Юлий Дунский - Каждый десятый Страница 6

— Где это ты вычитал? — хмыкнул Святополк.

— Я и так знаю, чего мне вычитывать? Тем более, что я неграмотный. У буржуев отымут, пролетариатам отдадут!

— Воно то добре б, но, може, на вашу долю как раз и не хватит? — сочувственно спросил Степан. Алеха не понял насмешки:

— Во, во! Я так и рассудил. Деревня маленькая, а нищих до хрена! Как начнут делить, самые нахальные вперед и протолкаются, а не те, кто заслужил. Тут уж вы мне скажите, вы грамотные: должны же там взять во внимание, что, мол, Алеха Чикин отчаянный боец, в Красной Армии с восемнадцатого года? Кого можно и назад задвинуть, а мне мое положенное отдай!

Мизинчик, который вроде не слушал, вдруг обернулся и уставил на Алеху злые глаза:

— Тебе, дед, обязательно дадут. Потом догонят и еще дадут!.. И чего мы тебя оглоеда взяли обратно в отряд?

— Чего взяли, чего взяли! — Алеха тоже озлился, ощерился, как росомаха. — Да от меня на войне пользы больше, чем от вас! Собралась шайка-лейка: барышня, студент да хохол-мазница. Они тебе навоюют! А я соболя за сто шагов бью — хошь в глаз, хошь под хвостик! Да что с вами толковать!

Он выдернул из-за пояса топорик и с силой швырнул куда-то в темноту леса.

— Топор-то чем виноват? — с неодобрением сказал Святополк. — Где его теперь отыщешь?

Дед Алеха усмехнулся:

— А чего искать? Вон береза белеется. Он в ей под развилком сидит.

Недоверчивый Степан пошел к еле различимой в сумерках березе. Точно — острый топор, подаренный углежогами, торчал из ствола. Степан уважительно поцокал языком.

С котелком и ведерком в руках Саня со Святополком шли по лесной просеке. Шли искать воду.

— А не заблудимся? — спросила Саня. — Я после того раза боюсь.

Святополк услышал не сразу. Он искоса смотрел на девушку — внимательно и грустно.

А Саня ждала ответа, удивляясь, почему он вдруг замолчал.

— Ну что вы, Санечка. Эта просека, как Невский проспект, — сказал он, очнувшись от своих мыслей.

— Вы бывали в Петрограде?

— Коренной петербуржец. Из Питера и на войну ушел, вернее, улетел.

— Как это улетел?

— Буквально. Окончил школу военлетов и на фронт. Я ведь авиатор.

— Правда? — Саня с новым уважением поглядела на Святополка. — Даже поверить трудно. Я думала, авиаторы какие-то особенные… Вот я, например, пи за что па свете не села бы в аэроплан: очень высоты боюсь.

Святополк ободряюще дотронулся до ее плеча:

— Прекрасно сели бы! Самолюбие б заставило. Я сам пошел в летчики, чтобы доказать себе и всем, что я не трус. Мне это необходимо было.

— Почему?

— Потому что до этого я жил в постоянном страхе — боялся отца. До того боялся, что в его присутствии начинал по-настоящему заикаться.

Саня удивилась, но сказала задумчиво:

— Я, наверно, вас понимаю. Я единственная дочь, но мы с матерью совершенно чужие. Она обывательница, бескрылая мещанка…

— У меня дело обстоит хуже. — Святополк криво усмехнулся. — Мой отец жандармский полковник. Из самых плохих: жестокий, бесчестный, безжалостный. В него даже стреляли. Гимназист стрелял — между прочим, мой одноклассник… И в доме у нас с такой ненавистью говорили о революции, о социал-демократах, что я еще мальчишкой решил: вырасту, стану революционером. Хотел сбежать из дому, да пороху не хватило. Поступил в университет. Там был, конечно, марксистский кружок, но из-за отца они от меня шарахались, как от заразного. И только когда началась война, я сумел переломить ход жизни.

Некоторое время они шли рядом в молчании. Потом Саня сказала с горечью:

— Зачем вы мне все это рассказали? Теперь между нами всегда будет стенка…

Святополк осторожно взял ее за локоть, по она высвободила руку.

— Я нарочно рассказал. Чтобы вы про меня все знали. Потому что… Потому что я люблю вас, Саня. И не хочу больше об этом молчать.

Он неожиданно повернул девушку к себе, крепко прижал к груди и стал целовать. Саня молча и отчаянно отбивалась. С грохотом покатились по земле ведерко, котелок.

Наконец девушке удалось вырваться. Запыхавшиеся, взъерошенные, они стояли и смотрели друг на друга. Потом Саня сказала прерывающимся от злости голосом:

— Если вы еще раз так сделаете, я буду считать вас подлецом. Вы, наверное, такой же, как ваш отец! А мой папа умер в царской ссылке от туберкулеза.

