Юлия Латынина - Ниязбек Страница 7

– Салам алейкум, Ибрагим! Говорят, ты будешь президентом!

Игорь оглянулся. За ним, у самого трапа самолета, уже скопилась небольшая очередь из чиновников и бизнесменов, и они мешали спуститься из салона одетым в черное женщинам с баулами за спиной. Все из них поздравили Игоря еще во время полета, кто не успел, подходил сейчас.

– Ибрагим Адиевич, – с чувством сказал министр связи, – вы не представляете себе обстановку в республике…

Охрана полпреда вежливо, но твердо отсекла Игоря от просителей. Он нырнул в прохладное нутро бронированного «мерседеса», и в барабанные перепонки ударил азан: на частоте 105,2 самое популярное радио республики возвещало о времени дневного намаза.

Рустам сидел в «жигулях» возле железнодорожного переезда, когда его телефон коротко прозвонил. «Понял», – сказал Рустам и вышел из машины.

Переезд, а точнее – железнодорожная колея, пересекавшая шоссе и ведшая к нефтеналивным терминалам, всегда считался удобным местом.

Во-первых, машины на переезде неизбежно снижали скорость. Во-вторых, забор морского порта начинался буквально в пяти метрах от переезда и служил идеальным укрытием для стрелка. С этой точки уже стреляли раз пять, и в Торби-кале шутили, что перед переездом пора поставить знак «Осторожно, киллеры!»

На этот раз все было проще. Рустаму даже не надо было стрелять. Он лег на растрескавшуюся от зноя почву и нащупал ведущий к стандартному армейскому детонатору провод. За плечом у Рустама висел автомат, но сейчас автомат был не нужен. Автомат мог понадобиться потом.

Солнце било по шоссе прямой наводкой; далеко в море плыла белая лодка, и из раскрытых окон «жигулей», стоявших под стеной, метрах в пяти справа от Рустама, радио возвестило о времени дневного намаза. Рустам нахмурился. Это был большой грех – пропускать в пятницу время молитвы.

Машины показались спустя пять минут. Их было две. Одна – бронированный «мерс» черного цвета, другая – серебристый «лендкрузер» сопровождения.

Когда первая машина замедлила ход на переезде, Рустам нажал на кнопку.

Министр МВД уже завершал доклад, когда за открытым окном что-то далеко ухнуло, и с потолка упало несколько белых чешуек.

Панков завертел головой. Спикер парламента Хамид Абдулхамидов, сидевший по правую руку от него в президиуме, обеспокоился и вышел. Он вернулся через минуту и положил на трибуну докладчику белый листок.

Министр МВД ознакомился с запиской, глубоко откашлялся и доложил:

– Товарищи! Как я уже сказал, наше министерство добилось решительных успехов в борьбе с терроризмом! За истекший период задержано сто сорок пять участников незаконных вооруженных формирований. Изъято двести килограммов подрывной литературы. Тем самым предотвращено не меньше ста сорока терактов! Но враг не дремлет! Только что террористами, сеющими кровь и ненависть в нашей республике, (X вершено новое злодеяние! Среди бела дня, на Бакинском шоссе, на дороге из аэропорта, ими подорван заряд взрывчатки, уничтоживший пять проезжавших машин!

Возле трассы в аэропорт, на перекрестке проспектов Ленина и Шамиля, стояла новая мечеть на пять тысяч человек, и, как всегда по пятницам, она была полна народу. В метре от входа молился высокий человек в синих джинсах и белой рубашке с длинными рукавами.

Взрыв раздался в трех километрах от мечети, и многие выбежали наружу, но человек даже не повернул головы. Спустя минуту к нему подошел его друг по имени Джаватхан и сказал:

– Твоего брата убили. Человек продолжал молиться.

– Твоего брата убили, – повторил Джаватхан.

Тогда, между ракатами, человек повернул голову и сказал: – Но ведь Аллах жив. И продолжил намаз.

Когда полпред приехал на место взрыва, вонь от сгоревшей стали и плоти еще висела над дорогой. С обеих сторон шоссе скопилась немереная пробка, и министр внутренних дел республики, трясясь от усердия, доложил полпреду, что машину террористов нашли, брошенную, возле старой мечети. Ее тоже подожгли.

Владислав Панков пробежал вперед.

Взрывная волна взрезала бронированный «мерс» пополам, как консервную банку, и отшвырнула две половинки друг от друга. Обугленный людской мусор вылетел из машины вместе с сиденьями и двигателем. Игорь Маликов был высокий человек, почти два метра ростом. От него осталась метровая головешечка. Она лежала поперек асфальта, как большая черная кукла, и Панков не мог понять, лежит она затылком вверх или вниз.

