Андрей Воронин - Слепой в зоне Страница 8

– Размечталась.

– А тебе самому не кажется, что этот город очень подходит для постельного режима?

– Если только тебе не наложат на ногу гипс.

Оба рассмеялись, глядя друг на друга. Их лица светились счастьем.

– Давай пойдем гулять прямо сейчас, – предложила Ирина.

– Если хочешь – то прямо сейчас.

– Конечно, хочу! Очень! Не станем же мы сидеть в гостинице? Правда, номер шикарный и все здесь хорошо, но мне хочется на улицу, хочется в город.

– Мы и так в городе, на деревню тут не похоже, сказал Глеб.

– Нет-нет, я хочу смешаться с толпой, я хочу улыбаться и хочу дышать здешним воздухом. Глеб пожал плечами.

– Ну что ж, собирайся, пойдем. Мы для того и приехали сюда, чтобы развлекаться. Прогулка – одно из этих развлечений.

– А ночью мы будем здесь. Ты видел, какая здесь продуманно шикарная кровать?

– Видел, – заулыбался Глеб, уже предвкушая все те удовольствия, которые он и Ирина получат вдалеке от дома, вдалеке от забот и проблем.

Но вдруг лицо женщины стало напряженным, словно она увидела какую-то преграду прямо перед собой.

– Случилось что-то? – Глеб тоже напрягся.

– Послушай, – Ирина отвернулась от окна и положила ладони Глебу на плечи, – а здесь нас никто не достанет?

– В каком смысле? – прикинувшись недогадливым, спросил Глеб.

– А так-как всегда… Вдруг тебе позвонят и скажут, что куда-то срочно надо лететь, бежать, торопиться… И ты оставишь меня одну.

– Я всегда возвращаюсь.

– Да-да, возвращаешься, но я хочу, чтобы здесь, в Париже, мы принадлежали только друг другу. И чтобы не было никого из твоих странных знакомых.

– Надеюсь, так и случится. А почему ты вдруг об этом забеспокоилась?

– Всегда, когда мне очень хорошо, то кажется, именно сейчас, именно в этот момент, счастье рухнет, рассыплется, как карточный домик – от одного неловкого прикосновения, и я опять останусь одна. И тогда мне уже не будут в радость ни Эйфелева башня, ни эти улицы, ни парижский воздух, ни фиалки, ни кафе. В общем, все это станет как бы не для меня, сделается пресным.

– Ты слишком высоко меня ценишь, – сказал Глеб. – Но хочется верить, что действительно ничего непредвиденного не произойдет.

– Так все-таки может произойти? – она словно поймала его на вранье, да впрочем, так оно и было.

– Все может случиться, – не кривя душой ответил Глеб и, крепко сжав ладони Ирины в своих руках, заглянул ей в глаза. – Ты же знаешь, чем я занимаюсь.

Случиться может что угодно. Но думать об этом каждую секунду не стоит. Сейчас мы вместе, сейчас нам хорошо, и я надеюсь, это состояние останется с нами на все время пребывания в Париже. Иначе тебе придется назвать меня обманщиком.

– Дай-то Бог… – горестно вздохнула Ирина, ей часто приходилось так вздыхать.

– Да ладно тебе! Вот уже и расстроилась, глаза сделались грустными, плечи поникли.

– Я не виновата в этом.

– Значит, снова во всем плохом, даже в том, что еще не случилось, виноват я.

– Просто я боюсь потерять тебя, Глеб. Прости. Федор, Федор! Федор! Ненавижу это имя!

– И я боюсь потерять тебя. Так что давай будем вместе, будем радоваться жизни и наслаждаться тем, что нам никто пока не мешает, что мы вдвоем в огромном прекрасном городе. А не станем расстраиваться от того, что может случиться.

– Да-да, давай, – и Ирина сбросила с лица грустное выражение, улыбнулась так, как это умела делать только она и только для Глеба.

– Ну что ж, я тебя жду.

– Сейчас, – кивнула Ирина и заспешила в ванную комнату, – это не займет много времени, – услышал Сиверов ее голос, приглушенный шумом воды. – Я быстренько приведу себя в порядок, и мы сможем идти.

– Не торопись, мы никуда не опаздываем.

Едва за Ириной закрылась дверь, Глеб снял телефонную трубку и попросил соединить его с Москвой, назвав номер, указанный ему генералом Судаковым. Ирина не успела даже подкрасить губы, как заказ был выполнен;

И Глеб какому-то незнакомому, человеку спокойно сообщил, что они остановились в отеле «Голубая звезда», в номере тридцать четыре.

– Кто звонит? – спросил абонент.

