Александр Жиров - Черный амулет Страница 8

— Сперва динь-динь, а потом скажешь, хорошо?

Кофи подтолкнул девушку к кровати и усадил. Встал на колени. Принялся развязывать шнуровку ее высоких ботинок.

Спустя тридцать лет в моду вновь вошли высокие уродливые «платформы».

— Ну, милый, я хочу, чтобы прежде ты меня выслушал.

— Катенька, ты меня уже проверила на все венерические болезни, какие существуют в природе, — напомнил Кофи, срывая с ее ног модные ботинки. — Плюс на СПИД, хламидиоз и трихомониаз.

— Есть еще одна вещь, тоже очень важная.

Вместо ответа молодой вождь стянул с нее колготки. Трусики. Стал целовать.

Тут и там, там и тут. Поцелуйный смерч охватил Катин живот. Она широко развела колени.

«Какая разница, — пронеслось в ее голове, — сейчас сказать или через десять минут». При этом Катя прекрасно понимала, «какая разница». Но оттолкнула это понимание, как отталкивают порой добрый совет, услышанный в неподходящий час.

Оба тела, белое и черное, так и слились. Она сидела на краю общежитской койки. Он стоял перед нею на коленях.

Несчастная койка, рассчитанная на мирный сон одного человека, заходила ходуном. При этом старые пружины издавали такой громкий и всепроникающий скрип, что слышно было по всему этажу.

— Опять этому парню из Бенина повезло! — говорили друг другу африканцы.

— Опять этот африканец со своей красавицей! — завидовали латиноамериканцы.

Скрип в незначительно измененном виде долетал до ушей старушки-вахтерши на первом этаже. «Опять эта проститутка к своему негру приперлась, — возмущалась седовласая женщина. — Это же надо такое бесстыдство и такую жадность иметь!»

Глаза Кати прикрылись. С губ срывались крики — все громче и громче. Сильные черные руки сжимали ее ягодицы.

Крепкий мужской язык мял ее грудь. В закрытых глазах сияла радуга, как во время летнего дождя.

«Какое безобразие! — внизу старенькая вахтерша от отвращения сплюнула на плиточный пол вестибюля. — В наше время люди вели себя по-людски. Не теряли человеческого облика».

Когда Катя открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на постели с безвольно свесившимися на пол ногами. «Боже, какое наслаждение, — подумала она, — но где же Кофи?»

Она повернула голову. Ее друг лежал на полу в позе убитого. Наконец он зашевелился. В свою очередь открыл глаза.

Встретил ее взгляд. Смущенно улыбнулся.

— Убили, — сказал вождь. — Унесите тело.

— Кофи, я беременна, — сказала Катя. — Уже девять или десять недель.

Он нахмурился. Оттолкнулся от пола и вмиг оказался на ногах. Натянул спортивные штаны. Он жил в России пятый год и давно знал, что белые люди, в отличие от черных, регулируют рождаемость.

— Я с завтрашнего дня выхожу на работу. Меня Борька устроил. Знаешь куда? В цирк! Куда мы ходили с тобой в начале лета.

— Кофи, я беременная. У меня должен быть ребенок. От тебя!

— Но я же объясняю тебе: я нашел работу. Теперь у меня появятся деньги.

— Ну и что? Какое это имеет отношение к беременности?

— Как какое?! Мы заплатим деньги, и тебе сделают аборт!

В Катиных глазах еще стояли фиолетовые слезы наслаждения. Они немедленно превратились в слезы обиды, горечи и непонимания. И потекли.

— Идиот, — всхлипывала Катя, приводя в порядок одежду. — Какой идиот. Черное животное. Подонок. Я ему про ребенка, а он мне про деньги. Про аборт! Не хочу я аборта. Не будет аборта! У меня будет ребенок.

— Катя, ну, Катенька, прости меня. — Вождь опять встал перед нею на колени. — Подумай, ну какой из меня отец?

Мне же еще два года учиться. Ни жилья, ни денег.

Катя зашнуровала модные высокие ботинки и кинулась к двери:

— Прочь, ничтожество!

— Катя!

Она оттолкнула его. Он не сопротивлялся. Она повернула замок в двери. Он не мешал. На пороге Катя обернулась.

Сказала, исполненная глубочайшего презрения:

— Я к тебе не за деньгами на аборт пришла. Я приходила к тебе, как к отцу мальчика, который у меня может родиться.

— Мальчика…

— Да, представь себе. У меня будет сын. Есть такой японский аппарат УЗИ — ультразвуковых исследований. И я нашего мальчика сегодня видела на экране сама. А отправить нашего мальчика на тот свет я могу и без твоих вонючих денег.

Мне аборт сделают, как ты должен понимать, бесплатно и по высшему разряду.

Точно так, как я лечу своих коллег-врачей от триппера!

