Илья Деревянко - Железный кулак Страница 7

Тюрина отстранилась, разочарованно хмыкнула и отправилась наводить макияж…

Ночной клуб «Брайтон Бич» считался одним из наиболее престижных в городе. Полутемный, шикарно отделанный зал заполняли «новые русские» в соответствующем прикиде. Многие с личной охраной. Цены, разумеется, «кусались». Заказанные мною чашка кофе и пачка сигарет обошлись в кругленькую сумму. Я сидел за маленьким отдельным столиком неподалеку от эстрады. Тюрина, поджидавшая своего делового партнера, расположилась неподалеку, примерно метрах в двух. На сцене в лучах разноцветных прожекторов выплясывал с микрофоном у рта Моисей Борисов – скандально известный певец-гомосек: крашенный под блондина, с несколькими серьгами в ухе, в полупрозрачной распашонке, с развратной, размалеванной рожей. Он, вернее оно, противно завывало о «голубой луне», дикой страсти, пылких объятиях, наркотическом кайфе и т. д. и т. п. Меня корежило от отвращения. Я люто ненавидел педерастов и с трудом сдерживался, чтобы не выхватить пистолет и не вогнать ублюдочной твари пулю в лобешник. (Вообще-то по правилам клуба оружие, даже зарегистрированное, полагалось сдавать при входе, но я сумел обмануть металлоискатель. Как именно – секрет фирмы.) Посетители переговаривались между собой, с энтузиазмом поглощали спиртные напитки, закусывали различными деликатесами и без устали дымили сигаретами. Их секьюрити бдили, сверля подозрительными взглядами всех и вся. Воздух постепенно густел от табачного дыма. Между столами шустрили юркие официанты обоих полов.

– Голубая-я-я Луна-а-а-а!!! – перекосив накрашенный рот, продолжало вопить мерзкое существо. Я чертыхнулся, сплюнул в пепельницу и вдруг увидел, что за столиком Валентины сидит высокий, худой мужчина в круглых очках в тонкой золотой оправе. Момент появления Валентининого визави я прозевал. Очевидно, из-за злости, вызванной пидором с микрофоном. Худощавый и Тюрина оживленно беседовали. Слов разобрать было нельзя. Бесполая гнусь орала так, хоть уши затыкай! Черты лица Худощавого в полутьме плохо просматривались, однако мне все-таки почудилось в них нечто знакомое. Я напряг зрение. Да, мы с ним определенно встречались раньше. При весьма неприятных обстоятельствах, но каких конкретно? Может…

– Вас приглашают выпить шампанского, – прогудел над ухом низкий бас.

Обернувшись, я встретился с тупым взглядом шкафообразного молодчика, вероятно охранника. Чрезмерно накачанные мышцы, стриженная ежиком башка, физиономия дебильного орангутанга (правда, чисто выбритого.) Вечерний костюм смотрелся на нем крайне нелепо, хуже, чем седло на корове.

– Кто приглашает? – неприязненно осведомился я.

– А вот!

К моему столику, строя глазки, виляя задом и похабно ухмыляясь, шествовал Моисей Борисов собственной персоной.

– Проваливай на хрен вместе со своим сраным педрилой! – сквозь зубы процедил я.

– Чо-чо?! – набычился мордоворот. – А ну, повтори, задохлик!

– Проваливай, холуй петушиный[12]! – яростно зашипел я. – Порву, как мойву!!!

– Ах ты, гад! – огромная лапища рванулась к моему горлу, но я перехватил на лету ладонь охранника и резко выгнул пальцы на излом. «Орангутанг» заорал дурниной. Его хозяин-пидор замер на полпути. На размалеванной харе поочередно сменились удивление, испуг, ненависть. Крашеные губы изрыгнули грязное ругательство.

– Еще раз вякнешь, бесполое, зубы вышибу! – мрачно пообещал я. – А сейчас катись отсюда, выродок!

Отпустив охранника, я с силой толкнул его на Борисова. От неожиданности оба повалились на пол, затем поднялись, отряхнулись и, смерив меня злобными взглядами, убрались прочь. Посетители клуба с интересом наблюдали за происходящим, но вмешиваться не спешили. Я снова посмотрел в сторону Валентины. Очкастый бесследно исчез, так же незаметно, как поя-вился…

Поющее «оно» оказалось существом мстительным. Едва мы с Тюриной вышли на улицу, нас, агрессивно рыча, окружили четыре амбала. С одним я уже успел «познакомиться» в клубе. Остальных видел впервые. Впрочем, кто они такие, было ясно без объяснений: за приспущенным стеклом припаркованного поблизости «Мерседеса» маячила напудренная морда Моисея Борисова. Гомосек по-обезьяньи кривлялся и облизывался в предвкушении. Рассчитывал, придурок, полюбоваться, как его секьюрити превратят меня в отбивную котлету. Я действительно находился не в лучшей бойцовской форме (болели сломанные ребра, ломило ушибленную спину, дышалось с большим трудом), а потому не стал церемониться с наемниками извращенца и напал первым, без предупреждения. Жесткий тычок кончиками пальцев в основание глотки – ближайшая «горилла», хрипя, осела на мостовую. Кулаком в висок второму, ребром ладони в переносицу третьему и, со срывом дистанции, локтем в челюсть последнему, тому самому «знакомому». Четыре громоздких тела неподвижно распластались на осклизлом асфальте. Расправа над ними заняла не более пяти секунд. Проверив по очереди пульс у каждого, я убедился, что все живы, подошел к машине «голубой» знаменитости и смачно харкнул ему (ей) в глаза. Трясущаяся в ознобе поганая тварь лишь молча утерлась…

– Круто ты их уделал, Сережа! А я-то думала, так только в кино бывает! О-бал-деть!!! – возбужденно болтала за ужином Валентина.

