Евгений Сартинов - Кровная месть [СИ] Страница 7

— А когда уходили ничего подозрительного не видели? — спросил Юрий.

— Что именно?

— Ну, люди там не крутились около подвала? — спросил Василий.

— Да, нет. Там во дворе то никого не было. Сонный какой-то двор, пустой был.

— А черный джип, случайно, не видел? — по наитию спросил Юрий.

— Черный джип? А, был, кстати, — оживился Владимир. — Я свернул, было, со двора в арку, туда, на Сретенку, а он как раз едет навстречу мне. Пришлось дать задний ход, он проехал, а потом уж я выехал.

Астафьев и Василий переглянулись.

— Он ехал в сторону мастерской?

— Да, свернул туда.

— А номер ты не запомнил, случайно?

— Нет, не до этого мне было. Я уже торопился. Помню, только, стекла у джипа все круто так тонированные, лиц совсем не видно.

— Слушай, а ты не заметил, золота у них там много было? — спросил Юрий.

— Нет. Андрей еще посетовал, что все только что увезли заказчики, показать нечего. Серьги он сделал при мне, спиральки такие, пружинные.

Василий начал судорожно рыться в своей папке.

— Вот такие? — спросил он, подавая фотографию.

— Да, точно. Только их было две.

Они проговорили еще больше часа, и уже когда Владимир провожал их, сказал на прощанье: — Вот ведь жизнь, какая сука! Только с человеком познакомился, только он тебе понравился, и все! Нет его.

Это было как кошмарный сон, и даже боль не могла отрешить Аню от мысли, что все, что она видит и чувствует, какое-то ужасное, жуткое наваждение. Кавказец со шрамом толкнул инвалидное кресло в сторону кухни, и спросил, жутко коверкая слова: — Ну, женщина, ты поняла, что мы спрашиваем тебя о серьезном деле? Ее жизнь на твоей совести. Теперь ты нам все скажешь, правда? Где она?

— Я не знаю, не знаю! Может, она осталась у Али!

— У Али ее не было, — ответил второй, более молодой парень.

— Где она, может быть? — настаивал тот, что со шрамом.

— Я не знаю, отпустите меня! Я ничего не знаю!

Тогда старший, со шрамом вытащил нож, и медленно провел им по женскому лицу. Кровь брызнула из-под лезвия, и тело Анны забилось в конвульсиях от боли и страха. Ей, лежащей на кровати, мешали освободиться связанные руки и ноги.

— Она была у твоего мужа, — настаивал человек со шрамом. — Где она?

— Не знаю я!

— Вспоминай!

— Может, она в машине мужа осталась!

— Где эта машина? Где она сейчас?

Она продиктовала адрес.

— Рамзи, если хочешь, займись ей.

Старый ушел, а молодой начал сдирать с женщины остатки одежды и с довольным сопением полез на нее.

Лицо Ани было покрыто слезами и кровью, все расплывалось через них, даже лица истязавших ее людей. Но даже сквозь них она сразу увидела, когда старший кавказец вынес из соседней комнаты Оленьку. Аня дернулась всем телом, но это только прибавило боли в кистях и лодыжках.

— Отпусти дочку! — закричала она.

— Вспомни все и всех, у кого она может быть?

И он положил руку на горло девочки.

ГЛАВА 9

Следующие два часа Астафьев провел в московских пробках. Столица, словно нарочно, издевалась над ними. Николаев пытался проехать к центру города всеми возможными маршрутами, но неизменно оказывался в хвосте очередного мертвого каравана ревущих машин. И для Юрия это было испытанием, а Василий вообще психовал, как никогда.

— Как меня заколебала эта блатота московская!

— В смысле? — не понял Юрий.

— Да ты посмотри на них, — опер ткнул пальцев влево от себя, — одна крутизна дороги забила. Почему в Москве пробки? Потому что всем этим понтам стремно ездить в метро, не престижно! А нам, тем, кому нужно работать, приходиться из-за этого страдать.

Юрий посмеялся, а московский опер все поглядывал на часы, все, что-то, прикидывал.

— Ты что, куда-то опаздываешь? — понял Юрий.

— Ну да, надо было еще заехать к вдове ювелира, задать пару вопросов. Это тут совсем близко. Но, сначала тебя довести до дома.

— Да ладно, я могу и на метро, мне то чего понтовать? Где тут ближайшая станция.

— Да в том то и дело, что ее тут близко нет. Тут и на маршрутке ехать до метро с полчаса.

— Ну, давай, заедем к твоей вдове, тебе правду надо задать два вопроса? Не больше?

— Ну да.

— Тогда поехали, что ждать.

Василий с видимым облегчением свернул в ближайший переулок, и так, дворами и переулками, добрался до нужного дома. Это была обычная пятиэтажка хрущевских времен. Юрий машинально, вслед за ним, так же вышел из машины.

