Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена Страница 67

Сержант вышел и сейчас же вернулся, неся в руках черный полиэтиленовый мешок для мусора. Мешок выглядел довольно увесистым; сержант положил его на стол перед Одинцовым, козырнул и удалился.

– Итак, посмотрим, что у нас здесь, – сказал Одинцов и открыл мешок с видом Деда Мороза, готовящегося к раздаче подарков под новогодней елкой. – Это у нас что?

С этими словами он вынул из мешка и показал Юрию предмет, более всего напоминавший кусок хозяйственного мыла.

– Тротиловая шашка, – сказал Юрий.

– Правда? Вы уверены? А может, это мыло?

– Может, и мыло, – равнодушно сказал Юрий. – Тебе виднее.

Одинцов внимательно оглядел шашку со всех сторон и даже понюхал.

– Да нет, – сказал он, – пожалуй, все-таки не мыло. Пожалуй, тротил все-таки... Ну-ка, ну-ка... – Он снова полез в пакет и одну за другой выудил оттуда еще три шашки. – Солидно, – сказал он, – но это ведь еще ничего не доказывает, правда?

– Мне тоже так кажется, – сказал Юрий, с усталым любопытством наблюдая за его манипуляциями. Одинцов сиял, как именинник. – Тротил не доказывает, тротил взрывается.

– Да, – согласился Одинцов, копаясь в мешке, – и притом только при наличии детонатора... Ага, а вот и они!

Он высыпал на стол горсть детонаторов в блестящих медных гильзах. За детонаторами последовала какая-то непонятная штуковина, более всего похожая на радиоприемник, в котором основательно покопался вооруженный отверткой младенец.

– Какая занятная вещица, – сказал Одинцов, рассеянно играя разноцветными проводами. – Надо вам сказать, Юрий Алексеевич, что фрагменты вот такой штуковины были обнаружены на месте взрыва машины банкира Медведева. Эксперты утверждают, что эта машинка практически идентична той. А это уже, согласитесь, кое-что доказывает. Может быть, даже все. Запасливый вы человек, Юрий Алексеевич! И, я бы сказал, основательный. Только неосторожный очень. Разве можно хранить такие вещи у себя в машине? Их нашли при осмотре места дорожно-транспортного происшествия на переезде. Так что теперь тебе не отмотаться, Филатов. Я же говорил, я же предлагал оформить явку с повинной! А теперь все, поздно, получишь на всю катушку.

– Что?! – Юрий даже привстал. – Ты что, майор, на солнце перегрелся?

– Сидеть! – прикрикнул на него Одинцов. – Это еще не все.

Он перевернул пакет, и из него посыпались фотографии – большие снимки, сделанные, судя по великолепному качеству, цифровой камерой.

– Полюбопытствуйте, – предложил Одинцов.

Юрий машинально протянул руку и тут же ее отдернул.

– Черта с два, – сказал он. – Если тебе надо, сам показывай.

– Да полно! – отмахнулся Одинцов. – Я думаю, ваших пальцев на этих картинках и так предостаточно. Кроме того, их отсутствие ни о чем не говорит. Удобная вещь – латексные перчатки!

– Отсутствие не говорит, – согласился Юрий, – а вот присутствие... Нет уж, майор, если ты так уверен в моей виновности, давай тогда играть по-честному, без этих грязных ментовских фокусов. Я к этому дерьму даже под дулом пистолета не прикоснусь.

– Как угодно, – сказал Одинцов и ловко разложил перед Юрием фотографии. – Пожалуйста, полюбуйтесь! Впрочем, о чем это я? Вы же все это уже видели...

Юрий не обратил на него внимания – он смотрел на снимки. На одном из них был изображен какой-то толстяк в ковбойской одежде, валявшийся на пыльной дороге в огромной луже крови, которая натекла из его превращенной в месиво головы. На другом снимке сверкал в лучах яркого солнца старый «Кадиллак» с укрепленными на капоте бычьими рогами; двери машины были распахнуты, а на ветровом стекле виднелась расплывающаяся красная надпись знакомого до боли содержания. Далее следовало изображение салона «Кадиллака»; Юрий непроизвольно вздрогнул и отвернулся.

– Дальше, дальше смотри, – свирепо потребовал Одинцов. – Не отворачивайся, гад!

Юрий стал смотреть дальше и немедленно об этом пожалел. Дальше шла серия снимков, сделанных, как он понял, в квартире Шполянских. Каким-то немыслимым образом убийце удалось сфотографировать даже Кастета, стоящего посреди комнаты в нелепой позе, с растопыренными руками и ногами, с перекошенным, белым как мел лицом и дико расширенными глазами.

– Трупы Кудиева и Медведева ты сфотографировать, понятно, не мог, – снова заговорил Одинцов. – Но тебя видели возле дома Кудиева в момент убийства, видели, как ты пытался запрыгнуть в машину своих сообщников, но не успел... Чего вы не поделили, из-за чего Сохатый пытался тебя прирезать? Что, деньгами делиться не хотелось? Эх ты, супермен...

