Антиквар - Бушков Александр Александрович Страница 6

Место было выбрано тщательно, после долгих расчетов: практически в центре города, но все же в некотором отдалении от трех самых оживленных центральных проспектов, так что обычным заезжим зевакам, слонявшимся по историческому центру Шантарска, забрести сюда было не так просто. Антикварный магазин – не сувенирная лавка, и случайный народ тут всегда был досадной помехой, главные деньги испокон веков делаются на устоявшейся клиентуре, регулярно наведывающейся за конкретикой. Здесь, что повлияло на выбор, была обширная стоянка – серьезные собиратели пешком ходят редко, им, помимо прочего, непременно подавай удобное место для парковки…

За вычурным названием он не гнался с самого начала: над входом красовалась не особенно и большая вывеска, где черным по светло-зеленому было изображено не самым вычурным шрифтом «Антиквариат». Умному достаточно.

Сделав парочку звонков по одному мобильнику (номер, в общем, многим известен), парочку по второму (гораздо более законспирированному), Смолин вылез из машины и вразвалочку направился в свое логово. Выглядевшее до уныния стандартно, мало чем отличавшееся от сотенки-другой собратьев, разбросанных по России: картины на стенах, три ряда начищенных разномастных самоваров на темном стеллаже, стеклянные витрины со всякой всячиной, вдоль стен расставлены старые радиоприемники, полдюжины колоколов (церковные – с крестообразным «ухом», корабельные – с простым), небольшой штурвал, китайские вазы (не уникумы) и прочий хлам вроде пишущих машинок, нереставрированных стульев и разномастных бронзовых фигур современной работы, наводнивших российский рынок трудами китайцев и испанцев. Большей частью это был именно хлам – с точки зрения серьезного коллекционера. Настоящее (как не входившее в противоречие с Уголовным кодексом, так и предосудительное) всегда размещается в задних комнатах, куда случайно забредшему зеваке ни за что не попасть…

Кадры наличествовали в полном составе: Маришка восседала на специально для нее устроенном высоком табурете на манер тех, что стоят у барной стойки, – когда она так вот сидела ножка на ножку, картина с учетом миниюбки представала самая романтическая, убойно действовавшая на любого посетителя моложе девяноста (а следовало еще учесть и белую блузочку с циничным вырезом). Любому магазину, чем бы он ни торговал, категорически необходима такая вот фигуристая красотка, скудно одетая и сверкающая белоснежной улыбкой – особенно антикварному, где мужики, так уж повелось исстари, составляют подавляющий процент клиентуры. Кроме фотомодельной внешности, за девочкой числилось еще одно несомненное достоинство: по большому счету, глупа была, как пробка, но это в подобном ремесле лишь приветствуется. Как гласит старый анекдот, была у меня умная, так полбизнеса оттяпала… Антикварка предоставляет нехилые возможности для шустрого продавца крутить свой собственный маленький бизнес в отсутствие хозяина, и, если это вовремя не просечь, можно не обнищать, конечно, но столкнуться с дистрофией собственных карманов… Бывали, знаете ли, печальные прецеденты…

Гоша, индивид тридцати с лишним годочков, пузатый, кудрявый, со щекастой физиономией предельно наивного вида, был гораздо умнее и шустрее – но пока что (проверено в результате негласных мероприятий) не склонен крутить махинации за спиной босса. Неизвестно, что сулит будущее, но пока что на парня полагаться можно – особенно если вовремя отвешивать подзатыльники за мелкие промахи и несерьезные недочеты…

