Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев Страница 7

танкистов в тяжелые кулаки, внутри поднималось черное жгучее желание мести. Водителям в деревянных кабинах с тонкими стенами из фанерок, незащищенным 25-миллиметровым бронированным листом, было еще страшнее. Ариша Михайлова, двадцатилетняя ленинградка, которая до войны водила трамвай и сегодня впервые села за руль полуторки, от неожиданности сначала закрыла глаза. Когда через секунду машину повело с дороги в кювет, ей пришлось снова встретиться взглядом с сотнями мертвецов. Так и ехала девчонка – тонко скулила от ужаса, не поднимая глаза от черной ленты с рытвинами. По ее красным от мороза щекам текли слезы, превращаясь в белесые полоски льда. Капитан Прохорчук же никак не мог заставить себя не скашивать глаза то влево, то вправо. По номерам на бортах, по ему одному известным приметам он узнавал своих погибших здесь ранее ребят-шоферов и свои «полуторки». Вот распластался на боку возле огромной воронки довоенный «газик» с шутником Алешиным, все мешки с провиантом рассыпались, развалились по дороге. Правда, к дармовому зерну даже птицы не летят, опасаясь немецкого обстрела. Следующий в кабине полуторки мертвый старшина Крошин, его собранные посылки для ленинградских сирот так и остались в кузове машины, не добравшись до адресата. После расстрелянного обоза дорога оказалась перекрыта кровавой кашей из ошметков тел, которые уже невозможно было опознать. Окровавленные руки, ноги, части тел сверху припорошило снегом. Как не хотелось Бабенко направлять танк на изувеченные тела, но другого пути не было. Поляна по левому флангу была опасной для груженых «полуторок», могут сесть по самое брюхо и придется их буксировать. А это время, которого у автоколонны нет. Каждая минута на «дороге смерти» несет опасность, двигаться можно только вперед и на самой высокой скорости, которую могут выжать водители из старых «зилков». Семена Михайловича передернуло, когда сквозь гул мотора он различил хруст человеческих костей под гусеницами «тридцатьчетверки». Т-34 проложила колею в промерзших телах, следом по кровавой мешанине поползли машины. Дед Митяй вдруг заметался от одного визира к другому, прижался лицом к МК-4, потом снова бросился к ТШ-16, бормоча что-то под нос. Наконец он рассмотрел в мутноватой картинке то, что так встревожило старого сержанта. В первые секунды старику показалось, что глаза просто режет от снежных бликов, что вспыхивали в пышном зимнем одеяле Ладожского озера, но потом он понял, что это двигаются фигуры в белых маскхалатах. Кто-то плавно двигался параллельно хвосту колонны.

– Немцы, лыжники в маскировке! На озере! – прокричал он, перекрывая грохот железа.

– Семерка, семерка, прием! Говорит Бочкин! – заволновался Колька. – Засекли немецких лыжников, разведка идет параллельно по озеру. Они в белых маскхалатах!

Эфир остался без ответа несколько секунд. От неожиданности Соколов растерялся, он ожидал артиллерийского обстрела или атаки с воздуха, но как реагировать на то, что их колонну преследуют немецкие разведчики в маскировочных халатах.

– Товарищ лейтенант! Семерка, прием! Говорит три пятерки, Бочкин! За нами хвост!

– Я понял, три пятерки, вас слышу. – Голос у командира был спокойный.

Ротный командир осмысливал происходящее, разведка атаковать бронетехнику не будет – пули не пробьют бронелист. Да только сразу же постараются передать ориентиры, что по дороге двигается очередной обоз с провиантом. «Надо разделиться, – осенила его догадка. – Не дать лыжникам открыть огонь или подать сигнал!»

– Двенадцатый, полный вперед, вставай в голову колонны и уводи грузовики по дороге! Пятерки, прикрывай дальше хвост. – Лейтенант переключился на внутреннюю частоту связи. – Бабенко, подавай сигнал грузовикам и на короткую.

Семен Михайлович послушно мигнул два раза фарами, как и условились с водителями, которые по этому сигналу прибавили скорость и ушли вперед за Т-34 с номером 012 под управлением Омаева. Сам Соколов в это время водил прицелом пулемета, выискивая признаки движения среди снежной бесконечности, отдавая при этом команды остальным «тэшкам»:

– Коля, берите на прицел, снимайте их из пулемета и на высоких оборотах уходите по маршруту! За ними пойдет что-нибудь посерьезнее, чем автоматчики!

Дед Митрич без приказа уже тоже нашел мишень в прорезь прицела и нажал гашетку. Застрочили одновременно два ДТ, и на снегу вдруг расплылись красные пятна, обозначая место нахождения одетых в маскировку лыжников. Один за другим они раскинулись на мягком одеяле из снега, корчась от пуль.

