Александр Золотько - Зубы Дракона Страница 6

Шатов замер на пороге, не решаясь ступить на ковер. Мелькнула, было, мысль разуться, но это было бы уже явным перебором. Что может быть нелепее человека, пришедшего для сурового разговора и суетливо снимающего туфли перед ковром. Здесь вам не Япония, господа.

– С легким паром вас, Евгений Сергеевич, – тоном гостеприимного хозяина приветствовал Шатова Дмитрий Петрович, – смело идите прямо по ковру, ибо, только попирая роскошь ногами, мы ощущаем всю полноту жизни.

Шатов с подозрением посмотрел на ковер, шагнул, внутренне приготовившись к тому, что провалится в него по колено.

– Вот сюда, пожалуйста, – Дмитрий Петрович указал через стол на стул напротив себя. – Иринушка как раз заканчивает.

– Я хотел все-таки… – присаживаясь к столу, начал Шатов, но Дмитрий Петрович прервал его решительным жестом.

– Потом. После завтрака. Не нужно портить себе одно из немногих удовольствий этой жизни. О делах можно поговорить потом, после завтрака.

– После завтрака вы скажете, что не нужно мешать процессу пищеварения. А потом – обеду. А потом…

– Замечательно, – засмеялся Дмитрий Петрович, – приблизительно так я все и представлял себе – решительность, целеустремленность на фоне интуитивного понимания ситуации и внутренней неуверенности. Великолепно.

Вот о внутренней нерешительности он зря. Чего это он решил, что можно препарировать психику Шатова прямо у него на глазах? Никто этого не разрешал дедушке, и он рискует нарваться на невежливое, как минимум, поведение. Вот сейчас…

Стоп. Спокойно. Реакции не будет. Знаем мы этих мелкотравчатых психологов, полагающих, что видят собеседника насквозь. И на мелкие ваши уловочки с провокациями мы также не поддадимся. Не дождетесь.

Шатов улыбнулся. Вежливо, как он надеялся, предельно вежливо и доброжелательно:

– Мне искренне жаль, если я нарушу ваше пищеварение, но, тем не менее, я хотел бы выяснить для себя некоторые моменты.

– Моменты. Моменты! Вся наша жизнь состоит из моментов. Приятных и не очень. Радостных и не слишком. Моменты…

– Да, моменты. Вышло так, что совершенно не помню того, как попал сюда, – Шатов кашлянул, проклиная себя за всплывшую откуда-то неловкость, – и даже не предполагаю, где сейчас нахожусь.

Дмитрий Петрович поцокал языком, но не сочувственно, а, как показалось Шатову, несколько констатирующе. Мол, вас понял, но…

Вообще, впорхнула Шатову в голову злая мысль, порядочные люди после такого заявления собеседника либо сразу же сообщают всю необходимую информацию, либо вызывают скорую помощь. А этот…

– Не могли бы вы мне подсказать, как именно я…

– Попали сюда? Вы пришли по тропинке, – Дмитрий Петрович улыбнулся.

– Я проснулся сегодня утром и обнаружил, что лежу на тропинке, – Шатов сказал это медленно, чтобы не сорваться.

– И что вас не устраивает в этом? – поинтересовался Дмитрий Петрович.

– Я не ложился там спать.

– А где же вы ложились?

– Это не важно, – Шатов задержал дыхание на секунду, потом осторожно выдохнул.

Осторожно, чтобы вместе с воздухом не вылетело какое-нибудь ругательство.

– А что же важно? – осведомился Дмитрий Петрович.

– Важно то, как я туда попал.

– Вы полагаете? – чуть приподнял брови Дмитрий Петрович.

Шатов помолчал, сосредоточив все внимание и силу воли на своих руках. Они сжались в кулаки и никак не хотели разжиматься. Спокойно. Еще не пришло время убивать. Еще только утро. И не враг перед нами, Евгений Шатов, а только болтливый старикан. Неприятный старикан, но ничего с этим не поделаешь. И, кстати, не похож он на местного директора музея. Каким бы крутым не было арендное предприятие, но жить в подобной роскоши сельскому интеллигенту будет позволено только в качестве дрессированной обезьянки.

– Видите ли, Евгений Сергеевич, очень часто то, что нам кажется важным, на самом деле таковым не является, извините за банальность, – Дмитрий Петрович всплеснул руками, словно изреченная им самим банальность его самого застала врасплох и удивила. – Вот, например, человек тонет. Всех, кто хочет его спасти, меньше всего будет интересовать то, как бедняга оказался на середине реки. Всех будет интересовать то, как его оттуда вытащить.

– Вы меня простите, Дмитрий Петрович, но у меня складывается такое впечатление, что вы… – Шатов лихорадочно поискал в голове нужное слово, – …вы рассматриваете мои вопросы, да и меня самого, как некое развлечение.

