Андрей Воронин - Личный досмотр Страница 65

Выпьем же за то, чтобы это чудесное вещество вообще не уходило из нашей крови, делая жизнь прекрасной и, черт возьми, полной побед.

Разобравшись с повседневными делами, он вывел из гаража свою вторую машину, которую до происшествия на станции берег, холил и лелеял, — темно-вишневый «ягуар-император» — и отправился домой. Дома все было, как всегда: скудный минимум ветхой мебели, криво обвисшие горизонтальные жалюзи на давно нуждавшихся в мыльной воде и тряпке окнах, протертый и во многих местах прожженный ковер в гостиной, пустая ржавая мойка и полупустой холодильник — типичное жилище одинокого пенсионера-отставника, неуютная берлога, служащая только местом ночлега, да и то далеко не всегда. Приезжая сюда на «ягуаре», майор всегда оставлял машину в двух кварталах от дома: нечего соседям трепать языками и строить версии. Здесь, по месту своей постоянной прописки, проживал полунищий военный пенсионер, любитель рыбалки и прогулок на свежем воздухе, шутник и балагур, которого как облупленного знали все соседи, все до единой продавщицы из ближайшего гастронома и даже участковый мент. Здесь он был не Багром, а Валерием Дмитриевичем Багрянцевым, и это было очень хорошо, хотя и доставляло порой мелкие бытовые неудобства.

Он открыл холодильник и некоторое время с сомнением разглядывал скудное содержимое. Аппетита не было, а то, что хранилось в холодильнике, вряд ли могло его возбудить. Багор взял с полочки на дверце початую бутылку водки и задумчиво покачал ее из стороны в сторону, держа за горлышко. Вот выпить ему хотелось, и даже не просто хотелось, а требовалось, но... Успеется, решил Багор, возвращая бутылку на место и закрывая холодильник. Сначала дело.

Скрипя отставшими от лаг половицами, он вернулся в прихожую, открыл стенной шкаф и раздвинул в сторону висевшую в нем одежду. Шкаф был мелковат, распяленные на плечиках плащи и куртки висели боком и терлись о стенки, но Багор не сетовал на это: он сам модернизировал шкаф таким образом, что для одежды в нем осталось маловато места.

Потянув на себя штырек скрытого запора, майор сдвинул влево фальшивую заднюю стенку и, позвенев ключами, отпер показавшуюся железную дверцу. Оружейный шкафчик был совсем плоским, никак не более пятнадцати сантиметров в глубину, но в нем вполне хватало места для трех пистолетов, укороченного автомата «Калашникова», тупорылого израильского «узи» и дальнобойной снайперской винтовки с оптическим прицелом. Картонные коробки с патронами и несколько гранат лежали на дне тайника.

Тайник был примитивный, но Багра это не огорчало: личность военного пенсионера Багрянцева была такой незначительной и потертой, что вряд ли кому-то могло бы прийти в голову подозревать его в незаконном хранении огнестрельного оружия. Случайного обыска он не боялся, а неслучайного... Когда дело дойдет до обыска, связанного с его профессиональной деятельностью, майору Багрянцеву будет уже все равно. Все под Богом ходим, подумал Багор, разглядывая оружие.

Со стороны могло бы показаться, что он озадачен выбором, но это было не так: Багру просто доставляло удовольствие созерцание маслянисто поблескивающего вороненого железа и любовно обработанного гладкого дерева. В этих предметах была заключена мощь, ибо что на свете может быть сильнее смерти? Багор отлично знал за собой эту почти детскую слабость к оружию и относился к ней снисходительно: в конце концов, эти предметы были, помимо всего прочего, просто красивы, как бывают красивы крупные хищники.

Налюбовавшись всласть, Багор вынул из тайника винтовку, проверил обойму и закрыл шкаф. С легким сожалением он подумал о том, что винтовку скорее всего придется бросить, но таковы были правила игры, или вендетты, если говорить о данном конкретном случае.

Он сноровисто разобрал оружие, засунул ствол в чехол с удочкой, а то, что не поместилось в чехол, аккуратно сложил в сумку, с которой периодически уходил из дома, чтобы поддержать свою репутацию заядлого рыболова. Потом он заметил, что чуть было не отправился «на рыбалку» прямо в деловом костюме, и переоделся. Ему пришло в голову, что в этом растянутом свитере, линялых джинсах и потертой летной кожанке он будет странновато смотреться за рулем вишневого «ягуара», и майор решил как можно скорее подобрать себе вторую машину, поскромнее.

Подхватив чехол с удочкой и старенькую сумку, военный пенсионер Багрянцев отправился на рыбалку, едва заметно улыбаясь краешком губ: ему предстояло выловить здоровенного сома, и он уже предвкушал удовольствие, которое получит, влепив пулю в ненавистную усатую физиономию.