— На втором этаже они живут, — пояснил Василий, словно извиняясь за причиненные неудобства, — мы это, тут быстро управимся.

Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и увидели, что лестничная площадка буквально забита людьми. Человек десять стояли на ней с расстроенными и растерянными лицами, один из них терпеливо жал на дверной звонок.

— Вы к кому, товарищи? — сразу спросил Василий.

— Мы к Арбузовым, на похороны приехали, — сказал самый пожилой из них.

— Приехали с полчаса назад, звоним, никто что-то не открывает, — пояснил еще один из родственников.

Опера переглянулись, Василий торопливо достал мобильник, начал кому-то звонить, потом спросил родню: — Может, она ушла куда-нибудь?

— Да, Аня то могла уйти, но мать ее всегда дома, — возразил пожилой. — Она инвалид, в коляске по дому катается.

— Да это точно, — пробормотал Василий.

Николаев пару минут послушал длинные звонки, потом отключил телефон, и снова оглянулся на Юрия.

— Не отвечает.

Астафьев посмотрел на дверь, она, по обыкновению, была железной.

— Может, через балкон, — предложил он.

— Кажется, он у них не застеклен, — согласился Василий.

Они спустились на площадку между этажами, открыли небольшое окошечко как раз над козырьком подъезда. Василий вылез на этот козырек, потом на толстую, газовую трубу, проходящую как раз под балконами второго этажа, и медленно двинулся вперед, прижимаясь всем телом к стене. Когда он перелез через перила, и, открыв балконную дверь, скрылся в квартире, Юрий вернулся к дверям.

Василия долго не было, потом дверь приоткрылась, показалось его лицо. Уже по нему Астафьев понял, что неприятности у него продолжаются.

— Юр, зайди. Остальные остаются тут! — несколько истерично крикнул Василий загомонившим родственникам.

Через три часа Юрий расписался в протоколе осмотра места преступления как свидетель, и снова посмотрел на часы. Было уже шесть вечера. На кухне истерично плакала мать Андрея Арбузова, ее так и не могли успокоить ни какие лекарства. Действительно, то, что произошло за эти дни, смогло свести с ума кого угодно. В три дня потерять сына, невестку и внучку. Даже такие привычные люди как Шалагин, были потрясены.

— Задушить годовалого ребенка, это что такое, а? — спросил он Юрия еще через полчаса, когда они вышли на лестничную площадку покурить. При этом подполковник почти непрерывно тер свой подбородок.

— Жестокость удивительная, — согласился Юрий. — Чем им помешал ребенок? Рассказать он ничего ни кому не мог, слишком мал.

Особая жестокость убийц была вина во всем. Матери Анны, инвалиду, свернули шею. Саму Анну, привязав к кровати, долго мучили, изрезали ножом весь живот, лицо. Потом, судя по всем признакам, изнасиловали и зарезали. При этом рядом, на одной с ней кровати лежал маленький трупик ее ребенка.

Сверху сбежал Николаев.

— Соседи над ними говорят, что примерно в одиннадцать часов снизу очень громко играла музыка. Пол ходуном ходил, посуда в серванте звенела.

— Им что-то от нее нужно было, — предположил Юрий. — Они не просто так над ней издевались, они ее пытали. Что-то она им должна была рассказать.

На площадку вышел еще один член опергруппы, Олег Ведяхин. Вот его массивное, «римское» лицо казалось невозмутимым. Закурив, Олег сказал: — Знаете, что странно, мужики? В доме нет ни одной видеокассеты.

— Ну, и что? — спросил Шалагин.

— А то, что в доме два видика, один из них ДВД, огромная тумбочка с полками для кассет, но их самих нет.

— Может, не успели еще купить? — предположил Василий.

— Да нет, они там были. Там еще пыль осталась, следы такие пыльные, видно, что они стояли, и давно, но их теперь нет.

Все переглянулись, и двинулись в квартиру. В самом деле, в тумбе под телевизором еще виднелась пыль, что остается после вещей, долго не подлежащих перемещению.

— Кассета? Им нужна была кассета? А какая кассета? — спросил Шалагин.

На этот вопрос ответить им не мог никто.

ГЛАВА 10

Когда в десятом часу вечера Астафьев все же пришел домой, Ольга встретила его в дверях прихожей любопытствующим взглядом. При этом одна ее бровь была поднята выше другой так что, Юрий безошибочно понял, в каких грехах его будут обвинять. Малиновская была влюблена в него как кошка, не умом, а всей своей женской сущности. Она просто теряла волю рядом с этим человеком. Но в чем она была столь же непреклонна, это в своей ревности. По мнению Астафьева, она с этим была на грани паранойи, но, если признаться честно, Юрий давал Ольге множество поводов развивать эту манию. В недавнем прошлом, Астафьев настолько сильно приударял по противоположному полу, что прослыл в городском отдел внутренних дел первым ловеласом.