Переезд был перерезан трехметровой воронкой, и чуть дальше догорали «лендкрузер» охраны и какой-то беленький «москвич». Возле джипа валялись горки камуфляжа.

Панков опустился на колени перед трупом и увидел, что Маликов умер не только от ожогов: порванный взрывом кусок броневого листа рассек ему шею и до сих пор торчал из раны.

Прошла целая вечность, прежде чем русоволосый москвич поднял голову. Машина охраны уже догорела, и солнце передвинулось чуть ближе к морю. За спиной Владислава стоял человек в синих джинсах и белой длинной рубахе. На боку его висел автомат на широкой брезентовой ленте, перекинутой через плечо, как сумка почтальона. Панков смотрел на него снизу вверх, и оттого человек казался очень высоким, еще выше, чем девять лет назад. Сильные пальцы с белыми лунками ногтей небрежно придерживали магазин автомата, из-под длинной, несмотря на жару, рубашки на запястье сверкнули дорогие часы. У него было правильное лицо с густыми черными бровями и плоским, словно бы перебитым носом, и на гладко выбритой коже выделялись полные влажные губы. Лицо его стало не старше, а скорее грубее и жестче, и на шее, чуть ниже крепкого, как капкан, подбородка, появился длинный шрам, нырявший под ворот рубашки.

Вокруг стояла звенящая тишина, и все сотрудники органов, набившиеся на теракт, отошли на два метра от трупа, полпреда и человека с автоматом.

– Ты хотел назначить его президентом? – спросил Ниязбек.

Его горский выговор ничуть не смягчился: он вбивал согласные друг в друга, как молотком.

– Нет.

– Вся республика знала, что он твой друг. Вся республика знала, что ты написал представление. Об этом сплетничали даже овцы в горах.

– Он отказался. Категорически.

Ниязбек смотрел русскому прямо в глаза, и Владислав сделал удивительное открытие. Они были такого же цвета, как глаза Арзо. Не совсем черные: скорее темно-коричневые, как камень оникс, и где-то в глубине этих глаз, как в километровой толще океана, посверкивали красные искры.

– Ты убил его, – сказал Ниязбек, – я спас твою шкуру, а ты убил его не меньше, чем те, которые заплатили киллеру. Жаль, что ты не пополнил гербарий Арзо.

Повернулся и пошел прочь.

Ибрагима Маликова хоронили в горах, рядом с отцом и дедом: так распорядился Ниязбек. Тело увезли сразу. По мусульманскому обычаю его надо было похоронить до захода солнца, а до села было сто двадцать километров скверной горной дороги.

После короткой перебранки со службой охраны Панков прилетел в село на вертолете. Единственная улица была забита автомобилями, и по дороге вилась настоящая пробка. Ибрагим не был в республике двадцать лет, и, видимо, дело было не столько в нем, сколько в его младшем брате.

К удивлению полпреда, ни одна из машин, которые он видел, не была бронированной. Уже потом ему объяснили, что в горах на броне ездить почти невозможно. Почти все влиятельные люди республики, отправляясь в горы, отъезжали на своих бронированных лимузинах километров на пятьдесят, а потом пересаживались на джипы. Панков прикинул, что было б, если б Маликова хоронили в городе, и понял, что дело вполне могло кончиться беспорядками.

Вместе с другими мужчинами Панков поднялся на кладбище и стоял там, неловко спрятав руки, пока другие прощались с покойником под арабскую скороговорку имама. Разглядывая могилы, Панков невольно заметил, что на надгробиях нет фамилий. Только отчества. С кладбища, расположенного сверху села, были видны вершины соседних гор и столы на площади у мечети.

Уже потом Панкову сказали, что, пока он был на кладбище, к селу подъехал кортеж с президентом республики. К президенту вышел Ниязбек со своими людьми и велел ему ехать обратно. «Клянусь Аллахом, это не я», – сказал президент, и Ниязбек ответил: «Уезжай, или я буду стрелять». Президент уехал.

После кладбища Панков пошел в дом Маликовых. Дом стоял на отшибе: новый, каменный, с оградой, похожей на стену крепости, и с неожиданно скромным двухэтажным особняком внутри. В доме было тихо и пусто, вся толпа была снаружи. Только у входа русоволосый москвич заметил двух крепких ребят, скучающих у стойки для автоматов.

Панков прошел мимо них в гостиную, застеленную красно-зелеными коврами, и увидел Ниязбека. Тот молился, обратившись лицом к Мекке. Рядом, на покрытом ковром топчане, валялся «Калашников» с широким серым ремнем. Стол в гостиной был полностью заставлен нехитрой едой: лепешками, зеленью, краснобокими помидорами и тарелками с большими вареными кусками мяса.