Андрей Кивинов - Каникулы строгого режима Страница 7

– Может, под хвост[5] его?

– На твой вкус, – ухмыльнулся кум, прикинув, что рано или поздно мента все равно отпетушат. – Главное, без тяжелых юридических последствий.

– Понял, сделаю…

– Характеристику на тебя я подготовил. Комиссия через месяц. Если все будет хорошо, в июле приедешь домой.

– Спасибо… Хотя у меня в сентябре – и так «звонок».

– Не понял, тебе УДО не надо?!

– Не-не, надо…

Шаман вернул фотографию Кольцова и, понизив голос, поинтересовался:

– Что с Сумраком? Когда уберешь?

– Когда ты узнаешь, где общак.

– Пока не могу… Сумрак осторожный.

– Так ты старайся. Надеюсь, к приезду комиссии он проколется.

Речь шла об общаке – воровской казне. Паша Клык, выходя на волю, оставил его положенцу, и только тот знал, где он хранится. А зоновский общак – это не мешок семечек. Это масса положительных эмоций, иногда с шестью нулями. И заполучить его – мечта любого практичного человека. Гладких не был исключением, как и все нормальные люди, мечтал о домике в деревне и об отдыхе на Канарах. Но выбивать из Сумрака координаты тайника с помощью проверенного резинового средства он не рисковал. Во-первых, даже под дулом пистолета тот ничего не скажет: общак для блатных – священный Грааль. А во-вторых, прессовать положенца не позволит Вышкин. Его Сумрак вполне устраивал. Мол, раз уж зона «черная», то надо с этим смириться и использовать в своих интересах. А какой для начальника лагеря интерес? Прежде всего – орднунг. То есть порядок и дисциплина. Чтобы никто из осужденных жалоб не писал, не бунтовал и прочей дурью не маялся. При Сумраке дисциплина железная – каждый зэк свое место знает. Как-никак знаковая фигура в лагерном истеблишменте. Но и Сумрак не из любви к администрации мужиков и блатных строит. А для послабления режима, дабы цирики не беспредельничали. Одним словом, взаимовыгодное сотрудничество при классовом антагонизме.

У Гладких же с положенцем отношения не заладились. Федор Васильевич до этого никогда не работал на «черных» зонах – исключительно на «красных», где власть держит администрация. Придя сюда, он по привычке решил показать положенцу, кто есть ху, и взял неверный тон. «Будешь, зэчара, делать, как я скажу! Иначе в ШИЗО и СУС[6] „грев“ перекрою, тебя твои же кореша порвут».

Сумрак в полемику не вступал. Усмехнулся и, посмотрев куму в глаза, спокойно ответил: «Ну, попробуй». Пробовать Федор Васильевич не рискнул. У Сумрака был нехороший взгляд и такой же нехороший тон. Слишком нехороший. От которого тараканы на стенах дохнут…

Когда Шамаев исчез за дверью, Гладких вернул фотографию Кольцова в дело.

«Вот и вся проблема… Компромат – великая вещь. Безотказная, как автомат Калашникова. И надежнее денег. Готовьтесь стать матерью-героем, уважаемый коллега…»

* * *

В девять ноль-ноль, за час до отбоя, когда голодные волки в тайге готовятся затянуть лунную сонату, к дверям карантина подошли Казбек Шамаев и завхоз – долговязый зэк из числа активистов, живший в этом же здании, но с обратной стороны. Завхоз вверенным ему ключом открыл дверь и впустил смотрящего, хотя это было строжайше запрещено. Но смотрящий имеет право познакомиться с новобранцами, на то он и смотрящий.

Помещение, где расположился этап, представляло собой небольшой барак с нарами возле стен. Никаких отдельных номеров и перегородок. Никаких «евронар» и «европараш» – все дешево, надежно и практично.

Большинство новобранцев уже разбились на клубы по интересам. Петухи кучковались отдельно, блатные и первоходы тоже. Кольцов занял место в темном углу и ни с кем не вступал ни в какие разговоры. Прилег на койку, рассматривая низкий облупившийся потолок.

– Здоро-во!

Шамаев, прикрыв за собой дверь, вышел в центр зала, бегло осмотрел этап. Заметил Кольцова.

– Здоро-во, говорю… Я Казбек. Смотрящий за карантином.

Этап нестройно ответил. Кое-кто поднялся с нар.

– Бродяги есть?

– Есть, – ответил за всех мужик с выколотым на кисти жуком.

Шаман подошел к блатным и с каждым поздоровался за руку, по ходу знакомясь и интересуясь, как добрались. Угостил общаковыми сигаретами и чаем. После пожал руки мужикам и даже сказал пару добрых слов петухам, сразу распознав их в общей массе. Наконец остановился возле койки Кольцова.

– Инсульт-привет… Ну а ты кто по жизни?

Кольцов повернул голову и, не поднимаясь, коротко ответил:

– Мент.

– Мент? – ухмыльнулся Казбек. – А это куда? В какую дырку?

Этап заржал.

– Чего молчишь? Стесняешься?

– Слушай, я тебя чего, трогаю? – Кольцов по-прежнему оставался в горизонтальном положении. Лишь скрестил руки на груди.

