Александр Тамоников - Исполненный долг Страница 7

— Но «чисто», Степа! Аккуратно! И не забудь надеть перчатки. Пальцы, что уже оставил, убери сейчас же. Их мы поставим потом, где надо! Обыск по полной программе. Твои — комната дочери и спальня Ковалевой, мое — все остальное. Начни с лоджии, но гляди, чтобы тебя кто из соседей не засек.

Они начали поиск фотографии Оболенского и Астаминова с досье на последнего. И делали это профессионально. Все же офицеры спецслужбы.

В сознание пришли и Настя, и ее Артем и дочь Лена, а обыск ничего не дал. Люди Оболенского осмотрели, казалось бы, все, простучали паркет и потолочные плиты, стены и мебель, проверили туалет с ванной, кухню вместе со шкафами и баночками из-под различных продуктов. Вскрыли аппаратуру и бытовую технику, от видеомагнитофона до холодильника с кондиционером. Документов нигде не нашли. Оставалось одно — работать с Ковалевой в жестком режиме, благо возможностей давления на женщину у Григоряна было предостаточно. Одна дочь чего стоила. Григорян усадил Настю в кресло у журнального столика, отклеил ленту, закрывающую рот, предупредив:

— Не советую вам, госпожа Ковалева, шум поднимать. Сидите спокойно и не дергайтесь, отвечая на мои вопросы, в противном случае мне придется применить силу.

Анастасия как-то спокойно спросила:

— А дальше что? Ведь Оболенский наверняка приказал убить всю семью, мной не ограничиться, тем более что все мои видели вас!

Григорян усмехнулся:

— Ну, зачем же так? Мы не убийцы. И если вы поступите благоразумно, ЧЕМУ станут свидетелями ваш бывший муж и дочь? Вторжения в дом сотрудников спецслужбы, в которой числитесь и вы? Но это внутреннее дело Службы. Так что, Анастасия Павловна, отдайте фотографию, которую вы сделали в кафе, с фотоаппаратом и копию досье на известную вам фигуру — и мы разойдемся. Мужа отправим в Бельгию, ну а вас оставим в покое.

Ковалева проговорила:

— Кому вы сказки рассказываете, Григорян? А то я не знаю, что означает «оставить в покое»! Покой на кладбище. Надежный и вечный.

— Короче, сучка! Прелюдия окончена. Где фотография и досье?

— Вам их не видать, как собственных ушей!

Он с размаху ударил женщину по лицу:

— Как ушей, говоришь, не видать? А вот это мы сейчас проверим. Лопырь, — крикнул Григорян, — а ну кати-ка сюда ее дочь!

И, нагнувшись к Ковалевой, капитан прошипел:

— Сейчас, тварь, ты заговоришь по-другому, клянусь памятью родителей, по-другому. Я жалеть малолетку не буду!

Настя вскрикнула:

— Что вы хотите делать?

— Что? Ты ничего не поняла? Проверить твои слова!

— Подожди, капитан, подожди! Хорошо, я все скажу. В кафе «Каприз» я действительно заметила Оболенского в компании подозрительного кавказца. Фотографию не сделала, не успела, на ходу не получилось, да и официант помешал, но физиономию собеседника генерала запомнила. По приезде домой я вскрыла базу данных главного компьютера и скачала оттуда информацию по главным фигурантам, целям нашей Службы. Но когда увидела досье так называемого Батыра и узнала, что это с ним встречался Оболенский, испугалась, поняв, какую угрозу для меня составляет эта информация. Я тут же уничтожила копию досье, порвала и смыла в туалет, решив сегодня на службу не выходить. Этим я хотела узнать, зафиксирован ли несанкционированный вход в главный компьютер. Думала, что все пройдет незамеченным, ведь сам генерал в кафе на меня даже не посмотрел, а тебя… вас… я не увидела. Так что, говоря, что ни фотографии, ни досье на бандита вам не видать, я подразумевала то, что у меня ничего этого просто нет. А за грубость извините.

Лопырев вкатил кресло на колесиках в зал.

Увидев связанную и крайне перепуганную дочь, Ковалева взмолилась:

— Поверьте мне, капитан! Я никому, никогда, ничего не скажу, да и что значат мои слова без документальных подтверждений?

Капитан, выслушав Ковалеву, недоверчиво посмотрел на нее и вышел из зала, пройдя на кухню. Оттуда вызвал Оболенского и доложил о результатах допроса Анастасии. Генерал думал недолго, спросив:

— Все это она говорила при виде дочери?

— Да!

— И что сам мыслишь?

— Мыслю, говорит правду. В ее положении быстро придумать столь складную версию сложно. А я на самом деле не могу утверждать, что она сделала снимок. Да и в хате мы ничего не нашли.

— Ручка-фотоаппарат обнаружена?

— Да! Кассета полная, использованных кадров нет. Но кассету можно было и заменить. Точные данные, делались ли с ручки ночью снимки, может дать только экспертиза.

