По моему глубокому убеждению, на знамени не хватало еще одного слова: «Скромность». Думаю, именно эта мысль непременно возникала у любого при взгляде на сие офисное безумство.

Суровый дядя на проходной в униформе от Дольче и Габбана долго всматривался в мой паспорт, сравнивая фото в нем с оригиналом, потом набрал трехзначный внутренний номер и отрапортовал голосом насморочного робота:

– Прибыл Кондратьев.

А дальше пошел симбиоз ярмарки тщеславия с парадом идиотов. Встретивший меня у входа на территорию «сталеваров» юный и прекрасный, как Дима Билан, пыжащийся от собственной значимости отрок довел меня до бюро пропусков на цокольном этаже, где сдал с рук на руки седовласому мужчине средних лет со взором серийного Штирлица. Тот, еще раз просканировав взглядом мой разнесчастный паспорт, занес данные оттуда в компьютер и несколько минут колдовал над ними, очевидно, сверяя с базой Интерпола. Не углядев в моей скромной персоне явного криминала, он со вздохом сожаления отпасовал меня к двум другим деятелям помоложе, но с той же рентгеновской проницательностью в очах. В течение следующих пятнадцати минут мои данные по новой занесли в компьютер, а меня самого сфотографировали в фас и профиль. Судя по всему, хотели взять для полноты картины анализы и мазок на яйцеглист, но, слава богу, постеснялись. Вышел я от них с прикрепленной к воротнику куртки пластиковой карточкой, украшенной моей фотографией с указанием фамилии, имени (без отчества) и надписью крупными буквами наискосок «Посетитель».

До входа в лифт меня уже провожала симпатичная девчушка в строгом деловом костюме. Она передала меня небесной красоты блондинке в строгой белой блузке и о-о-очень короткой юбочке, открывающей взору невероятной красоты длиннющие ноги и место, из которого они произрастали. В ее компании я вознесся на семнадцатый этаж и проследовал по коридору до другого лифта, где был встречен еще более красивой шатенкой в такой же офисной униформе.

– Здравствуйте, Станислав Александрович, – первая из сопровождающих меня красавиц, нарушив корпоративный обет молчания, ослепительно улыбнулась, сверкнув снежно-белыми зубками, слишком красивыми и ровными, чтобы быть настоящими. – Позвольте проводить вас в приемную Григория Борисовича.

Ну, как ей было отказать, конечно же, позволил.

Я успел побаловать себя чудным кофе с сигареткой и поглазеть на не менее, нежели две предыдущие, прекрасную фею на ресепшне, на сей раз – жгучую брюнетку, прежде чем по интеркому раздался начальственный глас:

– Проводите ко мне Кондратьева. – Именно так, по моему убеждению, отдавал команду великий комбинатор: «Запускайте Берлагу!»

– Слушаюсь, Григорий Борисович, – фея встала и, оказавшись почти на голову выше меня, подошла к двери без таблички, ведущей в кабинет великого и ужасного, и распахнула ее передо мной.

– Проходите, пожалуйста.

И я прошел.

Глава 10

Первым мне бросился в глаза Степаныч, сидящий по правую руку от хозяина кабинета в застегнутом на все пуговицы пиджаке, блеклом галстуке и выражением туповатой исполнительности на гладко выбритом лице. При виде меня он встал, прошел мне навстречу и строго на середине кабинета вежливо, но индифферентно пожал мою ладонь и проводил под светлые очи руководителя.

– Вот, Григорий Борисович, тот самый Станислав, – отчества мне, как видно, не полагалось.

Не предлагая мне присесть, развалившийся в навороченном кресле молодой брюнет, отдаленно напоминающий известного олигарха в молодости, ныне ударно трудящегося швеей-мотористкой в солнечном Забайкалье, устремил на меня через модные офисные очки немигающий взор острых черных глазенок, точно по штатовской разработке, парализуя мои чувства и ломая волю.

Так и не дождавшись приглашения, я уселся на стул по левую руку от него и стал терпеливо ждать, когда же ему надоест корчить из себя гипнотизера.

Пока он сверлил во мне дыры своим неотрывным взглядом, я успел сложить в уме два и два. Итак, кабинет весь в дипломах и сертификатах, как булка в изюме. Кольцо на стене, Джордан, блин, хренов. Степаныч в москошвеевском лапсердаке, портках не в тон и узконосых лаптях с Черкизона с выражением физии а ля прапор со склада вулканизированных контрацептивов. Это с его-то послужным списком – и английской королеве его представляли, когда был главой военно-дипломатической миссии на ее родине, и с Ельциным я у него дома фото видел, и... В голове понемногу начало складываться некое батальное полотно: А). Начальник здешней безпеки – круглый дурак, причем постоянно над собой работающий, чтобы стать еще круглее. Хитрован Степаныч шефа очень хочет схарчить, постоянно к этому готов, но пока не может. Б). Мою скромную персону хотят, кроме всего прочего, задействовать в каких-то своих, очень внутренних разборках, что мне на фиг не нужно. Эх, если бы не Женька Степанов!

– А ты – хам, Скоморох, – разверз, наконец, уста гипнотизер-заочник, начисто игнорируя правила приличия типа поздоровкаться, представиться. – Эпоксидка в наручниках – это уже перебор.

– Думаю, что в самый раз. И еще, я был бы очень благодарен, если вы впредь будете обращаться ко мне исключительно по имени, можно даже без отчества. Скомороха больше нет.

– Дерзок, – хохотнул великий и ужасный, – и горд. А что сразу ехать не захотел?

– Да, едва не забыл. Я абсолютно уверен, что вам будет очень комфортно обращаться ко мне на «вы».

– Вот как? – он с удовольствием рассмеялся, откинув голову назад. – Так отчего же вы сразу не захотели ехать?

– А меня никто и не приглашал, приезжали друг за другом какие-то комические персонажи, всячески пытались меня обидеть, а пригласить забывали.

– Выходит, мои ребята – комические персонажи, а вы, значит, – высокий профессионал?

– Почему обязательно высокий, много выше бывают. Просто профессионал.

– Если так, то удовлетворите мое любопытство. Зачем вообще были нужны притворщики?

Изо всех сил изображая оторопь, я посмотрел на Степаныча. Тот напыжился и уставился в никуда оловянными глазками. Дела!

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Потому что давали подписку о неразглашении?

– Потому что просто ничего об этом не знаю.

– Вы до сих пор верны присяге?

– Просто всегда стараюсь держать данное слово.

– Красиво, но неумно, я... – и тут зазвонил лежащий перед ним на столе телефон, сопоставимый по стоимости с почти новой «вольво» Степаныча калининградской сборки. – Слушаю. Да. Да. Выезжаю, – и, повернувшись к нам: – у меня партия в теннис. После обеда продолжим, – вскочил и рванул с низкого старта, даже забыв прихватить пижонскую спортивную сумку с выглядывающей из нее теннисной ракеткой в футляре.