Шаман повернулся к блатным:

– Братва, тут мусорок на грубость нарывается. Чего-то не догоняет.

Трое крепких блатных, в том числе и дядя с жуком на ладони, поднялись с коек и подошли к смотрящему.

– Слышь, ментяра, с тобой человек разговаривает!.. – Один из блатных злобно саданул ботинком по ножке нар. – А ты хамишь.

– Так люди не разговаривают.

– Может, тебе явку с повинной оформить? Быстро встал, плесень!..

Кольцов опустил ноги в кроссовки, поднялся с нар.

– Ну?

– А ты, часом, под хвост не балуешься? – сверкнув фиксой, глумливо спросил Шаман. – На пидорка похож…

– Что, проверить хочешь?

– Хочу.

– Тогда я сейчас в тазик с водой сяду, а ты мне в член подуй. Если пузыри из задницы пойдут, значит, я пидорок… (Сказано было, разумеется, жестче, но подлая цензура вынуждает фильтровать базар.)

Кое-кто из мужиков заржал. Гордый горец позеленел от ярости, словно Шрек. Какой-то мусорюга предлагает ему, смотрящему, да и просто уважаемому бродяге – стыдно повторить что! Да за такое!..

– Сука легавая, я из тебя Хиросиму сделаю!!!

Расписной кулак полетел в ментовский нос. Однако нос вдруг куда-то исчез, и кулак рассек воздух вхолостую. Зато живот наткнулся на жесткое препятствие. Сильно наткнулся. Так, что от боли свело мозг. И нарушилось дыхание. Умеет бить, сволочь ментовская! Научился в застенках!..

Кольцов не стал повторять удар, просто перекатился назад через нары и прижался к стене, обеспечив себе прикрытие со спины. Встал в боксерскую стойку.

Но получить пояс чемпиона по версии IKSR (исправительная колония строгого режима) он, естественно, не смог бы. Здесь только инвалидность получают. Хоть ты братья Кличко в одном лице, хоть Рокки-I–IV. Максимум, что можешь завоевать, – приз зрительских симпатий. Если, конечно, продержишься больше минуты.

– Мочи легаша́! На братву, пидор, руку поднял!

Команду повторять не пришлось. Трое блатных прыгнули на Кольцова одновременно. Жук на руке превратился в оскалившийся череп. Бывший опер прижал кулаки к вискам, согнулся в поясе. «Получите-с…» Здесь у нас не ринг, рефери нет, правил, в общем-то, тоже. Удар локтем сверху, по почке. (Аплодисменты.) Второй по ногам. Еще один снизу – коленом в челюсть. (Аплодисменты.) Падая, Кольцов успел достойно ответить. Ответ пришелся в шамаевскую незащищенную промежность. (Бурные аплодисменты!)

Смотрящий взвыл, из Шрека превратившись в ослика. Упавший попытался перекатиться под нары, но это уже было нереально – на него обрушился камнепад. В руке одного из нападавших зэков мелькнула заточка. Где должен носить нож хороший мент? В спине!.. Сейчас, сука, сейчас… Это тебе не в кабинете признанки из невиновных выколачивать. Смерть неверным! Ситуация вышла из-под контроля, и просьба кума оставить мента в живых, скорее всего, выполнена не будет. Не судьба! Сделали все, что могли, но…

Кольцов уже ничего не соображал. Он рычал от боли и, свернувшись калачиком, по-прежнему защищал разбитыми кулаками голову – единственный способ уцелеть. Хотя бы еще минуту-другую…

«Неужели все закончится так быстро?.. А ты чего ждал?.. Предупреждали ведь. Здесь тебе не „Лав-радио“. Здесь радио „Шансон“. Блатная романтика».

– Ну-ка, ша!!

Хриплый, но мощный голос перекрыл крики разгоряченной братвы. Рука, уже занесшая над ментовской глоткой заточку, замерла в воздухе…

Это кто там мешает святому делу?! Все повернули головы к дверям. И замерли, словно на стоп-кадре. Потому что каким-то своим уркаганским чутьем догадались, что команде лучше подчиниться. Хотя на пороге стоял не вертухай. Скорее, совсем даже наоборот…

Вошедший обвел барак глазами, заметил ишака Казбека:

– Шаман, что за кипеж?

– Сумрак, тут козлина ментовская… Пидором назвал.

Кольцов плохо слышал, что объяснял смотрящий. Вряд ли что-то положительное и доброе. Он протер глаза, залитые кровью, и рассмотрел положенца.

Да, товарищ и вправду внушал уважение. Глыба. Матерый человечище. Хотя и ростом не вышел. Зато глаза… Броню прожгут.

Черные с проседью волосы. Прическа аккуратная, короткая. Квадратный подбородок гладко выбрит. Наш ответ голливудскому Джорджу Клуни. Роба, ушитая по спортивной фигуре и тщательно выглаженная, безо всяких номеров. Сверкающие, тщательно начищенные ботинки. Именно их глянец почему-то бросился Кольцову в глаза. И не потому, что он лежал на полу. Как-то не вязалась зона с блестящими ботинками. Отпаренные брюки. Почти вечерний костюм. Звезда лагерного дефиле.