Андрей Воронин - Груз 200 Страница 7

– Три миллиона, – задумчиво повторил Глеб. – Это в одном гробу.

– Вот именно, – твердо сказал исполняющий обязанности. – Даже если мы станем вскрывать каждый прибывающий оттуда гроб – а мы станем, если того потребуют обстоятельства, – это… Это просто неслыханно! И потом, если мы перекроем этот путь доставки, они немедленно найдут другой.

– Если уже не нашли, – на время забыв о субординации, вставил Глеб. – У вас есть какие-нибудь конкретные данные?

– Если бы имелись конкретные данные, мне не пришлось бы беспокоить вас. Хватило бы одного штурмовика, а то и просто парочки “вертушек”. Мы пытались раздобыть сведения о дислокации этой их фабрики, но…

– Ясно, – сказал Глеб и покосился на дверь, за которой остался коридор, ведущий к ярко освещенному залу, где на подставках стояли в ряд три гроба.

– Да, – сказал исполняющий обязанности. – Они ушли в поиск вечером, а утром их обнаружили армейские разведчики. Их просто перестреляли из засады – в упор, без затей. А они, между прочим, Радуева брали… Сегодня ночью туда вылетает транспортный самолет. С подробностями вас ознакомит генерал-майор Малахов. Если, конечно, вы согласитесь взяться за это дело.

Несмотря на то что в комнате было темно и становилось темнее с каждой минутой – похоже, над Лубянкой проплывала весьма приличная туча, – Глеб прикрыл лицо ладонью, чтобы собеседник не увидел, как саркастически приподнялся левый уголок его рта. “Если вы согласитесь…” Этот человек умел быть обаятельным и вежливым, но капитан ФСБ Сиверов отлично знал, что он умеет быть и другим. Совсем другим. Впрочем, причин отказываться от задания он не видел, хотя никакой радости оно ему не доставило. Это было скорее ребячество, но Глеб поймал себя на том, что с гораздо большим удовольствием принял бы под свое командование взвод десантников, чтобы сойтись с противником в открытом бою.., и под своим, черт бы его побрал, именем!

Ничего подобного он конечно же говорить не стал, хорошо зная из истории, что порой один удачный выстрел решал исход войны. Ну, пусть не один, а пара-тройка, но лишенная мозгового центра армия неизбежно терпела поражение. Кроме того, далеко не все проблемы можно решить при помощи танков, тяжелой артиллерии и фронтовой авиации. У предстоявшей ему операции имелся тот весомый плюс, что теперь перед ним был реальный, легкоразличимый противник. Глеб вдруг почувствовал, что ему до смерти надоело ковыряться в москонской грязи, по одному вытаскивая на свет божий мерзавцев в деловых костюмах и тихо беря их к ногтю, – все равно что давить пальцем тараканов на грязной, закопченной кухне, где по углам валяются объедки и воняет прогорклым жиром.

…Он отошел от окна, снова присел над раскрытым ящиком и быстро, почти не глядя, бросил в спортивную сумку несколько увесистых железяк. “Калашников” с глушителем и оптическим прицелом он аккуратно отложил в сторону, а потом так же аккуратно вернул в ящик. Задернув “молнию” сумки, Глеб снарядил и распихал по карманам несколько запасных обойм к кольту. Подумав, он положил во внутренний карман куртки глушитель, разорвал еще одну коробку патронов и высыпал ее содержимое в карман.

Тяжелый кольт занял привычное место в наплечной кобуре, ящик скрылся в тайнике. Потом Глебу почудилось, что в дверь кто-то звонит. Он выглянул в окно, увидел напротив дома машину Малахова и убавил громкость музыкального центра.

Теперь звонки в дверь стали слышны отчетливо, и в них явно слышалось раздражение. Глеб вышел в тесную, из-за высокого потолка похожую на печную трубу прихожую и отпер тяжелую дверь. Малахов быстро шагнул через порог, недовольно хмуря брови и резкими движениями отряхивая с узких полей старомодной фетровой шляпы несуществующие капли дождя. Его лысина блеснула в свете электрической лампы, которая маячила в недосягаемой высоте, как умирающее от старости солнце. Какой-то болван повесил ее настолько высоко, что у Глеба никак не доходили руки хотя бы обтереть с нее пыль, и потому свет в прихожей был тусклый, с нездоровым желтушным оттенком.

– Привет, меломан, – буркнул генерал. – Как маленький, честное слово… Или ты нарочно меня на лестнице держишь?

– Если честно, то следовало бы, – ответил Глеб. – Что же это вы, товарищ генерал-майор, своих сотрудников сдаете? В генерал-лейтенанты метите?