Стол ломился от купленной в ночном супермаркете снеди: гусиный и печеночный паштеты, консервированные крабы, омары, балык, черная икра, копчености, свежие фрукты, охлажденное шампанское «Мадам Клико»… В квартире по-прежнему воняло скотобойней, но данное обстоятельство ничуть не умаляло аппетита молодой вдовы. Лопала она за обе щеки! Мне, напротив, есть не хотелось. Не из-за вони (за тридцать семь лет всякого нанюхался, особенно на войне), а просто по причине паршивого самочувствия. Я вяло жевал кусок буженины, вполуха слушая трескотню Тюриной.

– Опомниться не успела, а четыре громилы в отключке валяются. Высший класс!!! Жаль, Витя рано ушел. Он бы с удовольствием понаблюдал за представлением…

Внезапно у меня в мозгу что-то щелкнуло. «Витя – любящий мордобойные зрелища… Очки в золотой оправе… Высокая худая фигура… Смутно знакомое лицо, ассоциирующееся с чем-то неприятным… Ба-а-а!!! Да это же Виктор Аркадьевич Метелкин! Свиделись-таки! А не узнал я тебя сразу из-за плохого освещения да чертова педрилы, отвлекшего внимание. Однако хороши у Валечки „деловые партнеры“. Буквально с души воротит!!!»

С господином Метелкиным мне довелось встретиться полтора года назад. Дело было так. В августе двухтысячного года я, мучимый бессонницей, поехал среди ночи на одно из загородных водохранилищ в надежде расслабиться, освежиться да вдоволь подышать свежим воздухом. Авось сон нагуляю?! Между водоемом и шоссе располагался небольшой, довольно густой лесок, пронизанный узенькими тропинками. Припарковав машину на обочине, я двинулся к воде пешком, но, не пройдя и половины пути, услышал неподалеку от себя возню, болезненные стоны, неразборчивые фразы и пронзительное, злорадное хихиканье. «Расслабился, называется! Освежился! Развелось на свете уродов моральных. Отдохнуть спокойно не дадут!» – раздосадованно подумал я и, свернув с тропинки, пошел проверить, что там происходит. Вскоре деревья расступились, и взору моему открылась отвратительная картина, разворачивающаяся на просторной, освещенной луной поляне. Два здоровых толстомордых субъекта неторопливо и со вкусом избивали привязанного к дереву молодого парня с залитым кровью лицом. Третий держал за руки дрожащую в ознобе симпатичную девушку лет восемнадцати и рычал ей в ухо матерные оскорбления. Руководил всем этим безобразием высокий худой мужчина в элегантном костюме и в очках в золотой оправе.

– Тебя предупреждали, Леша! Не путайся с моими телками! – не переставая хихикать, приговаривал он. – Вот теперь пожинай плоды!!! Тебе будут отбивать потроха, пока ты не сделаешь мне минет на глазах у Лильки. Если согласишься – отпущу восвояси, если нет… Гм! Тогда я тоже внакладе не останусь. Люблю, понимаешь, наблюдать за мордобоем! Правда, мои мальчики могут забить тебя до смерти, но…

– Любишь мордобой?! – выйдя из тени, прервал я на полуслове монолог очкастого. – Так наблюдай, скотина! Тебе сегодня крупно повезло!

Подонок от изумления утратил дар речи, попятился назад, беззвучно хлопая ртом, а я, не теряя попусту времени, занялся его «мальчиками». Первым мне под руку подвернулся тот хмырь, который держал девушку. Резкий удар ребром ладони в основание черепа – и массивная туша мешком повалилась на землю. Оставшиеся двое дружно бросились на меня, но бойцами они оказались никудышными, и участь их была незавидной. Заблокировав предплечьем тяжелый, размашистый свинг[13] первого, я врезал ему кулаком под ложечку (бугай хрипя согнулся), с подскоком всадил колено в квадратный подбородок и толкнул обмякшее тело под ноги второму, который в настоящий момент начал разворачиваться вокруг оси, намереваясь нанести сокрушительный ура-маваши[14] мне в голову. Незадачливый подражатель Ван-Дама рухнул как подкошенный, при падении треснулся лбом о лежащий в траве камень, содрогнулся и застыл. Я обернулся, ища глазами тощего злыдня, но тот уже успел смыться со скоростью перепуганного зайца. Спустя секунд тридцать где-то в отдалении взревел мотор поспешно отъезжающего автомобиля.