Петр Катериничев - Банкир Страница 7

Решетов усмехнулся… Сколько восходящих звезд видел он на своем веку, звезд, возомнивших себя Солнцем… От них не осталось не только пыли, но и воспоминаний людских… А помнят лишь «актеров», «любимцев публики», особенно тех, кто умел вовлечь зрителей в кровавые шоу-массовки — будь то беспорядки или революции… Ни режиссеров, ни сценаристов, ни их заказчиков не знает никто.

Хватит философствований. Многовато для одного утра. Пора работать. Итак…

Первое. Биржевые сводки… Стоп!

Вода. Почему ему снилась вода?.. Мужчина нажал кнопку интеркома:

— Марина, от Дорохова есть что-нибудь?

— Пока нет, Константин Кириллович.

— Он еще не вернулся в Москву?

— Нет. Он в отпуске. Связать вас с Игорем Федоровичем?

— Нет. Найдите Дорохова. Сейчас. И свяжите меня по прямому.

— Да, Константин Кириллович.

— Марина…

— Слушаю, Константин Кириллович?

Так что он хотел узнать? Ну да, о Дорохове. Нет, такое начало утра абсолютно никуда не годилось! Решетов никогда не отличался особой нерешительностью и в случае необходимости умел действовать скоро и точно. Но сейчас — сейчас он просто суетится. Признак растерянности… Почему, отчего? Он ведь прекрасно знал, что Марина четко и однозначно понимает приказы и уже предприняла все необходимое для немедленной связи.

— Слушаю, Константин Кириллович? — повторила девушка.

— Одну большую чашку кофе.

— С молоком?

— Да, как обычно.

Девушка вошла через несколько минут, внося на подносе дымящуюся чашку.

Решетов быстро взглянул на нее:

— Связаться не удалось?

— Нет.

— Даже по моему каналу связи?

— Даже так.

— Пытайтесь снова.

— Да, Константин Кириллович.

Мужчина вынул из коробки папиросу, чиркнул спичкой. Девушка оставила на столе перед ним чашку и удалилась. А он наблюдал, как струя папиросного дыма медленно скручивается в спираль… Как сказал бы последний генсек, процесс пошел. И пошел по некоему совершенно неуправляемому руслу… Вернее, управляемому, только… Тут есть над чем подумать. Крепко подумать.

Марина плотно прикрыла за собой дверь кабинета. Села за компьютер, набрала код входа в одну из сетей связи, затем — сложный цифровой код-пароль. Чуть помедлила, пальцы забегали по клавиатуре. На спокойном, цвета морской волны фоне высветились два слова: «Кришна обеспокоен».

Одним нажатием клавиши она уничтожила набранную информацию, набрала специальный код очистки оперативной памяти и стерла все, что касалось использования шифра-пароля. Откинулась на спинку кресла. На сердце было тоскливо. И еще — страх. Только теперь это был другой страх, не тот, с которым она жила последние полгода.

Ей вдруг подумалось, что теперь страх будет сопровождать ее всегда. Нужно научиться как-то жить с этим. Если… Если с этим вообще можно жить.

Девушка посмотрела в окно, полуприкрытое жалюзи. Вода стекала по стеклу, делая его похожим на отлитое мастером произведение, превращающее очертания за окном во влажный и сонный мираж.

Огромный кабинет отделан темным мореным дубом. За громадным, крытым зеленым бархатом письменным столом сидит мужчина. Приближенные называли его — Магистр. Ему за пятьдесят, а скорее даже — за шестьдесят. Прекрасно сшитый темно-синий, с едва заметной полоской, двубортный костюм скрадывает возможные недостатки фигуры. Крупная голова неподвижна, мужчина смотрит в одну точку.

За окном — густой осенний сумрак, дождь. Плотные портьеры на окне чуть раздвинуты, мужчина встает, подходит к окну, смотрит на высокие сосны. Низкое, лилового цвета небо словно притиснуло их к земле, верхушки кажутся тяжелыми и грузными, и совершенно непонятно, как эти тонкие стволы не переломятся под такой невыносимой тяжестью… Барокко. Русское барокко.

Магистр любил непогоду. Она прекрасно гармонировала и с его обычным настроением, и, как он полагал, с настроением большинства живущих на этой земле людей. Даже не с настроением, нет — с их внутренней сутью. Как бы ни стремились люди скрыться за лаковыми фасадами добропорядочных квартир и особняков, за затененными стеклами лимузинов, за зеркальным блеском офисов или просто за размеренной и вроде ничем не примечательной жизнью «простого человека», сутью их оставались страх, ненависть, слезливое нытье о проходящем, безнадежная суета и снова — страх… Люди целеустремленно и ненасытно не только пожирают окружающее — леса, поля, реки; они тихо жрали друг друга, маскируя свой всепоглощающий жор пустыми словесами, кто — о человеческих ценностях, кто — о любви к ближнему… Наблюдая за человечьей комедией, мужчина, казалось, физически ощущал треск изломанных хребтов и судеб, синхронное движение тысяч челюстей, пережевывающих плоть, мозг, души себе подобных… Людей в этом мире интересовало только одно: власть. Хлесткое, как удар кнута, слово выражало все, что могут желать человеческие существа, и только от того, держишь в руках ты эту плетку и погоняешь уродливое стадо или кто-то хлещет и погоняет тебя, зависит ценность человека в этом мире… Личность… Интеллект… Душа…

Талант… Гений… Все эти словеса — ничто по сравнению с одним, реальным и действенным: власть.