Катя со всего маха хряпнула дверью, и новый звук раскатился по общежитию иностранных студентов. Кофи не пытался ее удержать. Не бросился вслед за ней в коридор.

«Вот она, „разница“! — мелькнуло в Катиной голове. — До постели мужчина сделает все После постели на мужчину накатывает апатия. Он ничего больше не хочет. Он уже все получил, что хотел».

Она не помнила, как очутилась на улице. По щекам текли слезы. В глазах стояла мокрая пелена. Из-за этого она задела высокой платформой бордюр тротуара.

И полетела на асфальт. Падая, Катя удачно подставила плечо. Она не испытала никакой боли. Тут же вскочила на ноги.

— Черт побери! — выругалась девушка.

Шершавый асфальт не пощадил новых колготок. Длинная затяжка тянулась от бедра к колену. Катя осмотрелась вокруг.

Какой-то гражданин стоял на углу и смотрел на нее. Она показала ему язык, перешла улицу и зашагала прочь от зеваки. Хотя в эту сторону ей вовсе не было нужно.

Ей сейчас вообще никуда не было нужно.

11

Кофи открыл дверь и вошел в зверинец. Его сразу обступили непривычные запахи и звуки. Приятных среди них не оказалось. Из-под закопченного потолка светили тусклые лампочки.

Он медленно ступал по желтым опилкам, усыпавшим проход между клетками.

Проход был таким узким, что Кофи не мог понять: как можно, стоя лицом к одной клетке, не очутиться в то же время спиной к другой?

В следующий миг он едва не споткнулся о человека. Тот сидел прямо в проходе на желтых опилках. Прислонившись спиной к перегородке, за которой стояли — Кофи мог поклясться, что не ошибся! — два барана. У человека были закрыты глаза. Он тяжело дышал.

Возможно, это тот самый старший смотритель Игнатьев, которого Кофи должен был отыскать в зверином царстве. Молодой вождь нагнулся:

— Здравствуйте!

Человек с трудом разлепил глаза. Тут же вновь их закрыл. И снова открыл. Спросил:

— Черный?

В лицо иностранному студенту ударила тугая ароматная струя. Будущий химик знал, что это запах ацетальдегида — самого вонючего компонента алкогольного перегара.

— Да, — ответил Кофи.

— Что здесь делаешь, черный?

Кофи развел руками:

— Меня Сергей Михайлович направил. Сказал, что старший смотритель Игнатьев введет в курс дела… Не знаете, где его найти?

Замашки бывшего старшины роты спецназа, должно быть, создали Иванову дурную репутацию в цирке. Во всяком случае его имя и отчество прозвучали как пароль. Человек перестал валяться в проходе. С немалым трудом, не без помощи Кофи, поднялся на ноги и бросил на парня критический взгляд:

— Ты что, собираешься в такой одежде работать? Звери не поймут.

Кофи осмотрел себя. Пока он плохо представлял, чем придется заниматься.

В тропической Африке слабо развито скотоводство. С проблематикой откорма животных плохо знакомы даже вожди. Однако еще вчера, в кабинете у Иванова, Кофи понял, что белые штаны для такой работы не годятся. Поэтому пришел в голубых джинсах и любимой клетчатой рубашке.

— Но Сергей Михайлович говорил, что мне выдадут халат.

— Эх, браток, — тяжко вздохнул Игнатьев. — Я тебе при всем уважении сейчас халат не достану. Кладовщик наш не очень здоров. Впрочем, чем черт не шутит. Попробуй, может, тебе удастся его растрясти. Пойдем, склад покажу.

Они направились в смрадные дали зверинца. Старший смотритель, пошатываясь, — впереди. Новичок, как и положено, — сзади.

Отовсюду неслись грозные звуки: рычание, урчание, шипение. Сладковатый запах навоза сменился резкой вонью помета плотоядных.

Кофи не успевал вертеть головой. Он делался все бледнее. Клетки со львами он миновал, словно замороженный. Некоторых зверей он видел впервые. Казалось, его окружают ископаемые чудища, восставшие вдруг из праха с изуверской целью съесть живьем Кофи Догме из Бенина.

Более всего поразил размерами и формами бурый медведь. Страшный зверь стоял, приникнув носом к металлической сетке и ухватившись за нее когтями невероятной длины. По черному виску студента стекла прозрачная капелька пота.

После кошмарного воздуха зверинца, казалось, в складе пахло амброзией: новыми резиновыми сапогами, новой спецодеждой, новыми инструментами, покрытыми смазкой. К этим ласковым мирным запахам примешивался все тот же ацетальдегид.

За конторкой, воткнув лицо в какието бумаги спал человек.

— Трофим, — позвал старший смотритель, — а, Трофим!

Игнатьев протянул руку и потряс человека за плечо. Тот замычал и приподнял голову. Больше всего лицо Трофима походило на подошву кирзового сапога.