– Представьте себе – да. В нашей глуши новый человек, а тем более, такой как вы – большая редкость. И, не обижайтесь, развлечение.

– Но не шут, – резко сказал Шатов и встал.

– Да куда де вы все время вскакиваете? – засмеялся Дмитрий Петрович. – Если вы потратите на меня и на завтрак несколько минут, мироздание не рухнет. А вы, глядишь, получите нужную информацию.

– Меня в настоящий момент интересует то, как я оказался здесь.

– А если я не знаю? Для меня вы вдруг появились на вершине холма, постояли некоторое время, рассматривая окрестности, потом присели возле сумки, что-то там перебирали внутри. А потом прошли к дому. Причем – безошибочно и без колебаний, – Дмитрий Петрович покачал восхищенно головой.

Дался ему этот дом. Шатов потер руки. Вернулся к стулу. Сел. Снова встал.

– Вы меня откуда-то знаете, Дмитрий Петрович.

– Да. До сегодняшнего утра – заочно, но подробно.

– Откуда? И отчего вы были уверенны в том, что я сегодня утром сюда приду?

– Ну, наверное, потому, что мне об этом сказали, – пожал плечами Дмитрий Петрович.

– Кто?

– Это так важно? А если бы мне этого не сказали? Если бы это мне приснилось? Или если бы оказалось, что вы вообще только плод моего воображения?

– Не понял.

– Это так, к слову, – засмеялся Дмитрий Петрович.

Шатову стало зябко. Как обычно, когда ситуация принимает странный оборот.

Он чокнутый, этот Дмитрий Петрович. Совершенно определенно – шизанутый. С каким странным выражением лица он преподнес эту фразу о плоде воображения… С каким-то болезненным предвкушением. Или…

– Но мы не об этом говорим, – Дмитрий Петрович пробарабанил пальцами по столу. – Воображение – это то, что обычные люди обычно недооценивают. Воображаемый мир для них, это нечто бесплотное и нереальное… Чушь!

Это свое «чушь» Дмитрий Петрович выкрикнул, энергично взмахнув рукой.

– Они полагают, что знают реальность… Им кажется, что только у них в руках универсальный ключ от вселенной. Идиоты!

Да, подумал Шатов, а не пора ли нам пора. В смысле – на фиг отсюда, на волю, в пампасы. Так, кажется, кричал один из пациентов сумасшедшего дома у Ильфа с Петровым?

– Вот даже вы, Евгений Сергеевич, стали задавать вопросы слабые и второстепенные. Даже вы, хотя вам сам бог велел стремиться к сути, интуитивно нащупывая все хитросплетения ситуации.

– Тогда, может, вы мне поможете сформулировать правильные вопросы? – Шатов снова вернулся к столу. – Укажете мне на хитросплетения?

Дмитрий Петрович хихикнул и погрозил пальцем Шатову:

– А вы хитрец, Шатов. Вы большой хитрец!

– Но все-таки, Дмитрий Петрович.

– Все-таки… – повторил за Шатовым хозяин дома. – Вам предложить вопросы, ответы на которые я знаю, или просто самые важные?

– Все подряд.

– Все подряд… Что ж, верно. Правильно сформулированный вопрос – это уже на девяносто процентов ответ. Извольте.

Теперь Дмитрий Петрович напоминал фокусника на пенсии, после длительного перерыва получившего некоторое подобие зрительской аудитории. Тонкими длинными пальцами Дмитрий Петрович, закрыв глаза, помассировал виски. Улыбка коснулась уголков его тонких бледных губ.

– Зачем я здесь? Надолго ли? И как мне отсюда уйти? – Дмитрий Петрович открыл глаза и остро взглянул в лицо Шатову. – Это, как мне кажется, то, что для вас сейчас самое важное.

– А я могу теперь задать эти вопросы вам? – Шатов спросил и затаил дыхание.

– Конечно. Иначе зачем бы я вам их предлагал?

– Итак, – Шатов сглотнул, – зачем я здесь?

– Не знаю, – губы Дмитрия Петровича снова дрогнули, словно пряча улыбку.

Шатов напомнил себе о необходимости соблюдать спокойствие. Не исключено, что и на два других собственных вопроса старик приготовил такие же ответы. Его это развлекает. Но все равно, попробовать стоит.

– Как мне отсюда выбраться?

– Это вам предстоит решить самому, Евгений Сергеевич.

Шатов скрипнул зубами.

– Не злитесь, Евгений Сергеевич, это не издевка и не розыгрыш. Отсюда… – жест охватывающий горизонт, – … нет определенного выхода. Нет ворот с надписью «Выход», как нет и надписи «Выхода нет». Тот, кто хочет уйти самостоятельно, должен искать выход сам. Не исключено, что ему помогут. Не исключено также, что ему помешают. Не исключено также, что его просто отпустят, когда наступит срок.