Фридрих Незнанский - Лечь на амбразуру Страница 8

А еще подумал, что выпить рюмку ему теперь сам Бог велел. И с помощью двух зеркал поглядеть, что там, на макушке. Она уже, кстати, не болела. Она гудела от довольно крепкого удара.

Он снова включил сигнализацию автомобиля и отправился домой.

Исследование показало, что ничего страшного нет, а есть ссадина, которая кровоточила помаленьку, но сразу дико защипала, когда Юрий плеснул на край полотенца водки и прижал к ранке. Вот тут он взвыл!

Стоял в ванной, глядел на свое перекошенное лицо и, не стесняясь, матерился от самого чистого сердца. И даже не обращал внимания на какой-то неприятный назойливый телефонный звонок. Звонит и звонит! Не отвечают, — значит, нет никого! Или не хотят никого слышать! А он, гад, все звонит…

— Не подойду! — рявкнул в сердцах Гордеев. И телефон смолк.

Но едва Юрий принес на журнальный столик бутылку с рюмкой и уже готовую закуску из холодильника и потом рухнул в любимое кресло, не забыв включить телевизор, этот проклятый телефонный аппарат вдруг очнулся. Ну точно как тот мерзавец со своей проклятой монтировкой!..

На второй минуте беспрерывного звона, когда Гордеев еще не окончательно решил — разбить аппарат или наплевать на него и кинуть сверху подушку, рука сама потянулась к трубке. Он еще не успел ничего сказать, как оттуда принеслось, здрасте:

— А-а, ты все-таки дома? — И, не представляясь, ни здравствуй тебе, ни спасибо, сразу: — Чего не берешь-то? Я прямо измаялся!

— Простите, — вежливо сказал Гордеев, и это ему стоило немалого, — куда вы звоните?

— Юрка! Да ты че, не узнал совсем? Ну забурел, бродяга! Да Женька это! Елисеев! Или уже забыл кореша?

Женька Елисеев? Впрочем, особенно напрягаться не надо было, ну конечно, вечный баламут и бабник! Ну да, сокурсник. Он вроде где-то юрисконсультом устроился… Или в газету ушел работать? Нет, скорее, в газету.

— Ну, вспомнил наконец? — чему-то радовался Женька. А может, и не радовался, кажется, у него всегда был горячий темперамент.

— Вспомнил, но ты извини, столько лет прошло…

— Это ничего, — заторопился Елисеев. — А то знаешь, как теперь говорят? Ну, до встречи на следующих похоронах! А? Неплохо?

Да, ничего… Ничего хорошего. Он всегда был безалаберный — этот Женька. Даже и отчества его никто не помнил — Женька и Женька, а теперь, поди, еще и великовозрастный.

— Ну так какие проблемы? — не очень приветливо спросил Юрий. — А то я только приехал, день сумасшедший, заседание в Люберцах, у черта на куличках, а тут еще приболел…

— Это, конечно, не есть хорошо, старик, — бодро провозгласил Женька, — но дело — прежде всего. Хочу срочно напроситься к тебе в гости. Вообще-то было бы лучше в каком-нибудь кабачке, но по твоему голосу чувствую, что ты не врешь старому корешу, а и в самом деле неважно себя чувствуешь. Тогда другое предложение. Ты как, холостякуешь?

— А какое отношение?…

— Прямое, старик! У холостяков всегда в холодильнике одно пиво.

— Логично. Но у меня и пива нет. Разве что рюмка…

— Одна рюмка — это, старик, для компрессов!

«Надо же! — удивился Гордеев. — Экстрасенс?»

— Словом, картина понятна. Тогда я сейчас заскочу в магазин, и минут через пятнадцать жди. Я почти рядом.

Короткие гудки отбоя.

Гордеев уже и рюмку налил — хорошую, граммов на сто, и ветчинки кусок на вилку подцепил. Но задумался: стоит ли спешить? Женьке определенно что-то срочно надо. Так, может, подождать? Но нет, сражение, которое только что произошло, требовало соответствующей реакции организма. Нельзя обижать собственное естество. И он принял рюмку, закусил и — расслабился в ожидании…

А по телевизору шли очередные «Вести». И собственный корреспондент откуда-то — названия города или области Гордеев пропустил мимо ушей — с блудливо-печальным лицом какой-то известной «куклы», имя которой никак не хотело прийти на память, живописал драматические картины губернаторской гонки. Судя по картинке за спиной корреспондента, дело происходило где-то определенно в Сибири.