Глава 18

— Это надо бы отметить, — сказал Подберезский.

— Знаешь, Андрюха, — со скрипом почесывая заросшую густой жесткой щетиной шею, ответил Борис Иванович, — давай завтра. Я и правда не выспался, и в порядок себя привести не мешало бы. А завтра сделаем все по уму: стол накроем, ребят позовем... Давно вместе не собирались.

— Да, — задумчиво кивнул Подберезский, — давненько. Только что-то ты темнишь, Иваныч.

— Да не темню я! — отмахнулся Комбат. — Просто настроение какое-то.., не пойму даже какое. Не праздничное настроение. Как будто заноза какая-то...

— Какая заноза? — удивился Андрей. — Мы сделали все, что могли. Чего тебе еще? Войной нам, что ли, на этого Шарова идти? Дело, конечно, нехитрое, но тебя же, кажется, ясно предупредили...

— То-то и оно, — сказал Рублев. — Как-то уж очень настойчиво меня об этом предупредили.

— Ну, а ты чего хотел? Чтобы они тебе автомат выдали? Кончай, командир, расслабься. Неужели не навоевался?

— Да уж навоевался. — Комбат пожал плечами. — Не знаю, Андрюха. Ну не знаю. Не понравился мне этот красавчик в штатском. Уж больно он гладкий, больно ласковый, а красавец — ну не поверишь, что такие в жизни бывают. Кино «Офицеры» смотрел? Вылитый Лановой, даже чуб такой же, только седой совсем... Не генерал, а картинка из модного журнала.

— Работа такая, — пожав плечами, ответил Подберезский. — Не понимаю, чего ты взъелся? Мало ли у кого какая морда. Наши с тобой вывески тоже наверняка кому-нибудь не нравятся. Не замуж же тебе за него идти! Сделает все в лучшем виде, да ему и делать-то почти ничего не надо, мы ему эту гниду Шарова на блюдечке поднесли. Приглядятся, соберут побольше доказательств, чтобы наверняка не отвертелся, и прихлопнут. Антон Антонович за этого типа головой ручался.

— Твой Антон Антонович — мужик хороший и даже мировой, но все-таки не Господь Бог. А все эти чекисты — они, знаешь, такие верткие... Не люди, угри... Нет, не понравился он мне, этот ваш моложавый генерал.

— Ну вот, — огорчился Подберезский, — уже и генерал наш. Ты, вообще-то, соображаешь, что говоришь? Не хватало еще, чтобы тебе эфэсбэшник понравился...

— А что, эфэсбэшники — не люди? Люди, Андрюха, и работа у них, между прочим, очень даже нужная.

И генерал мне этот поначалу тоже очень по душе пришелся.., пока не начал насчет правового государства вкручивать и всяких политических аспектов. А ну, как они решат, что с точки зрения политических интересов лучше этого Шарова не трогать? С кем, мол, не бывает, а работник ценный и человек видный, авторитетный...

Что тогда, а?

— Да ну тебя, командир, — сказал Андрей. — Нарисовал картинку... Теперь уже и мне пить расхотелось.

— А чего захотелось? — заинтересовался Комбат. — Если не пить?

— Напиться до потери пульса. Если будет так, как ты говоришь, впору и вправду Кремль штурмовать.

— Ну-ну.., штурмовик. Я же говорю, это настроение у меня такое.., странное. Не обращай внимания, к утру рассосется.

Они сидели в машине Подберезского, припаркованной напротив входа в ресторан. Уже стемнело, дождь кончился, и цветные витражи в ресторанных окнах светились изнутри мягким рассеянным светом, разноцветными пятнами ложась на мокрый тротуар.

На крылечке ресторана покуривал вышибала в расстегнутом желтом пиджаке, подставляя сырому прохладному ветру разгоряченную сытую морду и сверху вниз поглядывая на прохожих. Мимо неторопливо прокатился милицейский «УАЗ», притормозил, и по пояс высунувшийся из кабины сержант обменялся с вышибалой парой фраз. Оба рассмеялись, и «луноход» покатил дальше. Кореши, подумал Комбат. Друзья-приятели. Поменяй их местами — что изменится? Да ничего.

Ни для меня, ни для них, ни для бабули, у которой на рынке украли кошелек. Странно все-таки мы живем.

Непонятно. То есть все, казалось бы, привычно и ясно, все давно само собой разложилось по полочкам, и каждое новое явление сразу же, словно по волшебству, укладывается в общую систему, да так ловко, будто только его там и не хватало, но вот как вдумаешься... Напиться, что ли, в самом деле?

— А помнишь, Андрюха, — сказал он, — лет десять назад молодежь все песенку одну крутила? Что-то насчет того, что надо бы, мол, добавить, чтоб стало светло хотя бы на миг.