Закусив губу, Святополк отвернулся, поднял с земли ведро. А девушка продолжала уже спокойнее:

— Прямо не верится, что вы тот же человек, который вместо меня хотел пойти на виселицу. Вот тому человеку я всегда буду благодарна. А вы…

Святополк прервал ее:

— Тому человеку, как вы выражаетесь, это недорого стоило… Я ведь не очень ценю жизнь — не думаю, что она приберегает для меня что-нибудь хорошее. В общем, Саня, можете не беспокоиться. Я вас больше никогда не поцелую.

Они пошли дальше, стараясь не смотреть друг на друга. Саня первой прервала молчание:

— А почему вы сказали, что вам жизнь недорога?

— Могли бы и сами догадаться… Я-то революцию принял всей душой. А вот примет ли она меня — не знаю. Пока война, пока все нужны, меня терпят. А потом, конечно, вспомнят, и не раз вспомнят, отца, жандармского полковника.

— Ну, это совершенно необязательно, — сказала Саня с уверенностью. — Это у вас интеллигентский загиб.

Вдруг Святополк снова схватил Саню за плечи, повалил на землю и сам упал рядом.

— Ч-ш-ш! — шепнул он, прежде чем девушка успела возмутиться этим новым нападением. Через секунду она поняла, в чем дело: в просвете между деревьями виднелось озерцо, и от воды доносились голоса.

Святополк пополз вперед по-пластунски. Саня последовала его примеру — и сразу же в испуге прижалась к земле: на берегу озера стоял бронеавтомобиль. К его серозеленому пупырчатому боку прислонился молоденький офицер в кожаной тужурке, такой же, как у Святополка. Но у офицера и бриджи были кожаные, а вместо сапог — ботинки с крагами. Он стоял так близко, что Саня видела звездочки на его погонах; но, по счастью, офицер не смотрел в ее сторону. Он переругивался со своими товарищами, купавшимися в озерце.

— Вовка, Сергей! Вылезайте!.. Ехать надо!

Его товарищи — два таких же молодых офицерика — плескались в нестерпимо холодной воде возле берега. Зубы у них клацали, но, фасоня друг перед другом, они делали вид, что получают от купания большое удовольствие:

— У-ух, хорошо!.. Иди к нам! Слабо?

— Конечно, слабо. Мне и глядеть-то на вас холодно… Вылезайте, а то без вас уеду!

Тем временем Святополк, стараясь не хрустнуть веткой, не шуршать листьями, полз вперед. А Саня замерла на месте. Страшно было остаться одной, но еще страшнее — ползти безоружной прямо на пулемет броневика.

— Вылезайте, дураки! — уже сердито крикнул офицер. — Я ведь всерьез уеду!

В подтверждение своей угрозы офицер обогнул серо-зеленый «Руссо-Балт», распахнул дверцу, достал ручку и пошел заводить машину. Он крутанул ручку несколько раз, и мотор, взревев, заработал.

Воспользовавшись этим шумом, Святополк вскочил, в три прыжка преодолел расстояние от дерева, за которым лежал, до броневика и затаился, прижавшись к холодной броне.

Ничего не подозревавший офицер вернулся, забросил под шоферское сиденье ручку. Тогда Святополк подскочил к нему сзади, зажал шею согнутой рукой, не давая крикнуть, а другой рукой рванул на себя тяжелую бронированную дверцу. Дверь ударила офицера по голове, и он безжизненно обвис на руке у Святополка. Запихнуть его внутрь броневика и самому сесть за руль было делом двух секунд.

Из своего убежища Саня видела, как тяжелая машина, зарычав еще громче, дернулась, попятилась, потом пошла вперед.

Это видели и купающиеся офицеры.

— Ведь правда уедет, скотина! Игорь, не хами, подожди!

Оба выскочили из воды и стали натягивать подштанники. А броневик между тем проделывал странный маневр: вместо того, чтобы ехать по дороге вдоль опушки, он, описав полукруг, свернул на просеку и остановился. Дверца приоткрылась.

— Саня, влезай! — закричал Святополк отчаянным голосом.

Поняв, что происходит неладное, офицеры озябшими пальцами начали расстегивать кобуры своих револьверов.

А девушка от растерянности и испуга никак не решалась подняться с земли.

— Влезай, тебе говорят! — заорал Святополк.

А в воздухе уже свистели пули: оба офицера — босые, в одних подштанниках — бежали к бронеавтомобилю, стреляя на бегу.

Преодолев страх, Саня бросилась к распахнутой дверце. Две пули щелкнули по броне рядом с девушкой, но она успела вскочить внутрь. Дверца захлопнулась, и броневик, неуязвимый для револьверных пуль, победно покатил по просеке, подпрыгивая на корнях и кочках.

Взятый в плен офицер стоял, привязанный двумя ремнями к дереву. А Мизинчик, дед Алеха и Байда с восхищением разглядывали бронеавтомобиль.