Генерал проворчал:

— К черту экспертизу. Значит, в квартире ты ничего не нашел?

— Нет. Хотя искали мы с Лопырем, уверяю вас, тщательно.

Оболенский вновь ненадолго задумался:

— Что ж, может, Анастасия Павловна говорит правду. Только теперь ей от этого не легче. Мы не можем оставлять ей жизнь. То же — и в отношении бывшего мужа и дочери. Все это прискорбно, но иного выхода у нас нет.

Григорян спросил:

— Если нет иного варианта решения судьбы Ковалевых, может, попробовать еще надавить на дочь? Глядишь, что-то другое запоет наша Анастасия.

— Нет, Армен, только лишний шум поднимется. Хотя… разок попробуй. Но так, чтобы сильно ударило по нервам Ковалевой. Если будет продолжать упираться, время не тяни, кончай их. Так, как было обговорено ранее. И аккуратней! Особенно с милицией! Что сказать ментам, ты знаешь, не допусти ошибку. Я буду на связи, работай, Армен.

Капитан вернулся в зал.

Подошел к Ковалевой:

— Так, значит, никаких документов в квартире нет?

— Ни в квартире, ни где бы то ни было еще, кроме базы компьютера.

— А я не верю тебе.

Анастасия воскликнула:

— Но как мне доказать это? С ночи ни я, ни дочь из квартиры не выходили, наверняка ваши люди следили за нами. К нам также никто не приходил. Вы ничего не нашли! Ну, куда же тогда, по-вашему, я могла деть эти проклятые документы? Кому передать? И как использовать?

Капитан мрачно повторил:

— И все же я тебе не верю. Не убедила ты меня, Анастасия, может, после этого убедишь?

Григорян выхватил пистолет и выстрелил девочке под правую ключицу.

Затем вновь нагнулся к Анастасии и быстро заговорил:

— Ты видишь, я не шучу и играться с тобой не собираюсь, первая пуля не опасна для жизни твоего выродка, легкая операция — и все. Но вторую я пущу ей в лоб. Нет, лучше в глаз. Так она будет выглядеть более привлекательно. Как думаешь, Ковалева? Черная дыра вместо глаза, придется труп в закрытом гробу хоронить! Труп дочери, кровинушки твоей! Ну, быстро, где фотография и досье?

Ковалева выкрикнула в лицо оборотню:

— Нет у меня ничего, скотина! Нет! Ты понял? Да если б было, неужели я не отдала бы тебе этот мусор? Эту грязь? Нет у меня ничего!

Голос ее сорвался на истерику, пришлось Лопыреву заклеивать задергавшейся Ковалевой рот.

Бывший муж с ужасом, молча наблюдал за всем происходящим.

Капитан опустил пистолет, проговорив:

— Теперь верю. Но… поздно. Хотя… поздно было еще со вчерашней встречи в кафе.

Он подозвал к себе Лопырева.

— Убери девочку и освободи ее, но смотри за ней! Не дай бог, что учудит, типа в окно прыгнет. Ты у меня сразу за ней последуешь. А я тут займусь делом! Пора кончать этот затянувшийся спектакль!

Старший лейтенант вкатил кресло с раненой девочкой в ее комнату. Освободил от пут, толкнув на кровать и приказав:

— Лежи тихо.

Дочь Ковалевых затихла, закрыв глаза и плотно сжав губы.

Григорян подошел к Ковалеву, присел перед ним на корточки:

— Вы у нас, господин бельгиец, левша или правша?

Глядя на палача полными животного страха глазами, Ковалев проговорил:

— Правша.

Капитан приказал:

— А ну-ка сними печатку. Я вижу, она дорогая?

— Да, да, с бриллиантом! Но, возьмите, конечно! У меня еще деньги есть, правда, наличными немного, но я могу снять нужную сумму в любое время и в любом столичном банке!

Григорян потрепал Ковалева по щеке:

— Этого не понадобится, Артем Львович, я не вымогатель, не грабитель и даже не коммерсант, чтобы заключать какие-либо сделки.

Он натянул печатку Ковалева на тот же самый палец, на котором носил ее хозяин. Поднялся, подошел к женщине. Ножом отрезал путы, сорвал клейкую ленту со рта и без замаха нанес Ковалевой прямой удар в переносицу. Удар, от которого она тут же потеряла сознание.

Бывший муж забился в угол, закрыв руками голову.

Капитан усмехнулся. Какой послушный клиент. И ведь понимает наверняка, что живым отсюда не уйдет, и не пытается защищаться! Как жертвенный баран, ждет своей очереди. Дурак и трус! Но это и к лучшему. Капитан перебросил бесчувственное тело женщины на софу и начал методично избивать ее, нанося выверенные удары в лицо, в грудь, в живот. Дождавшись, пока она перестанет дергаться, приоткрыл веки. Ковалева была мертва. Теперь дочь! Он крикнул: