Алексей Стрельцов - Вторжение Страница 7

— Мужик, е-мое, напрягись, а!

Володя бросил короткий взгляд на потерпевшего. Этого было достаточно, чтобы Пляскин сунул руку в карман и запустил в траву спичечный коробок. Но Володя заметил это движение боковым зрением.

— Что это?

— Где?

— Что ты сейчас скинул?

— Я? Ничего!

Володя подошел к траве, провел по ней концом «демократизатора» и нашел искомое. Поднял коробок, заглянул внутрь. Сухая перекрученная марихуана.

— Опа.

— Это не мое, — буркнул Пляскин. — Даже не думай пришить мне это, понял?

— Это его! — взревел потерпевший праведным гневом, опираясь на Маржанова, чтобы не упасть. — Не слушайте, это его! Они перед моим домом каждый день траву курят! Достали, людям жить не дают, е… ть меня тапком!

— Ты на себя посмотри, синебот! — взорвался прикованный к машине парень.

— Не мое это! — упирался Пляскин. Он успел прийти в себя, осмелеть и недобро прищурился, буравя глазками Володю. — Подкинуть решил? Чтоб чисто мне подгадить, да?

— Пасть закрыл, — процедил Володя. — В машину пошел.

— Не пойду.

Володя не выдержал. Быстро просунув дубинку под его руку, с помощью резиновой палки вывернул ему руку. Пляскин ойкнул. Володя схватил его и, согнув, поволок к машине.

— Гулнар, тащи этого!

Задержанных они усадили в задний отсек, пьяного потерпевшего не без труда затолкали на заднее сиденье. Мужик скатился на пол и стукнулся лбом о дверцу.

— Е… ть меня тапком, — простонал он, икая.

Когда машина отъехала, Володя связался по рации с дежуркой.

— Чашкан, это 18—й, везем пассажиров. Драка. Плюс у одного коробок с наркотическим средством растительного происхождения.

Маржанов, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что Пляскин через решетку яростно пялится на Володю.

— Вован, а ты что, знаешь того придурка? — Маржанов кивнул назад.

— Пересекались пару раз, — нехотя отозвался Володя и отвернулся к окну.

Герасимовская была не в двух, а трех кварталах от «Гамаюна», но точный адрес Буров и Муртазин узнали по рации у помдежа. Это был спрятанный в тени деревьев побеленный домик с синими ставнями, чистый и аккуратный. Около калитки — почтовый ящик и звонок. Почему-то Буров был уверен, что им никто не откроет, но после нескольких звонков из веранды дома показалась низкорослая, метра полтора, и худенькая пожилая армянка.

— Кто?

— Полиция, — крикнул Буров.

— Вам кого?

— Ваш сын дома? Марсель?

Авакян, кряхтя, подошла к калитке, открыла, настороженно взглянула сначала на Бурова, затем на Муртазина. Муртазин ей чем-то не понравился — она нахмурилась и повернулась к Бурову. Опер показал ей удостоверение и повторил:

— Мы из полиции. Уголовный розыск.

— Марселя нет.

— А где он?

— Откуда я знаю? Где-то ходит. У него свои дела.

Авакян говорила на чистом русском, без малейшего акцента. Она поколебалась, прежде чем спросить:

— У него опять какие-то неприятности?

— Не думаю, — соврал Буров. — Нам просто нужно с ним поговорить. Может, дадите номер его сотового?

— У меня нет телефона, так что зачем мне все эти номера?

Вмешался Муртазин.

— Вы, конечно, извините, но… можно проверить? Вдруг Марсель все-таки дома?

Авакян одарила его холодным взглядом.

— Пожалуйста. Только не вы. Вы стойте здесь. Он, — женщина указала на Бурова. Опера иронично переглянулись, и Буров шагнул во двор.

Он обошел весь дом, заглянул в каждую комнату. Обстановка была небогатой, мебель старой, но везде царил идеальный порядок.

В комнате Марселя он задержался, быстро осматривая обстановку и убранство — он гадал, где Марсель мог спрятать наркотики. Если они вообще у него.

— Убедились? — подала голос Авакян, которая не сводила с опера глаз. — Я не призываю верить каждому, но я честный человек. У меня сын непутевый, сидел два раза, но я-то здесь при чем?

Бурову пришлось откланяться. Напоследок он вручил женщине визитку, попросив передать ее сыну сразу, как тот вернется.

Муртазин ждал его в машине.

— А я ей чем не угодил? — ворчал он. — Рожей не вышел? Недостаточно опухший или что?

— Не переживай, и у тебя когда-нибудь будет шанс, — усмехнулся Буров.

— Что делать будем? Как думаешь, Марсель — тот вообще, кто нам нужен?

— Нинка сказала, что Барыга брал героин у Марселя.

— А вчера она говорила что-то про Кузю и кишки, — отмахнулся Муртазин. — Иваныч, этот Марсель два срока мотал. Грабеж и разбой. Никакой наркоты. С фига ему вдруг к этой теме подключаться, да еще и работать с такими гнилыми удодами, как Барыга?

Буров, одной рукой крутя баранку и следя за дорогой, закурил. Он хотел ответить, но не успел — зазвенел сотовый.

— Буров, слушаю.

— Дежурка, — знакомый голос помдежа. — Тут у нас один задержанный залупается. Требует капитана Бурова и только его.

Ђ

— Анаша твоя?

— Дядь Гер…

— Анаша твоя? — повысил голос Буров. Пляскин сконфузился.

— Георгий Иваныч, ну там коробок же всего. Раскумариться с пацаном решили. Что такого-то? Это же не статья даже. За траву вроде штраф только, да?

— А деньги у тебя есть, на штраф?

— Найду. Можно сигаретку, дядь Гер?

Буров проигнорировал вопрос. Откинувшись на скрипучем стуле, он хмуро посмотрел в глаза Пляскин.

— За что мужика отоварили?

— Да он синий в г… но, вы его видели?

— Ты мои вопросы не слышишь или как, Сергей?

Пляскин вздохнул, всем видом стараясь показать, какой он несчастный.

— У этого алкаша двор заброшенный. Там забор сломан. Весь квартал у него там тусит. Ну, если надо оттянуться или там… Ну вы поняли. Мы там недавно курили. А этот вышел, полено какое-то схватил, давай орать, что еще раз увидит убьет… Как назло, трезвый оказался, козел.

— И за это ты его пинал посреди улицы? — процедил Буров. — За то, что он выгнал вас с собственного двора? Ты реально охерел уже?

— Дядь Гер, да он сам начал, вы у продавщицы спросите! — затараторил Пляскин, боясь, что Буров готов сменить милость на гнев. — Мы чисто за водичкой зашли, а он бухой уже, приперся, увидел нас и давай бычить. А, типа, говнюки, вот вы где! И давай нести всякую хрень. Козел… Ну, мы его подождали, чтоб поговорить…

— Поговорили?

Пляскин промолчал, но после паузы не выдержал.

— Дядь Гер, а типа это… что теперь?

Буров устало протер лицо.

— Ничего. Мужик попался нормальный. Если вы извинитесь, он готов не подавать заяву.

— Да я без бэ, дядь Гер! Хоть сейчас!

— Только слушай сюда, Сергей. Еще раз нарисуешься во дворе у мужика, или хоть как-то криво на него посмотришь — я лично тебя закрою, понял? Лет на пять минимум. По любому эпизоду из твоих подвигов, из которых я тебя каждый месяц, как дурак, вытаскиваю. Запомни мои слова.

— Конечно, конечно, без бэ! — закивал Пляскин, как китайский болванчик. — А это… что с травой-то…?

— Трава останется у меня. Считай, что экспертиза показала, что это табак. Ты накрошил табак в коробок, чтобы приколоться, понял меня?

— Так все и было, ага, врубился! — Пляскин сиял. — Спасибо, дядь Гер, выручили! Ну я это, тогда, типа могу идти?

Буров не мог скрыть неприязнь, с которой взглянул на парня. Не мог и не хотел.

— Сергей, твой отец умер. Когда-то я ему обещал заботиться о тебе. Это единственная причина, по которой я тебя вытаскиваю. Но это было в последний раз, понял меня? В следующий раз я и пальцем не пошевелю. Если ты не возьмешься за голову и не начнешь жить, как человек, тебе конец. А я могу сказать тебе, что с тобой будет лет через пять, через десять, через двадцать. На моих глазах такие, как ты, превращались в животных сто раз. Берись за голову, Сергей. В последний раз прошу.

Пляскин снова закивал. Пятясь к двери.

— Без базара, дядь Гер. Понял, врубился. Все, больше ни-ни. Отвечаю, дядь Гер.

Он врал. Буров этого не видел, вид у Пляскина был вполне искренний — он просто знал, что тот врал. Поэтому опер добавил:

— Иногда я думаю: хорошо, что твой батя не дожил. Хоть не увидел, в какое говно его сын превратился.

Буров склонился к бумагам, давая понять, что разговор окончен. Пляскин, помрачнев, выскользнул из двери. На душе у опера скребли кошки. Буров закурил. Безумно хотелось выпить. Но часы показывали только четыре часа дня…

…Четыре часа дня — конец их восьмичасовой смены. Переодевшись в раздевалке, Володя по традиции заглянул в дежурку. Но сегодня — узнать, кому передали материал на Пляскина. Оказалось, Вере. Володя даже обрадовался. Он поднялся на второй этаж, где в тесном коридорчике справа ютился следственный отдел — и наткнулся на Веру.

— О, а я тебя ищу. Привет.

— Виделись вроде.

— Нет, я бы запомнил.