Найти «Сатану» - Корецкий Данил Аркадьевич Страница 6

Он говорил что-то еще про мир, дружбу, разоружение, сокращение огромных ядерных арсеналов, которые могут сотни раз уничтожить весь земной шар, но никого из присутствующих это особенно не заинтересовало. И если Георгий снова наморщил лоб, то не потому, что озаботился сообщением, а оттого, что Женя заказала кофе, да и он присоединился к ней для приличия, а теперь прикидывал, на сколько может вытянуть здесь кофе и не пробьет ли оно в его бюджете дыру, как американский «Атлас» в слабо заглубленном КП.

Услышанное почему-то насторожило только Женю.

— Слушай, Жора, а на тебе это не отразится? — Рыжая голова кивнула в сторону экрана. — Может, у тебя и работы теперь не будет?

— Странная мысль, — искренне удивился Георгий. — У молодого лейтенанта работа будет всегда! Это лишних полковников и генералов на пенсию поотправляют! А кто вместо меня будет сидеть под землей на боевом дежурстве?

— А жена твоя тоже под землей будет? — невольно вырвалось у девушки.

— Почему под землей? В городке, в квартире будет ждать меня со смены!

У Жени почему-то испортилось настроение. А у Георгия улучшилось: счет оказался около семи рублей, он оставил мелочь «на чай» и мог, не дожидаясь стипендии, отдать долг Веселову. Так что можно было считать, что свидание удалось на славу!

Следующая неделя прошла под знаком подписания Договора ОСВ-2. Об этом событии писали газеты, говорили по радио, показывали телепередачи…

— Символические часы Судного дня являются проектом американского журнала ученых-атомщиков, запущенным в 1947 году создателями первой атомной бомбы, — торжественно говорил строгий диктор. — Эти часы, показывающие без нескольких минут полночь, наглядно демонстрируют уровень напряженности в мире и развитие ядерного вооружения. Полночь символизирует момент ядерного катаклизма. Решение о переводе стрелок принимает совет директоров журнала при помощи внешних экспертов, среди которых, в частности, восемнадцать лауреатов Нобелевской премии. В 1947 году стрелки установили в положении без семи минут полночь…

На экране появился большой циферблат, стрелки на котором почти сошлись.

— Ближе всего к полуночи эти часы стояли в 1953 году, когда СССР и США испытали термоядерные бомбы: они показывали двадцать три пятьдесят восемь, — скорбно сказал диктор. Но тут же его голос снова окреп. — Политическая обстановка в мире меняла положение стрелок, после подписания Договора ОСВ-2 они были сдвинуты на две минуты назад и сейчас показывают двадцать три пятьдесят три! Будем надеяться, что дальнейшее развитие процесса разоружения отодвинет час Судного дня в неопределенную даль!

На другом канале симпатичная дикторша в строгой кофточке радостно сообщала:

— Советский народ, единодушно поддерживая политику мира, проводимую нашей партией и Советским государством, положительно оценивает достигнутые в ходе венской встречи результаты. Успехи этой политики придают советским людям новые силы и энергию в осуществлении великих задач коммунистического строительства…

На кондитерской фабрике «Красный Октябрь» и на швейной фабрике «Большевичка» состоялись собрания трудовых коллективов, которые показали даже в информационной программе «Время». И шоколадницы, и швеи радовались очередному шагу по пути разрядки и благодарили за него партию и правительство.

А совещание, которое прошло в Министерстве обороны по этому же вопросу, широко не рекламировалось и в новостях не показывалось. Да и атмосфера среди полковников и генералов царила вовсе не такая веселая, как среди работниц «Красного Октября» и «Большевички». Потому что веселиться нечему: сокращению подлежали целые дивизии, перспективные разработки «изделий» сворачивались, снимались с боевого дежурства Боевые железнодорожные ракетные комплексы… А значит, сокращался личный состав, срезались «потолки» званий, ожидающий присвоения генеральского звания полковник так и оставался полковником, да еще на пенсии. И среди генералов ожидался «звездопад», так что радости на лицах участников совещания не было.

