Михаил Серегин - Облава на волка Страница 67

Моисей снова посмотрел на Ивана Ивановича. Тот молчал.

– За что тебя? – спросил Моисей у Щукина, тиская в руках заветную бутылку.

– Улицу неверно перешел, – невесело усмехнулся Николай. – С чужим баулом.

– Да ладно тебе, – сказал Иван Иванович, но не Щукину, а Моисею. – Чего ты его слушаешь? Когда они правду-то говорили?

– Значит, не дадите? – вздохнул Щукин.

– Почему это? – поднял брови Иван Иванович. – Может быть, и дадим граммулечку. Вот только…

– Что? – жадно спросил Щукин.

– Спляшешь для нас или споешь, тогда подумаем, – проговорил Иван Иванович и подмигнул Моисею, как бы приглашая его к бесплатному веселью.

– Издеваетесь… – горестно констатировал Николай.

– Мы? – удивился Иван Иванович. – Ни в коем случае…

Николай замолчал, как бы задумавшись тяжело, потом предложил:

– А давайте сыграем? Если я проиграю, то спою вам и станцую – все, что вы захотите. А если кто-нибудь из вас проиграет – нальете мне стакан водяры. Идет?

Иван Иванович и Моисей переглянулись.

– Идет? – повторил Щукин.

– А во что играть будем? – осторожно спросил Моисей. – В карты? Или в шашки?

– Во что хотите… – развел руками Щукин.

– Нашел дураков! – воскликнул Иван Иванович. – Кто же с тобой в карты играть сядет! Вы же, падлы, на этом собаку съели! Играть с уголовником в карты – все равно что с налоговым инспектором ссориться, бесполезно.

– Ну, почему в карты сразу, – сказал Щукин. – Можно вот…

Он опустил глаза в пол, и его взгляд вроде бы случайно наткнулся на ореховые скорлупки.

– В скорлупку вот можно, – предложил Щукин.

– В скорлупку? – заинтересовался Моисей.

– Ага.

– Жульничество, – подумав, уверенно выговорил Иван Иванович. – Он нас как липку обдерет.

– А что мы теряем? – резонно возразил на это Моисей. – Стакан водки? Ерунда какая. Зато хоть небольшое, но развлечение…

– Ну ладно… – с явно неохотой согласился Иван Иванович.

Глава 19

Через час уже до крайности возбужденный Моисей кричал:

– Да ты не мельтеши! Ты медленно показывай!

– Да пожалуйста, – пожал плечами Щукин. – Вот…

Он снова шаркнул по столу звякнувшими наручниками и завертел тремя скорлупками, гоняя между ними жестяную пробку от водки.

– Где пробка? – внезапно остановившись, спросил Николай.

– Тут, – ткнул пальцем Иван Иванович.

– Нет, тут, – показал на другую скорлупку Моисей.

– Так где? – переспросил Щукин.

– Вот тут, – повторил Иван Иванович.

Щукин медленно поднял скорлупку. Под ней поблескивала жестяная пробка.

– Вот черт… – с сожалением проговорил Николай.

– Опять проиграл! – завизжал Моисей. – Давай какую-нибудь русскую народную!

– Русскую народную? – задумался Щукин. – А вот…

Он посмотрел на табачный дым, поднимавшийся кверху от тлеющей сигареты Ивана Ивановича, и с удивлением ощутил, как его собственные тягучие мысли стали складываться в длинные и печальные слова:

Разлу-ука, ты ра-азлука…

Чужая сторона-а…

Никто нас не разлучи-ит…

Лишь мать сыра земля-а…

– Все, – закончив, констатировал Щукин.

Нетронутая еще бутылка водки стояла на столе. Щукин посмотрел на нее и демонстративно сглотнул слюну.

– Еще раз, – потребовал Моисей.

– Хватит, – становясь вдруг мрачным, проговорил Николай.

– А чего так? – усмехнулся Иван Иванович. – Думал нас обмануть, а ничего не получилось? Теперь печалишься?

– Неудобно в наручниках, – объяснил Щукин. – Сблочил бы браслеты, начальник… Это золото без пробы…

Моисей вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича.

– Нет, – твердо сказал тот. – Даже и не проси. Наручники не сниму. Мы устав, конечно, нарушаем, играя с заключенным, но…

– Я не заключенный! – возмущенно выкрикнул Щукин. – Я подозреваемый! Прошу не забывать!

– Мы устав, конечно, нарушаем, – невозмутимо продолжал Иван Иванович, – но до того, чтобы браслеты сблочить… тьфу! Наручники снять – до этого дело не дойдет!

– Ладно, – вздохнул Щукин, – песен я еще много знаю. Давайте еще раз попробуем. Только так нечестно – неудобно мне в браслетах, вся ловкость рук ни к черту.

– Привыкай, – усмехнулся Иван Иванович.

Щукин снова закрутил на столе скорлупками.