– Мальчишка, – проворчал Малахов, зачем-то нахлобучивая на голову шляпу. – Сдали его… Я сам чуть в обморок не грохнулся, когда он потребовал встречу с тобой устроить. Вторые сутки валидол сосу, как припадочный. Сдали… Видно, не все твои досье уничтожены. Да и у него, у и, о, нашего, котелок неплохо варит… Он мне две трети твоих дел прямо по пальцам перечислил. Генерал Потапчук дело такого-то расследовал? Расследовал. Где такой-то? Землю парит. Полковник Малахов связями сякого-то занимался? Ну и где он, этот сякой-то? Вот пуля пролетела – и ага… А между тем полковник Малахов, помимо всего прочего, дело об убийстве генерала Потапчука тоже курировал. Дело не раскрыто, а подопечные полковника Малахова что-то часто начали под шальные пули попадать. Что за беда такая? И нельзя ли ею, бедой этой, этак аккуратненько попользоваться в интересах нашей великой державы? А держава, сам понимаешь, козырь безотбойный, против нее не попрешь.

– Зато улыбается он здорово, – закрывая тему, сказал Глеб. – Кофе выпьете?

– Да какой, к черту, кофе?! Самолет через два часа. Ты собрался? Давай багаж, я заброшу.

– Экипаж предупредили?

– Может, еще объявление по телевизору сделать? Прямо по ОРТ, в рекламной паузе. Агент по кличке Слепой отправляется в Чечню рейсом военно-транспортного туристического агентства. Вот тебе бумажка, явишься за пять минут до отлета, покажешь командиру экипажа, и все будет в порядке.

Глеб развернул протянутую Малаховым бумагу и пробежал глазами по строчкам.

– Капитан Суворов, – прочел он, – специалист по общественному мнению… Черт, не нравится мне это… А кто подписал? Что-то подпись неразборчивая.

– Да какая тебе разница? Это он мне дал, – сказал Малахов, сделав сильное ударение на слове “он”, так что сразу стало ясно, кого он имеет в виду. – Шушера какая-нибудь в полковничьих погонах. Ты, главное, на самолет не опоздай, а то придется на своих двоих добираться. Багаж будет на борту, это я устрою. Провожать не стану, так что ручкой на прощание можешь не делать.

– Спасибо, Алексей Данилович, – сказал Глеб, пожимая протянутую генералом руку. – И еще одно… Вы не могли бы сами позвонить Ирине?

– И тебе спасибо, – язвительно откликнулся Малахов, сердито выдирая руку. – Трусишка зайка серенький… Сам в кусты, а я отдувайся?

Глеб развел руками, показывая, что отрицать очевидное не имеет смысла.

– Черт с тобой, – проворчал генерал. – Думаешь, я не понимаю? Позвоню, не беспокойся. Как только доложат, что самолет в воздухе, сразу позвоню.

– Спасибо, – повторил Глеб.

Когда Малахов уехал, он погасил в квартире свет, снова включил музыку, закурил и долго смотрел в окно, где в подсвеченном фонарями мраке сверкал дождь.

Глава 3

Забрызганный грязью до самой брезентовой крыши УАЗик, натужно ревя движком, вполз на вершину невысокого холма и остановился, пьяно вильнув задними колесами на скользкой, превратившейся в непролазное черное болото дороге. До конца подъема оставалось еще несколько метров, и машина стояла, задрав кверху свой тупо обрубленный нос, как памятник всем механизмам, павшим в бесконечной битве с российским бездорожьем.

Из-за этого в узких амбразурах, протертых “дворниками”, в слое покрывавшей передние стекла грязи виднелось только низкое серое небо, по которому быстро бежали рваные темные клочья туч, уже пролившихся дождем где-то на юге и потерявших силу. Боковые окна были залеплены до такой степени, что едва пропускали свет.

Как только машина остановилась, измученный тряской и беспокойством генерал-майор Малахов распахнул дверцу и выпрыгнул на дорогу – вернее, на то, что здесь, в Воронежской области, принято было называть дорогой. Его кожаные туфли с негромким чавканьем погрузились в грязь. На мгновение у генерала возникло странное ощущение, словно он попал в невесомость, но потом подошвы туфель коснулись более или менее твердой опоры, и это ощущение исчезло. Черная и пышная, словно специально взбитая каким-то безумцем в гигантском миксере грязь, жирно поблескивая, бесшумно сомкнулась над ступнями генерала Малахова где-то в районе щиколоток. Малахов вынул изо рта сигарету и с некоторым недоумением посмотрел вниз. Его мысли были заняты гораздо более серьезными вещами, чем весенняя распутица в Воронеже, так что внезапное исчезновение собственных австрийских ботинок вместе с заключенными в них ступнями его слегка озадачило. Грязь тускло поблескивала внизу с самым невинным видом, словно она слыхом не слыхала ни о каких туфлях. В самом деле, кто же ходит в середине марта по проселочным дорогам в дорогой столичной обуви? Да по ним в это время вообще никто не ходит без самой крайней нужды, если уж на то пошло!