– Уходим, вперед! – скомандовал Соколов, а в своем танке, чтобы не переключаться между частотами в эфире, сделал привычное движение – ударил сапогами один раз по плечам мехвода, подавая условный знак.

Так башнеры отдавали приказы еще в самом начале войны, тогда еще КВ не были оборудованы средством для внутренних переговоров. Поэтому приходилось общаться сигналами – толчками сапог в плечи механику-водителю. В грохоте боя, когда рвутся снаряды, гремит железо бронированной машины, сорвешь горло, объясняя водителю, куда направить технику. Поэтому командир отделения лупил по спине подошвами, чтобы направить мехвода в нужную сторону. Т-34 рванул вперед, выбросив сизое облако дыма, параллельно по дороге шустро шла машина с тремя пятерками, где в устройство связи все еще торжествующе выкрикивал угрозы Митрич. Он из пулемета скосил добрую часть лыжников и теперь ликовал от своей победы:

– Держите, это вам привет от советского танкиста! Съели! Хотели как мыши прошмыгнуть мимо! От Митрича не уйдешь! – И вдруг недовольно вскрикнул: – Ах ты морда фашистская, выжил там кто-то! Командир, ракету пустили!

Один из умирающих немецких лыжников в последнюю секунду нажал на спусковой крючок и выпустил из сигнального пистолета зеленую ракету, которая просвистела в небо ввысь и опала черным пеплом на снег. Соколов крутанул маховик, но не успел поймать в обзор, что же там снова грохнуло позади.

– Товарищ командир. – Бочкин кричал от волнения в ларингофон. – Немцы выпустили сигнальную ракету! Зеленую! Сейчас будет еще атака, они сообщили о нашей колонне!

– Вас понял, пятерки! Как можно быстрее вперед, надо нагнать грузовики и прикрыть их от атаки!

Алексей понял, что, скорее всего, добраться они уже не успеют, погибшие разведчики успели подать сигнал и сообщить об автоколонне. Груженые грузовики не смогут увеличить скорость, они – беззащитная цель для немецкого огня из любого орудия, будь то пушки или автоматчики. Пока они мчались те пару километров, на которые успел уйти вперед караван, Соколов принял решение – сейчас отправит под прикрытием «тридцатьчетверки» все машины вперед, а два танка пойдут на пару километров позже, чтобы встретить атаку немцев максимально дальше от грузовиков. Водители в деревянных кабинах совсем без защиты, даже шальная пуля станет для них смертельной.

Но все его планы рухнули при виде новой беды. На подъеме в горку колонна встала. Небольшая возвышенность обледенела, покрылась наледью, по которой тяжело груженные «зилки» никак не могли вскарабкаться. Несколько водителей безуспешно пытались вытолкать машины по одной наверх. В кабине сидела бледная девушка и старательно выжимала педали, одноногий Прохорчук выкрикивал ей указания:

– Жми, жми до упора! Держи, держи газ! Давай, пошла!

Грузовик дергался, надсадно ревел, ноги водителей скользили по укатанной снежной полосе, они кряхтели, багровые почти до синевы от натуги, но никак не могли вытащить машину вверх. Деревяшка капитана соскользнула от наклона на льду, и он упал почти под колеса медленно сползающего «ЗИЛа». Сбоку к нему рванул Руслан, ухватил за воротник и вытащил командира автороты из-под потерявшей управление машины.

– Давайте прицепим трос к скобам и я машины по одной затяну наверх, – предложил решение парень.

Прохорчук с трудом стоял на ногах, он тяжело дышал от напряжения, на лбу вздыбился пучок синих вен. Протез скользил по ледяной дороге так, что капитан еле удерживался на ногах. Он смог лишь кивнуть в ответ – тащи!

Руслан с Матвеем уже накручивали крепкий узел на скобах, когда командирская «семерка» показалась на дороге. Соколов, не дожидаясь остановки, показался в люке наверху:

– Стой! Нет! – Командир соскочил с брони вставшего танка.

Он бросился к грузовикам прежде всего, где Прохорчук боролся с новой бедой.

Теперь он изо всех сил крутил кривой стартер – рукоятку, которая запускала заглохший двигатель. От многочисленных упражнений с педалями старенький грузовичок совсем заглох. В кабине теперь сидел другой водитель, а перепуганная девушка с застывшими слезами в глазах металась от окна кабины к капоту своей полуторки, мучаясь от беспомощности и стыда, что ее машина заглохла. Капитан рванул кривую ручку еще раз и мотор глухо заворчал.

– Да это от холода, устал бегать. Ничего, ничего, приедем я над тобой поколдую, – похлопал рукой Прохорчук металлический бок