Маришка скучала, поскольку единственный клиент, этакий слегка потрепанный интеллигент пришибленного вида, никоим образом не годился для отработки на нем полудюжины нехитрых ухваток (улыбочки, стрельба глазками, попытка достать с верхней полки какую-нибудь ерунду, для чего, ясен пень, девочке приходится поворачиваться спиной к покупателю, на цыпочки вставать, тянуться). Клиент не проявлял поползновений что-либо приобрести, наоборот, тыча пальцем в лежавший на стеклянной крышке витрины темный кругляшок, что-то воодушевленно втолковывал Гоше, а тот, морщась, словно уксуса хватил, пытался объяснить залетному истинное положение дел. Смолину достаточно было услышать пару фраз, чтобы уныло про себя вздохнуть. Классический случай, один из тех профессиональных штампов, что надоели хуже горькой редьки. Мужичонка, в жизни не сталкивавшийся с антиквариатом, где-то раздобыл стандартную здоровенную медяшку времен государя императора Николая I, на которой большими буквами было выбито «Две копейки серебром» – и теперь, подобно превеликому множеству лохов, возомнил, что стал обладателем несказанного уникума, за который ему тут же отвалят то ли квартирку в центре, то ли почти новый мерс. Он, такой, был и не сотый даже – тоска…

Гоша с железным терпением человека, повидавшего на своем веку превеликое множество идиотов, деликатно пытался растолковать лоху истинное положение дел: что серебра в этом «уникуме» нет ни миллиграмма, а надпись означает лишь то, что увесистая медная блямба эквивалентна паре золотников «сильвера»; что цена этой дряни полсотни рублей в базарный день по причине массового выпуска; что на витрине – во-он, слева! – лежат с полдюжины таких же «редкостей», стоящих меньше бутылки хорошей водки. Лох не в силах был расстаться с сияющей мечтой о новой квартирке или машине, а потому не верил очевидному и пытался доказать свое – что с его стороны было форменным идиотизмом. Впрочем, брифинг близился к финалу: Гоша полез на полку за толстенным мюнц-справочником, где эта сама монета красуется в натуральном виде, и убогий ценник обозначен…

Потеряв всякий интерес к происходящему, Смолин снял плюшевый канатик, закрывавший узкий проход за витрины и направился в задние помещения, на ходу переключая оба мобильника на «беззвучку». Смешно, но ему до сих пор порой казалось, что в воздухе витает сытно-теплый аромат свежесваренных пельменей, чего, конечно, быть не могло, учитывая дюжину ремонтов-перестроек помещения…

Отперев свой кабинетик, он плюхнулся в кресло, предназначавшееся для посетителей и вытащил сигареты. Вот здесь, в трех шкафах, в столе, а то и просто разложенные-расставленные-висящие, таились вещички поинтереснее, и, разумеется, подороже, предназначенные уже людям отнюдь не случайным… Холоднячок стоял охапкою (тот, что попроще), висел на стене (тот, что поинтереснее), рядочком лежала полудюжина серебряных портсигаров (ничего особенного, но всё ж не шлак), бронзовые статуэтки табунком сбились на столе, коробка с рыжьем выглядывала уголком из-под кучи выцветших бумаг и всё такое прочее… Вот это уже были бабки …

Над дверью вспыхнула, налилась алым маленькая круглая лампочка – это Гоша даванул неприметную кнопочку, имевшуюся под прилавком. Означать это могло что угодно, но обычно – досадные пустяки, а не жуткие невзгоды, так что Смолин неторопливо поднялся и направился к дверям. Так уж повелось, что разбойных налетов на антикварные магазины, в общем, не бывает, криминальные неожиданности, как правило, двух видов: либо попытаются спереть что-то темной ночью, из безлюдного заведения, либо, что гораздо чаще, юная шпана сопрет какую-нибудь компактную мелочовку из наличествующей в «свободном доступе» (причем, что характерно, эти уроды сплошь и рядом отправляются продавать добычу в какой-нибудь другой антикварный магазинчик, не подозревая, что в этом веселом бизнесе все друг друга знают, все повязаны одной веревочкой, и в случае любой кражи моментально последует перезвон…)

Смолин вышел за прилавок. Лоха с «серебряным уникумом» уже не наблюдалось, зато перед Гошей стояла пожилая фемина раннего пенсионного возраста. Физиономия у нее была улыбчивая, открытая, интеллигентная, располагающая к себе за километр – этакая училка на пенсии, былая любимица детворы, а перед ней на прилавке…

А перед ней на прилавке красовался «лысый» – то бишь орден Ленина, родной, как Смолин моментально определил наметанным глазом, практически в идеале….

– Ну, и что тут у нас? – громко спросил Смолин, лучезарно улыбаясь посетительнице.