Андрей Дышев - Русский закал Страница 61

– Валери! – крикнул я и тронул ее за лицо. Она открыла глаза.

– Мы идиоты, – сказала она.

Я опустился на колени и стал развязывать ей руки. Веревка глубоко врезалась в кожу, и я никак не мог ухватить узел. Тогда я стал рвать его зубами. Валери тихо простонала.

– Кто стрелял? – спросила она.

– Он убил афганца.

– Откуда он здесь взялся?

– Не знаю. Расслабь руки, не надо тянуть… Так, хорошо.

– Вот почему нас так легко освободили, – бормотала Валери. – Это он попросил. Он рассказал моджахедам про кокаин, и нас отпустили, а он следил. А этого афганца, наверное, к нему приставили.

Я отмотал веревку и затолкал ее себе в карман.

– Идем, – сказал я, пытаясь поднять Валери на ноги, – тебе надо спрятаться.

Она, стиснув зубы, встала, опираясь о мое плечо. Я повел ее через ручей.

– Ку-ку! – тут же услышали мы откуда-то сверху голос картавого. – Далеко собрались, молодожены? – Он сидел на камне, свесив ноги, и покачивал стволом автомата. – А как же господин адвокат? Вы бросаете своего товарища в беде?

Он выстрелил одиночным. Пуля ударила в камни у наших ног, брызги воды веером прошлись по лицам. По ущелью зашипело, покатилось эхо. Мы остановились.

– Назад, зяблики. Вы забыли мешочки. По-вашему, я их таскать должен? Я инвалид детства, мне не положено тяжести носить.

Мы стояли по щиколотку в воде. Валери судорожно сжимала мне майку на спине. Картавый выстрелил еще раз. Пуля с визгом срикошетила в нескольких сантиметрах от ноги Валери.

– Третий раз стреляю уже в лобешник даме, – предупредил он.

Мы вышли на берег. Валери села на гальку. Картавый спрыгнул вниз, повесил автомат на плечо и достал из кармана сигареты.

– Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом, – пропел он, чиркая зажигалкой. – А ты молоток, динозавр, – сказал он мне, – здорово лапшу на уши длинноволосому вешал. Даже глазом не моргнул. Я в это время в другой комнате был и через щелочку за тобой наблюдал. И все равно, если бы не я – хана вам. Этих ребят на мякине не проведешь. Командир отряда оппозиции, не знающий как минимум таджикского, – нонсенс. Потому он тебе и не поверил. Учить дари или фарси надо было, как я, например, а ты поленился. Вот за это и будешь наказан.

Я лишь страшным усилием воли сохранил на своем побитом лице прежнее выражение и даже глазами не повел. Из-за камня к картавому беззвучно подошел адвокат с длинноствольным ружьем, приставил ствол к его спине и сказал:

– Руки за голову, ублюдок! Дернешься – продырявлю.

Картавый лишь едва заметно вздрогнул.

– Фу-ты ну-ты, – вздохнул он. – Напугали-то как!

– Считаю до трех, – сказал адвокат. Палец его побелел от напряжения на спусковом крючке. – Раз…

Картавый, продолжая ухмыляться, повернулся к адвокату лицом.

– Неужели выстрелите? А ведь бабахнет так, что у вас ушки заложить может.

– Два… – сказал адвокат.

– Хотите меня убить? – продолжал издеваться картавый. – И в сырую землю зарыть? Меня, такого красивого, умного и доброго?

– Три, – тихо произнес адвокат и нажал на курок.

Ружье клацнуло ударником. Адвокат побледнел, оттянул затвор и снова нажал на курок. Снова осечка!

– Ах, какая жалость! – покачал головой картавый. – Кажется, там патрончиков нет. А без патрончиков им можно только по харе бить. Вот так, к примеру…

И он коротким и сильным ударом прикладом автомата сбил Рамазанова с ног. Винтовка отлетела в сторону, адвокат мешком повалился на гальку. Картавый, подойдя к нему, ударил его еще раз ногой. Валери отвернулась и прижала лицо к моей груди.

Адвокат с трудом сел. Несколько камешков прилипло к его щекам и лбу. Из носа толчками выплескивалась кровь. Адвокат провел рукой по лицу и долго рассматривал свою окрасившуюся ладонь.

– Никого не обделил? – спросил картавый и оглядел всех нас. – Кажется, никого. А теперь перекладываем порошочек в рюкзачки, взваливаем их себе на плечики и весело, с улыбочкой спускаемся к шоссе. Скоро за нами придет машинка.

Он поднял ружье за ствол, размахнулся и ударил прикладом по камню. Приклад треснул, несколько щепок разлетелись в разные стороны. Он ударил еще раз, еще, пока ружье не превратилось в покореженный металл, и кинул его под камень.

Мы спускались по ручью вниз. Первым шел адвокат. Я видел только его ноги из-за огромного рюкзака, набитого доверху пакетами с порошком. За ним шел я с такой же ношей за плечами. За мной – Валери с рюкзаком картавого. Последним шел инвалид детства с автоматом на изготовку.

