Виктор Доценко - Приговор Бешеного Страница 78

— Что с ним? — поинтересовалась пожилая женщина, проходившая мимо.

— Сердце, что ли?

— Да нет, перепил, видать…

— А-а, — женщина брезгливо сплюнула, — так ему и надо, в следующий раз думать будет!

— Вряд ли, — искренне ответил Савелий.

— И то, горбатого только могила исправит, — провидчески согласилась женщина и пошла по своим делам.

Оставив труп «фотографа», Савелий спокойно подошел к машине, сел за руль и только тогда взглянул в сторону кафе: черного «мерседеса», на котором приехала Надежда, на стоянке не было.

— Черт! — ругнулся Савелий и хотел уже бросить машину вперед, но в этот момент увидел выходящего из кафе Беликова в сопровождении телохранителя и решил проследить за банкиром.

Они уселись в серебристого цвета «вольво», и машина тронулась. Савелий, выждав немного, поехал вслед за ними. Их разделял старенький «москвич», и это вполне устраивало Савелия, пока его водитель, даже не включив сигнал поворота, резко ушел вправо. Савелию ничего не оставалось, как приблизиться к машине банкира: движение было довольно плотным, быстрым, и демонстративно сохранять дистанцию было неразумно, потому что могло привлечь внимание тех, за кем он следил. Далее случилось непредвиденное: «вольво» резко тормознул. Савелий чудом избежал столкновения и, совсем не желая «засветиться», дал газ и умчался.

В этот же вечер Савелий собрался побеседовать по душам с секретаршей Жарковского и поехал к шести часам к ее дому, чтобы успеть к ее возвращению со службы. Однако по дороге попал в пробку и прибыл на место минут на сорок позднее. Что ж, придется навестить ее прямо в квартире. Девушка жила на четвертом этаже, и Савелий не стал вызывать лифт.

Когда он поднялся по лестнице, то на площадке у лифта увидел какого-то верзилу, который почему-то беспокойно взглянул на Савелия. Савелий успел заметить едва уловимое движение его правой руки: обычно так тянутся за оружием. Но в этот момент дверь лифта раскрылась, незнакомец вошел в него и уехал вниз.

Савелий подошел к двери квартиры Надежды, позвонил и прислушался. За дверью слышались какие-то голоса, музыка, но никто не открывал. Он позвонил во второй раз: все та же музыка и разговор… И тут Савелий заметил, что дверь чуть приоткрыта…

Дело в том, что Велихов не мог утаить полученную информацию от человека, на которого довольно много поставил и с которым проворачивал многомиллионные аферы.

Григорий Ефимович Лаврентьев производил на окружающих очень благоприятное впечатление. С женщинами был мил и приветлив, с мужчинами уважительно внимателен. С начальством не только не заискивал, но иногда и рубил «правду-матку», чем заслужил право на кличку — «Правдорубец».

Кстати, именно это качество и обратило на него внимание будущего Президента России, который однажды, еще в советские времена, решил пообщаться с молодыми кадрами, чтобы на них обкатать подготовленный Горбачевым «Указ о молодежи».

Так вышло, что Григорий Лаврентьев оказался одним из тех, кому начальство доверило представлять эту самую молодежь. Их пригласили на Старую площадь, святая святых того времени, и они, с огромным волнением пройдя через многочисленные кордоны, с почтительным трепетом вошли в огромный кабинет.

Надо заметить, что волновались все, кроме нашего героя. Ему волноваться было некогда, в его голове громоздился план, благодаря которому, как ему казалось, может перевернуться вся его жизнь. Нужно отдать должное его изобретательному уму, который все разыграл как по нотам.

Ельцина все слушали раскрыв рот, каждый смотрел на него как на Бога, а он вот стоял перед ними такой простой, доступный, с добрыми, чуть усталыми глазами и говорил такими обычными словами, которые были не просто понятны, но словно каждый из собравшихся сам произносил их.

Когда Борис Николаевич закончил говорить, он спросил их мнение, но все застыли будто загипнотизированные. Григорий специально выдержал паузу, словно отлично знал, что его никто не опередит, и уверенно сделал шаг вперед:

— Разрешите мне, Борис Николаевич? — попросил он.

Ельцин всегда отличался отменным здоровьем, высоким ростом и спортивной подтянутостью. Ему и тогда нравились высокие симпатичные ребята. Он посмотрел на стройного храбреца, смело обратившегося к нему, по-доброму улыбнулся и сказал:

— Слушаю тебя, молодой человек.