Несмотря на то, что министр обороны выступил с успокаивающей речью, дескать, «резать по-живому не будем, в первую очередь сократим неукомплектованные должности, всем дадим дослужить до пенсии…», генералы и полковники знали цену этим обещаниям…

После общего собрания министр провел несколько кулуарных встреч и, наконец, остался наедине со своим заместителем, главнокомандующим РВСН Толстуновым.

— Дело плохо? — спросил генерал-полковник.

Министр умудренно пожал плечами.

— Это политика. Могло быть и хуже!

— Да понимаю, я… Людей жалко.

— Брось, Виктор Дмитриевич! — Министр махнул сухонькой ладошкой. — На нашем уровне мы работаем с кадрами, а не людьми. Никто у них генеральских пенсий не отнимет, да и льготы останутся… Устал я! Еще вопросы есть?

— С «Периметром» что будем делать? — глядя в сторону, спросил главком. — Только развернули систему, такой козырь получили, и все под нож?!

— Не спеши, Виктор Дмитриевич! Работа эта поэтапная, рассчитана на пять-семь лет. Притчу про Ходжу Насреддина помнишь? «За десять лет или я умру, или ишак, или шах». Так и здесь. Ликвидацию «Периметра» оттянем, поставим в план на поздний срок… А там — мало ли как все обернется. Может, вопрос сам собой рассосется, или ситуация изменится, или вообще этот договор расторгнут! Так что не дрейфь, мы еще повоюем. В крайнем случае, момент подойдет — к Самому пойдем, придумаем что-нибудь… Не у одного тебя душа за державу болит!

Глава 2

Вербовка

Москва. Академия РВСН

Помещение гулко звенело ложками и приглушенными разговорами. Пахло здесь обычным советским общепитом: подгоревшей кашей, не отмывающимся до конца посудным жиром, едкими дезинфекционными средствами. Только военная форма курсантов, длинные — на отделение столы да шныряющие по залу дневальные в белых халатах поверх рабочих комбинезонов отличали столовую Академии РВСН от тысяч других точек питания, разбросанных от Саратова и до Камчатки. Как и во всех столовых, процесс приема пищи сопровождался обычной болтовней или обсуждением волнующих народ проблем.

— Говорят, на следующий год набор сократят, — озабоченно бурчал слева Огурцов. — Да и нас на госэкзаменах «резать» будут, чтобы на вольнонаемные должности распределить. Ну, типа инженеров…

— Васька, вечно ты паникуешь! — урезонивал товарища Сизов. — Объявили же в приказе: за счет сокращения вакантных должностей и офицеров, достигших пенсионного возраста… Бобрыкин же под землю не полезет — у него живот в люк не пройдет…

— Ему уже никуда лезть не надо, будет из кабинета руководить!

Балаганский не выспался, да и настроение у него было, мягко говоря, не очень хорошим. Он без аппетита поковырялся в надоевшей перловке, размазал по горбушке белого хлеба «шайбу» масла, посыпал сахаром и, откусив приличный кусок, запил сладким чаем. Сонливость постепенно стала проходить.

— Небось, в увольнительной, домашними пирожками отъедался? — проницательно предположил Мишка Дыгай, сидевший напротив.

— Почему так решил? — рассеянно спросил погружённый в свои мысли Георгий.

Мишка довольно захохотал.

— А я сразу вижу — раз от казенной каши нос воротишь, значит, без пирожков с вишнями да курагой не обошлось!

— Тебе надо было не на ракетчика, а на особиста учиться! — хмыкнул сидящий справа Веселов. — Они всё знают! Точнее, почти всё…

Он потрогал щеку. Она почти зажила, только тонкая розовая полоска осталась.

— Нашелся Шерлок Холмс, — буркнул Балаганский. — Я Женькины пирожки приносил и всех угощал. Так что тут много ума не надо…

— Значит, эту рыжую стройняшку Женькой зовут? — уточнил Дыгай. — А она, вообще, ничего…

— Только пирожки, скорее всего, не она жарила, — сказал Веселов. — Мамаша — сто процентов даю. Я когда со Светкой встречался, она тоже блистала: борщи, голубцы, вареники. А Вера Петровна уехала — и всё закончилось…