Адвоката шатало из стороны в сторону. Несколько раз он спотыкался, а затем, встав на четвереньки, с трудом поднимался на ноги. Он слабел с каждой минутой, у него, как у больного гемофилией, все еще шла кровь из носа, и адвокат прижимал к лицу мокрый, в бурых пятнах, носовой платок.

Я время от времени оглядывался. Лицо Валери изменилось неузнаваемо. Но не боль и страх присутствовали на нем. Она была страшна, какой может быть лишь разъяренная женщина, самка. Она шла вперед с какой-то отчаянной решимостью, поднимая ногами снопы брызг, разбрасывая по сторонам камни, которые с щелчками отскакивали от стен. В отличие от адвоката, она не утратила присутствие духа и, я думаю, была готова вцепиться в горло картавому при первом удобном случае.

Я думал о том, как могло случиться, что картавый выследил нас. Мальчишка-пастух, убитый в нескольких метрах от нашего убежища на берегу, окурок, втоптанный в землю на подъеме к плато, пачка «Кэмела» на столе длинноволосого моджахеда – эти факты лишь вызывали во мне недоумение, я принимал их к сведению, но не более, в то время как должен был немедленно предпринять ответные меры, организовать засаду, выследить и обезопасить картавого.

Все мы умны задним умом, с грустью подумал я. Трижды права Валери – мы идиоты. И главный идиот, вне всякого сомнения, – я.

Адвокат первым поднялся на шоссе и сразу сел на асфальт, отстегнул лямки рюкзака, выпутался из них и спустился к реке. Несколько минут он, склонившись над водой, жадно пил ее, пригоршнями поднося к опухшим губам. Я опустился рядом с его рюкзаком, чтобы перекинуться с адвокатом парой слов, когда он напьется и поднимется на шоссе. Валери села в стороне от меня, опустила голову на колени и долго оставалась неподвижной. Картавый прогуливался по мосту, поглядывая то на часы, то куда-то вдаль.

Сейчас, когда мы все время находимся у него на прицеле, сделать что-либо невозможно, думал я. Надо дождаться либо ночи, либо подходящего случая, когда можно будет внезапно напасть на него сзади и завладеть автоматом.

Выжимая платок и прикладывая его к разбитому носу, адвокат тяжело поднялся ко мне и сел рядом с рюкзаком.

– Когда подойдет машина, – тихо сказал ему я, – старайтесь быть как можно ближе ко мне и все время посматривайте на меня. Ждите сигнала.

– Вы думаете, еще можно что-то исправить? – изменившимся голосом, словно у него был сильнейший насморк, ответил Рамазанов. – А я вас предупреждал, я говорил…

– Сейчас не время для нравоучений, – прервал я его. – Возьмите себя в руки, не раскисайте.

– Я не раскисаю. Просто второго такого удара прикладом не выдержу.

Неторопливо подошел к нам картавый. С вечной улыбочкой уточнил:

– Что вы тут про приклад говорили?

Я удивился чуткости его слуха. Возможно, он слышал весь наш разговор. Впрочем, то, что мы мечтаем стереть его в порошок, вряд ли могло быть для картавого тайной.

Адвокат вжал голову в плечи и стал настолько жалок, что вызвал у меня новый всплеск отвращения к нему. Оказывается, этот благородный на вид мужчина совершенно не переносил физической боли. Она ломала в нем какой-то внутренний стержень, лишая возможности сопротивляться и противостоять насилию.

Картавый вскинул голову и прислушался. Я, как ни старался, не мог ничего различить, кроме шума реки, и только спустя минуту или две отчетливо услышал звук автомобильного мотора. Громыхая платформой, по шоссе к нам мчалась «Тойота».

Картавый встал посреди дороги, широко расставив ноги. Автомобиль остановился в метре от него, из кабины вышел афганец – все тот же водитель, подошел к картавому, пожал ему руку, посмотрел на нас, на рюкзаки.

– Загружаемся, ребятушки! – сказал картавый, хлопнул в ладони и что-то сказал водителю на дари. Тот кивнул, сел за руль, развернул машину в обратном направлении и уже выставил ноги на асфальт, чтобы выйти, как картавый быстрым движением схватил его за волосы, сбив чалму, и несколько раз сильно ударил его лицом о дверные петли. Я вскочил на ноги и кинулся к нему, но картавый тотчас обернулся, оставил водителя, который, поливая асфальт кровью, медленно опускался к колесам автомобиля, поднял автомат, дал короткую очередь над моей головой и заорал:

– Стоять! Руки за голову! Лечь на землю! Лицом вниз!

Попытка завладеть автоматом провалилась, и я беспрекословно выполнил команды. Лежа, я искоса следил за тем, как картавый продолжал убивать водителя. Подняв, он отволок его на несколько метров вперед, вернулся к машине, сел за руль и, с визгом сорвавшись с места, наехал на афганца. Я слышал, как с глухим стуком ударилась о бампер кудрявая голова водителя. Картавый дал задний ход и наехал на уже мертвое тело еще раз. Адвокат, с мутно-белым, как вода Пянджа, лицом, пошатываясь, встал и, сделав три нетвердых шага, согнулся пополам. Мучительные спазмы выкручивали его, выворачивали наизнанку. Он мычал, стонал, отхаркивался, будто был тяжело отравлен.