Григорий начал говорить о том, о чем уже потихоньку писали некоторые газеты. О том, как трудно молодым сначала получить хорошую специальность, а потом найти хорошую работу. О том, каких трудов стоит им пробить какую-нибудь оригинальную талантливую идею в жизнь.

Ельцин внимательно, со всей серьезностью слушал его и покачивал головой и даже одарил его своей улыбкой, когда услышал метафору, в которой Григорий сравнивал молодой талант с зеленой травинкой, пытающейся пробиться к солнцу сквозь асфальт, по которому ездят тяжелые катки.

— Значит, старики подминают вас? — усмехнулся Ельцин, когда тот завершил свое выступление.

— Подминают, Борис Николаевич!

— Да, с этим пора кончать, понимаешь. — Ельцин решительно рубанул рукой воздух.

После этой встречи прошло много времени, но ничего в жизни Григория не изменилось. Однако Ельцин обладал феноменальной памятью на людей, особенно на тех, кто чем-то привлек его внимание. Нет-нет да и вспоминал о дерзком ораторе, но считал, что парень должен побольше набрать опыта, как следует пообтесаться. Кроме того, ему хотелось посмотреть, чего сможет добиться этот смельчак сам, без его помощи.

Борис Николаевич вспомнил о нем, когда был избран первым Президентом России.

К тому времени Григорий стал коммерческим директором совместного российско-французского предприятия. Когда его вызвали в Белый дом и он узнал, что с ним встретится Ельцин, Григорий понял, что то дерзкое выступление не осталось незамеченным и было ненапрасным. А когда Президент предложил ему стать своим помощником, он, Григорий, с радостью согласился.

Ни самому Президенту, ни его окружению и в голову не могло прийти, что под маской обаятельного «Правдорубца» скрывается профессиональный мошенник, отсидевший четыре года за крупную аферу, а потом ставший ко всему прочему и убийцей… собственной матери, которая одна, никогда не имевшая мужа, выбиваясь из последних сил, пыталась создать своему сыну все условия для нормальной жизни.

Настоящее имя этого государственного мужа было Анатолий Морозов. В детстве он был умным и начитанным парнем, учение в школе далось ему без особых усилий; он даже закончил ее с золотой медалью, получив право поступать в вуз без экзаменов. Он выбрал юридический институт — самый престижный институт в областном украинском центре.

Все вроде бы складывалось для него благополучно, пока он, закончив второй курс, не отправился со стройотрядом в летний лагерь, чтобы помочь совхозу со строительством дома культуры и немного подзаработать. Анатолий настолько втерся в доверие к директору совхоза, что тот, уезжая в Киев на какой-то двухнедельный семинар, доверил тому не только контроль за строительством, но и гербовую печать, а также право подписывать финансовые документы.

Не будем вдаваться в детали его преступления, которое он и не планировал совершить. Все произошло случайно, его сгубила любовь к деньгам. Когда один проходимец намекнул ему, что может за неделю так провернуть «бабки», что они не только вернутся назад, но еще и принесут почти пятьдесят процентов прибыли, Анатолий проявил интерес и попросил рассказать, как это возможно.

Идея была такой заманчивой и простой по исполнению, что он решил спокойно обойтись без партнера. Однако тому заявил совсем противоположное: что, мол, не может рисковать совхозными финансами. Но делец не поверил ему и как только пронюхал, что Анатолий вбухал в аферу почти всю совхозную наличность, проникся жаждой мщения и стукнул куда следует.

Далее, как по накатанному — арест, следствие, суд, приговор и шесть лет лишения свободы в колонии усиленного режима. За хорошее поведение вышел по двум третям срока, то есть через четыре года.

Любящая мать ни минуты не сомневалась, что «сыночку нужно поправить здоровье от тяжелого подневольного труда», и отдала ему почти все сбережения, отправив в Пицунду. Откуда ей было знать, что ее «сыночек» не поднимал в колонии ничего тяжелее книги?

Ему, удалось пристроиться заведующим библиотекой колонии, но матери он писал, что сколачивает ящики для фруктов, а нормы настолько тяжелые, что к вечеру «спина не разгибается и молоток из рук валится».

Оказавшись на море, он с удовольствием окунулся в вольную жизнь, полную радостей и удовольствий. Однажды, нежась под ласковым июльским солнцем, он познакомился с обаятельным парнем примерно своего возраста.

Оба были так похожи внешне, что их даже прозвали близнецами. Его новый приятель только что вернулся из Северной Кореи, где проработал пять лет мастером на строительстве фабрики по переработке древесины. И прежде чем вернуться в Москву, отправился на море отдохнуть, чтобы со свежими силами потом приступить к новой работе в министерстве строительства.