Александр Тамоников - Бой после победы Страница 8

Майор кивнул и задал следующий вопрос:

— Почему личный состав отделения охранения находится не в десантном отсеке, а сидит сверху, на броне, тем самым словно специально подставляя себя противнику? Или это бравада? Элементарная показуха этакого бесшабашного презрения к опасности?

Капитан взглянул на контрразведчика. Оказывается, тот мало что понимал в войне. Иначе не задавал бы подобные идиотские, по-другому их и не назвать, вопросы. Но вынужден был объяснить и на этот раз. Все же майор, видимо, имел достаточно весомое положение при федеральном командовании, что следовало из того, что его посылают инструктировать или проверять в целые гарнизоны, а полковники тянутся перед ним, как перед генералом:

— Это, товарищ майор, не подстава, не бравада и уж тем более не показуха!

— Так что же тогда?

— Необходимость!

— Необходимость? Я плохо понимаю вас!

— А между тем все просто! Первым делом при атаке бронированных объектов, как известно, применяют гранатометы. Кумулятивный заряд, прожигая броню, разрываясь внутри бронетранспортера, боевой машины пехоты, десанта или танка, создавая чудовищные по величине давление и температуру…

Майор перебил Головачева:

— Мне это известно, капитан! Не надо читать лекций по принципам действия кумулятивных зарядов!

— Так из этого вытекают ответы на ваши вопросы.

— Точнее.

— А точнее некуда, товарищ майор! — Контрразведчик начал вызывать у капитана раздражение. — Некуда точнее! Если во время поражения БТРа гранатометом личный состав будет находиться в десантном отсеке, то он весь погибнет в считаные секунды. Находясь же на броне, солдаты в худшем случае получат контузию или легкие ранения от подрыва боекомплекта боевой машины. Их просто сбросит с брони. Но через какое-то время основная часть отделения сможет вести бой! К тому же, находясь на броне во время движения и особенно в режиме проведения разведки, бойцы имеют куда больший, несравнимо больший сектор и наблюдения и ведения огня, чем тот, что открывается из бойниц десантного отсека.

Майор поднял руку:

— Достаточно, капитан! Я удовлетворен ответом! Скажите лучше, как долго отделение охранения будет проводить разведку?

Капитан ответил, глядя в глаза контрразведчику:

— Пока Кливин не убедится в том, что на первом участке колонне ничего не грозит! А ограничений во времени старший лейтенант не имеет!

Майор скривился:

— Перед вторым участком вы также намереваетесь остановить колонну? И как с соблюдением графика движения? Его специально для вас никто не отменял!

Пришлось продолжать разговор с представителем контрразведки:

— Перед вторым, потенциально опасным участком мы останавливаться не будем, так как на серпантине, подъемах или спусках этого не делают. После разведки первого участка через перевал пойдем безостановочно, если, конечно, нам противник не запланировал стоянку где-нибудь в очень неудобном для обороны месте. А насчет графика? Он предусматривает время на те мероприятия, что в данный момент проводит старший лейтенант Кливин. Сомневаетесь, свяжитесь с подполковником Войченко.

Майор ничего не сказал. Достав пачку дорогих сигарет, закурил, отойдя от Головачева.

Алексей подумал: «Вправду этот Репнин полный лох в делах боевых или прикидывается? Контрразведчики ребята себе на уме. Там, как правило, бестолочь не держат, напротив, отбирают к себе лучших. Да еще и дополнительно обучают в специальном Центре. Значит, Репнин все же и для чего-то проверял меня, так как, даже не имея практического опыта, теоретическими знаниями ведения боевых действий в горно-пустынной местности владеть он просто обязан. Следовательно, проверял! Зачем? Да затем, что работа у него такая! Да и сам майор, судя по всему, человек замкнутый, хмурый, подозрительный! По характеру. Или данные качества тоже являются издержками его секретной профессии? А вообще, шел бы он на хутор бабочек ловить!» Капитан услышал звук двигателя бронетранспортера. Проведя слабенькую, но все же разведку, возвращался Кливин со своими, оседлавшими БТР, как осла, гвардейцами. Головачев пошел навстречу бронетранспортеру. Им с Кливиным следовало обсудить уточненную старшим лейтенантом обстановку, а делать это в непосредственной близости, можно сказать, в присутствии особиста не было никакого желания. Кливин приказал остановить БТР перед Головачевым. Сам старший лейтенант выбросил ноги из командирского люка и спрыгнул на землю:

— Чего ты пошел встречать меня? Сам бы подъехал.