– Погоди, майор, – сказал Юрий, – это что, действительно нашли у меня?

– Хочешь сказать, что это не твое? Ну, говори, говори, все так говорят... Представляю, как удивится Веригин, когда узнает, что это ты его подставил! И не надо на меня таращиться, Филатов. Упаковку вот таких мешков для мусора нашли у тебя на кухне, в шкафчике. В таком же пакете лежали вещи Артюхова и его жены, изъятые у Веригина...

– Ну и что? – возмутился Юрий. – Эти пакеты – удобнейшая штука, их нынче почти в каждой кухне можно найти. Это же ничего не доказывает!

– Да, – согласился Одинцов, – это так, мелкий штришок. Улик у нас и без него предостаточно. Ну, что скажешь? Заказчика назовешь или как?

Юрий ничего не ответил – он думал, мысленно проклиная себя за дурную привычку неделями не заглядывать в багажник собственного автомобиля. Теперь было невозможно вычислить, когда именно черный мешок для мусора с четырьмя тротиловыми шашками, адской машинкой и фотографиями подбросили в машину. Зачем подбросили, было понятно. Если бы Юрий тогда не ухитрился в самый последний момент выскочить из машины, ментам оставалось бы только закрыть дело – труп преступника и целый мешок неопровержимых улик были бы у них на руках...

– Послушай, майор, – сказал Юрий, – выглядит это все убедительно, но ты совершаешь ошибку. Да сам подумай, голова твоя еловая, кто же станет таскать при себе собственный приговор? Кем для этого надо быть?

– Маньяком, – спокойно ответил Одинцов. – Обыкновенным маньяком, поступки которого сплошь и рядом противоречат не только логике, но и простому здравому смыслу. Кстати, хочу тебя предупредить: не вздумай косить под невменяемость! Ничего не выйдет. Во-первых, ты нормальный, насколько вообще может быть нормальным маньяк-убийца, а во-вторых, ты меня знаешь. Я не только с журналистами дружу, но и с судебными психиатрами. Тебя, сволочь, признают практически здоровым, и отсидеться в Кащенко тебе не удастся.

– Дурак ты, майор, – сказал Юрий. – Ты на мне всю свою карьеру поломаешь.

– Ничего, – сказал Одинцов. – Зато ты сядешь, и сядешь надолго. Впрочем, долго тебе не просидеть. Помнишь, я тебя предупреждал, чтоб ты не попадался к нам в руки? Надо было послушаться, Филатов.

Юрий внимательно посмотрел на него и понял, что спорить бесполезно: чертов мент был полностью убежден в своей правоте и всерьез полагал, что изловил кровавого маньяка.

– Я требую вызвать адвоката, – сказал Юрий.

– Будет тебе адвокат, – неприятно улыбаясь, пообещал Одинцов. – Когда я сочту нужным, и ни минутой раньше. А сейчас... Ты, кажется, хотел на Петровку? Сержант! Наденьте наручники, этот человек поедет со мной.

Глава 16

Марина Медведева остановилась на пороге кафе и обвела взглядом полупустой тесноватый зал. Время близилось к полудню, на дворе ярко сияло солнце, но здесь, в полуподвале, было сумрачно, несмотря на горевшие над столиками бра. Человек, который был ей нужен, сидел недалеко от входа, повернувшись к столику боком, и барабанил по нему пальцами в ожидании своего заказа. Рядом с его локтем лежали сумочка с документами и ключ от машины. Марина на всякий случай присмотрелась к лежавшей на столе ладони. Обручального кольца на ней не было; впрочем, в данном случае это не имело большого значения.

Она присела за соседний столик, нерешительно дотронулась до закатанного в прозрачный пластик меню, вздохнула и принялась рыться в сумочке, старательно удерживая на лице выражение глубокой печали, едва ли не скорби. Так, тихо скорбя, она отыскала в сумочке маленькую круглую жестянку ярко-красного цвета с нарисованной на крышке золотой пятиконечной звездой, открыла ее, взяла носовой платок и поддела его уголком немного маслянистого, пахучего бальзама. После этого она закрыла баночку, вынула из сумки платок и, испустив еще один печальный вздох, вытерла им совершенно сухие глаза. В глазах немедленно началась ужасная резь, и Марина ощутила, что на них наворачиваются крупные, как горох, слезы. Это было именно то, чего она добивалась; чувствуя на себе внимательный, заинтересованный взгляд сидевшего за соседним столиком человека, Марина низко опустила голову и увидела, как на клетчатую скатерть упала первая капля. Тогда она закрыла горящие огнем глаза и тихо заплакала. Вызванные едким вьетнамским бальзамом слезы струились по ее щекам неудержимым потоком; остаться равнодушным при виде этого зрелища было невозможно, и Марина очень надеялась, что человек за соседним столиком вылеплен не из какого-то особенного теста, а из того же, что и все остальные мужчины.