– Звонит Федор Молчанов.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Вот и весь разговор. Глеб положил трубку и стал поджидать свою возлюбленную, поглядывая на быстро бегущую секундную стрелку. С каждым оборотом эта стрелка сокращала время, отведенное им для счастья. Ирина не заставила себя долго ждать. И уже через пять минут они, как дети, весело смеясь, бежали по улицам. И странное дело: на высокого мужчину, и стройную красивую женщину никто не косился, никого их поведение не удивляло. Что удивительного: влюбленные, счастливые… Правда, время от времени и Глеб, и Ирина ловили на себе завистливые взгляды и добрые улыбки. Они шли по улице, круто поднимающейся в гору, и Глеб знал, что стоит им добраться до красного здания банка, как оттуда откроется удивительная панорама, и тающий в дымке кружевной силуэт Эйфелевой башни приблизится к ним. Таких моментов будет еще несколько, каждый раз им покажется, что цель близка. Но один подъем, второй – башня ближе, ближе, но все равно до нее еще далеко…

Глава 4

Далеко не всякий человек может похвастаться тем, что мечта его детства осуществилась. Да, в самом деле, припомните, как каждый из нас говорил, что когда вырастет, непременно станет космонавтом, солдатом, милиционером… Никто в шестидесятых-семидесятых годах и не заикался о том, что станет коммерсантом, президентом, депутатом Госдумы. И уж точно, ни одному мальчишке, ни одной девчонке не могло прийти в голову избрать своей профессией банковское дело; слово «банкир» встречалось исключительно в книжках об «их» жизни, у нас же были лишь бухгалтера да счетоводы. Все в той стране, от которой остались одни воспоминания, было учтено наперед, расписано – никаких глупостей. И все возможные перспективы укладывались в одну емкую пословицу: «Всяк сверчок знай свой шесток».

Но все же случались и исключения – реальное будущее просматривалось. Это смотря как взглянуть на утверждения малышей о своей будущей профессии. Можно было в пять лет мечтать стать космонавтом. Вступив в пионеры, быть уверенным, что станешь комсомольцем. Из комсомола можно было перебраться в партию, а оттуда – на руководящую работу.

…Жил один мальчик, всегда знавший наверняка, кем он станет. Звали его Аркаша. Это потом, после Перестройки, он сделался Аркадием Геннадьевичем Шанкуровым. Но даже в четырехлетнем возрасте на вопросы взрослых он неизменно отвечал, напуская на себя серьезный вид: «Я буду Аркадием Геннадьевичем».

Никаких профессий при этом он не называл – ни космонавта, ни летчика-испытателя. Просто Аркадий Геннадьевич. Этот ответ неизменно умилял дядей и тетей.

«Вот из кого человек растет», – говорил тогда отец Аркаши, Геннадий Аркадьевич, заведующий оптово-торговой базой. В те времена это было покруче, чем сегодня – председатель правления крупного банка. И слово свое Аркаша сдержал. Стал-таки… Теперь, в середине девяностых, его никто иначе как Аркадием Геннадьевичем не называл, разве что по старой привычке – брат, да еще жена. Но и те пользовались не уменьшительным именем, а только полным. Так уж получилось, что сперва вырвался вперед брат Аркадия – Артур, который был на два года старше Аркаши..

Артур, несмотря на свое немного чуждое советской идеологии имя, пошел в гору, сделав ставку на номенклатурную карьеру. В двадцать пять лет он уже возглавлял комсомольскую организацию Научно-исследовательского института порошковой металлургии. А Аркадий, работавший под его началом, медлил, даже в партию вступить не стремился, словно предчувствовал то, что произойдет с этой организацией. Случается такое у людей – неким инстинктом они точно предвидят будущее, как животные, которые умеют предчувствовать приближение землетрясения или урагана. Не тянуло Шанкурова-младшего делать карьеру при коммунистах – и все тут. Дожидался он своего времени, и оно наступило.

Лишь только появились первые постановления разрешающие создание кооперативов, как простой инженер Аркадий мгновенно сделался Аркадием Геннадьевичем. Он сумел убедить брата Артура в том, что следует открывать свое дело. Тот не прочь был заработать большие деньги, но все еще боялся подставлять свое имя, поэтому и позволил Аркадию возглавить кооператив. Работали братья Шанкуровы исключительно по специальности.

Наверное, многие до сих пор помнят неразрешимую для того времени проблему: снашивается металлическая набойка на тонком каблучке сапога иди туфельки – и делай что хочешь. Вернее, сделать ничего невозможно, только выбрасывай обувь на свалку. Даже появившиеся на короткое время полиуретановые набойки положения не спасали, разве что на месяц, не больше.

Аркадий Геннадьевич придумал абсолютно беспроигрышный ход. В опытном цеху научно-исследовательского института он организовал производственную линию по изготовлению твердосплавных набоек – маленьких, чуть больше копейки в диаметре.