— Не хочу в присутствии майора разговаривать!

— Что, достал, пока я отсутствовал?

— Было такое!

— И что спрашивал?

— Херню всякую! Но черт с ним! Что на перевале? Далеко ли забирался?

Кливин доложил:

— Забирался до второго участка, потому как только там на прямом участке трассы мог развернуться. Посмотрел хребты, пропасть, склон в ущелье, напротив хребта. Вроде все «чисто»! Как обычно! Птицы летают спокойно, а шакалы забились уже в норы. Можем продолжить марш!

Капитан взглянул на старшего лейтенанта:

— Да? Ну что ж, тогда разворачивайся и не спеша следуй к перевалу. Как догоню тебя, пойдем в обычном режиме.

— Есть, товарищ капитан!

— Смотрю, хорошее настроение не покидает тебя, Игорек?

Старший лейтенант расплылся в довольной улыбке:

— Напротив, все больше повышается и крепчает, как вспомню Валентину, впрочем, крепчает не только настроение!

— Хам ты, пехота!

— Тебе моего счастья не понять!

— Да куда уж нам, баллонам! Ладно, работаем!

Кливин отдал команду механику-водителю бронетранспортера развернуться, после чего, заняв место командира, приказал выдвигаться к перевалу на предельно малой скорости.

Головачев объявил построение личного состава. Быстро провел дополнительный инструктаж, касающийся режима движения по серпантину, а также действий в случае нападения на колонну. После чего, перестроив подразделение, а точнее, выведя наливники (топливозаправщики) в замыкание, а летучку МТО-АТ определив на их место, отдал приказ — по машинам! Особист молча занял свое место. Из кабины рукой капитан сделал отмашку, и малочисленная колонна пошла догонять бронетранспортер боевого охранения. И только с этой минуты можно было считать, что марш через перевал реально начался. Все, что происходило до этого, было обычной поездкой. Сейчас все изменилось. Личный состав российского автомобильного подразделения и мотострелкового батальона непосредственно приступил к выполнению боевой задачи!

Глава третья

Подойдя к бывшему кабинету Захарченко, Николай увидел новую табличку на дерматине. На ней золотистыми буквами было нанесено: «Начальник Кантарского РОВД майор Лушин Семен Григорьевич».

Ниже доска, указывающая режим работы милицейского чиновника. Доска осталась от Палыча. Возможно, единственное, что осталось от него в помещении бывшего начальника райотдела Кантарска.

Горшков стучать не стал. Открыл дверь в тамбур, из него прошел в сам кабинет. Увидел за рабочим столом склонившегося над бумагами начавшего рано лысеть майора. Колян ошибся. Все здесь осталось, как и было при Захарченко. Майор поднял голову, спросил:

— Лейтенант Горшков Николай Иванович?

— Вам же дежурный уже доложил, кто я!

Майор милиции повысил голос:

— Я, по-моему, внятно задал вопрос, товарищ лейтенант?

Николай ответил:

— Да, товарищ майор, я Горшков Николай Иванович, участковый деревни Семениха Кантарского района, ваш подчиненный!

Начальник РОВД указал на стул за гостевым столиком, стоящим перпендикулярно рабочему столу Лушина:

— Присаживайтесь!

Горшков занял место возле майора. Тот сразу уловил запах спиртного, удивленно спросил:

— Вы пили в такую рань?

Колян пожал плечами:

— Ну и что? Я же в отпуске и могу делать все, что заблагорассудится, в рамках закона, естественно!

— Но воспринимаете реальность адекватно, а то, может, наш разговор не имеет смысла?

— Вы же прекрасно видите, майор, что я не пьян, а запах — явление остаточное.

— Не забывайте перед званием произносить слово товарищ, это вам не с Захарченко общаться.

Николай согласился:

— Это точно подмечено, товарищ майор!

На слове товарищ Колян сделал ударение.

Новый начальник внимательно посмотрел на Горшкова:

— А вы действительно такой, каким вас мне представляли.

— Интересно, и какой же?

— Ершистый, самовольный, не отличающийся дисциплиной!

— Я бы охарактеризовал себя по-иному — свободный, независимый, не скрывающий и не боящийся высказывать собственное мнение, даже если оно не нравится начальству, блюститель закона. Нагловато вышло? Возможно! Но характеристика более соответствующая действительности. Кому, как не мне, лучше других знать себя?

Майор протянул:

— Да-а, скромности вам не занимать! А не мешало бы, Горшков, вести себя скромней! Несмотря на все ваши несомненно достойные восхищения заслуги перед отечеством!