Магистр жестко держал в руках эту плеть и не собирался уступать ее никому.

Он услышал короткий звуковой сигнал спецсвязи, подошел к компьютеру. На спокойном, цвета морской волны фоне были высвечены два слова, имеющие для него лично и для многих, кто с ним, грозный смысл: «Кришна обеспокоен».

Корт терпеть не мог людей за спиной. Особенно таких, как этот безликий «сюртук». Уродливое сочетание лакейства и пренебрежительного высокомерия ко всем, кроме хозяина, делало подобный тип людей опаснее любого отморозка. Если последние были освобождены от понимания ценности чужой жизни или страха за свою обыкновенной тупостью, то «манекены» были свободны от того же самого по подчиненности. Вот только… Вот только сам он тоже стал своего рода «манекеном»… Хм… А что он умел, кроме войны?..

Ладно, проехали. Кто на что учился. А все же — чувствовать на затылке взгляд отражающих свет оловянных глаз «солдатика удачи» — не самое приятное ощущение.

Они вышли из особняка и направились к флигелю: именно там располагалось пять наглухо закрывающихся боксов, похожих на бомбоубежища-индивидуалки времен холодной войны, в которых и «обтекали» секретоносители до той поры, пока с них не скачают всю нужную оперативную информацию… Вообще-то дело было поставлено достаточно профессионально, но… Не было того, что и превращает даже прекрасно отлаженную тайную организацию в спецслужбу — внутренней корпоративной ответственности сотрудников за результат. В другом случае, даже если и сам руководитель является профессионалом, и его сотрудники — каждый в своем деле — тоже, такая организация, даже высокого уровня взаимодействия, была просто-напросто «временной оперативной группой», а если сказать еще проще, по-русски, — шайкой.

Рокот вертолета, несущегося низко над землей, заставил и Корта, и сопровождающего на секунду поднять головы. Дверцы сняты, и хотя пулеметов уже нет — турели остались на местах. В кабине угадывались силуэты людей…

Прошло… Прошло около часа, а не час двадцать… Сейчас вертолет должен только вылетать за «скатами», ожидающими эвакуации в утлом «лягушонке» посреди неспокойного моря… А этот заходит на посадку… А все вместе означает…

Мысли пронеслись в голове Корта за одно мгновение, последовательность действий он тоже не просчитывал. Короткий рубящий удар ребром ладони по открытой шее — сопровождающий «китель» рухнул на месте. Корт ловко извлек из внутренней кобуры мощный «стечкин», снял с предохранителя. Так. От охраны у ворот его скрывает невысокая живая изгородь, привратник у дверей особняка убрался от пронизывающего, с мелким дождем ветра в караульное помещение и сейчас, с двумя другими прихлебывает кофе с ромом, в котором алкоголя куда больше, чем кофеина… Корт набросил на гидрокостюм пиджак «манекена», неспешно пересек открытое место, где его могла бы увидеть охрана, а за зарослями акации уже бежал в сторону только что приземлившегося вертолета. Глушителя в карманах благоприобретенного твидового пиджака, к сожалению, не завалялось… Ну что ж…

Двигался он сквозь заросли бесшумно, словно дикий кот. Вертолет опустился на землю, рокот двигателя словно увяз в мутном и влажном предутреннем воздухе.

Корт лег на живот на краю маленькой площадки, расслабленно замер, напевая про себя какую-то мелодию, совпадающую по ритму с шумом двигателя. «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги… Зеленое море тайги… Зеленое море…»

Встречал вертолет один человек. Как только стрелки с пулеметами наперевес выпрыгнули на землю, он приветственно помахал рукой и, очевидно, пошутил — боевики разом осклабились. Что это была за шутка — расслышать было невозможно, но она оказалась последней в жизни этого незатейливого весельчака — пистолетная пуля разнесла ему голову на куски. Выстрела за форсированным шумом винтов никто не услышал. Как никто не услышал второго и третьего — пули отбросили каждого из стрелков на несколько метров: один, сделав в воздухе немыслимый пируэт, ткнулся лицом в бетонку площадки, другой упал спиной, словно тряпичная кукла.