– Кручу-верчу, обмануть хочу! – приговаривал он. – Где шарик? Отвечай поскорей, не задерживай добрых и честных людей.

Он остановился и поднял глаза. Дыхание у него вдруг сперло.

– Вот тут, – ткнул пальцем в скорлупку Моисей.

Щукин приподнял скорлупку. Снова блеснула пробка от бутылки.

– Проиграл! – восторженно воскликнул Моисей.

– Спой что-нибудь эстрадное, – заказал Иван Иванович. – Только потише. А то сверхсрочники прибегут. Они, сволочи, дрыхнут уже, но кто знает…

– Нет! – замотал головой Моисей. – Теперь пускай станцует! Станцуй! – приказал он Щукину.

– Что танцевать? – обреченно вздохнул тот.

– Цыганочку, – вспомнил Иван Иванович. – С выходом! Можешь?

– С выходом, это как? – спросил Щукин, стараясь успокоить рвущееся наружу сердце.

Иван Иванович, очевидно, сам не знал, как это – с выходом. Он подумал и кивнул Щукину головой.

– Можно без выхода…

– Без выхода… – повторил Щукин, вкладывая в эти слова иной, только ему понятный, смысл. – Нет, уж лучше с выходом.

Он поднялся и, отметив подозрительный блеск в глазах Ивана Ивановича, торжественно объявил:

– Русский народный танец! Цыганочка с выходом!

И вскинул скованные наручниками руки кверху.

Моисей только крякнул от неожиданности и крайнего изумления, когда на голову Ивана Ивановича обрушились тяжелые металлические наручники. Иван Иванович даже крякнуть не смог – он молча повалился со своей полки на пол, и ореховые скорлупки захрустели под его телом.

Опомнившись, Моисей крутнулся, вскакивая, но не тут-то было. Щукин, понимая всю серьезность ситуации, когда нельзя медлить ни на миллионную долю секунды, рванулся к нему и, коротко размахнувшись, заехал наручниками Моисею прямо в лоб.

Закатив глаза, Моисей повалился к стенке. Щукин подхватил его и аккуратно переложил так, чтобы его тело не заслоняло проход.

Теперь, когда с первым пунктом плана было покончено, Щукин поднял с пола еще дымящуюся сигарету Ивана Ивановича и глубоко затянулся, одновременно отмечая, как истосковались по никотину его легкие. Потом он быстро и ловко обыскал конвойных, достал ключи от наручников и освободился.

Вытер окровавленные руки о собственную одежду, перед тем как снять ее.

Полминуты – или даже меньше – помедлил, чтобы успокоить взвинченные нервы и хоть что-то слышать за бешеным шумом бьющейся о его виски крови.

Потом выдохнул и снова принялся за дело.

Еще минута ушла у него на переодевание, и вот из купе вышел человек в форме конвойного. Фуражка была глубоко надвинута на лоб. В коридоре вагона трясло и качало еще сильнее, чем это ощущалось в купе, да и шум стучащих колес слышался явственнее.

Кто-то мелькнул в дальнем конце прохода – и Щукин немедленно повернул в другую сторону.

«Пожалуйста, – взмолился он всем известным ему богам. – Пошлите мне хоть немного удачи на этот час! Честное слово, больше никогда и ни о чем не буду просить! Немного удачи и все! Мне бы только уйти отсюда – уйти и никогда не возвращаться!»

Человек в другом конце коридора что-то крикнул Щукину. Николай не разобрал слов, но предположил, что его спрашивают, куда он идет. Пряча лицо в тень, Щукин крикнул в ответ что-то неразборчивое из-за стука колес и махнул рукой по направлению к туалету.

Темная фигура помаячила еще немного и исчезла.

Щукин вздохнул свободнее.

Николай остановился в тамбуре. Все двери, которые он дергал, были закрыты. Окна – зарешечены. А те, какие не были зарешечены, являли собой такую почти непроходимую преграду из толстенного пыльного стекла, что Щукин, только что вырубивший двух конвойных, немного растерялся.

Он понимал, что времени у него крайне мало. Конвойные вот-вот очнутся, и тогда начнется такой кипеж, что небо потемнеет.

Впрочем, оно и так темное – ночь на дворе. Что на руку, конечно, Щукину.

Николай пожалел, что не захватил с собой наручники – ими было бы так удобно разбить сейчас стекло. А голыми руками несподручно…

«И потом, – мелькнула в голове Щукина еще одна мысль, – поезд мчится с той скоростью, на какую он только способен. Если прыгать на такой скорости, можно сломать себе шею».

Щукин огляделся.

Стоп-кран!

«Нет, – мгновенно подумал Николай, – стоп-кран в данном случае не подойдет… Если поезд в таком экстренном порядке остановится, все вертухаи кинутся искать, что случилось. Тогда сразу и обнаружится, что эти два гаврика в отключке лежат, а я, так сказать, отсутствую… Далеко я уйти не успею…»

Тут внезапный шум в другом конце вагона спугнул мысли Николая. Его кинуло в пот.