Гордеев слушал вполуха осточертевшую «политику». Убили одного претендента на губернаторское кресло. Теперь второй претендент попался. Инкриминируют хранение наркотиков. А дальше началась сплошная пропагандистская риторика, и Юрий сердито переключил канал. Не фонтан, конечно, но хоть смотреть можно.

«Зеленые береты» где-то в тропических джунглях лихо косят малорослых и узкоглазых своих врагов. Те, естественно, высоко подпрыгивают, когда в них попадают пули, и после красивых кульбитов замирают на земле в причудливых позах. Рвутся гранаты, вулканами пылают бунгало, много грохота и крови — а не страшно! Виртуальная война. И жизнь все больше становится такой же виртуальной, черт побери…

И тут запиликал дверной звонок.

Женька, как и был уверен почему-то Юрий Петрович, практически не изменился. Он вошел шумно, весело, но немного настороженно. Это сразу отметил Гордеев. В руках — по-европейски, точнее, по-киношному — держал два высоких бумажных пакета.

Оглянулся, сморщил нос и, не раздеваясь, прошествовал прямо на кухню. Там поставил пакеты на стол и вернулся в прихожую. Разделся, сам нашел себе тапочки и наконец сказал:

— Ну здорово, старик! Все уроки учишь?

Это у него в университете была такая привычка — отвечать на вопрос: «Как дела?» — отрывисто и торопливо: «Некогда, старик! Уроки учу!..» Да, ничего не изменилось.

— Где будем? — деловито спросил Женька. И без перехода: — Эй, старикан! А что это у тебя на макушке?

— Да какие-то засранцы в машину полезли, пришлось вмешаться, вот и получил по балде. Ничего, уже и не щиплет.

— А-а, ну ладно, — успокоился Женька. — Но ты тогда в самом деле иди приляг, вдруг какое-нибудь сотрясение? Хотя… — Он посмотрел с сомнением.

— Ты чего? — не понял Юрий.

— Да подумал… по старой памяти, старик, откуда у нас мозги?

— Это ты про себя, что ли? — сделал вид, будто обиделся, Юрий.

— А-а! — обрадовался Евгений. — Купился-таки! А с другой стороны, старичок, те, у кого есть мозги, они не здесь, они уже там! Слышал, как умный еврей разговаривает с глупым евреем?

— Ну?

— Не «ну», а, во-первых, снисходительно. Во-вторых, по телефону. А в-третьих… из Нью-Йорка… — сказал и захохотал.

Улыбнулся и Гордеев. Не изменился Женька — легкая натура…

Он набрал в пакеты прилично, видать, не стеснял себя в средствах. На журнальном столике это все не разместилось бы, поэтому раздвинули кухонный и устроились там.

Выпили, стали закусывать, вспоминая старых приятелей: кто теперь где? И получалось так, что те, о ком помнили, либо выехали за границу, как говорится, на ПМЖ, либо померли, не пройдя земной жизни и до половины. А где же те, кого не помнили? А черт их теперь знает…

Женька стал рассказывать, что работал в газете, потом связался с одним интересным сибирским мужичком, осуществлял, так сказать, прямые контакты Белоярска с Москвой, точнее, с Государственной думой.

— И что это тебе дает? — спросил лениво Юрий. Хмель начал потихоньку забирать его. Да и башка вроде бы уже не гудела.

— Что? — неохотно повторил Женька и спохватился: — Слушай, старик, надо срочно телик включить!

— А чего там?

— Да все про Белоярск наш… — став вдруг мрачным, сказал Женька. — Там неделю с чем-то назад застрелили в собственном подъезде бывшего губернатора, который баллотировался на очередные выборы. А следом крупные неприятности со вторым претендентом…

— Это который с наркотой, что ли, попался?

Женька с изумлением уставился на Гордеева:

— Юрка, старик, да ты что, Ванга?

— Нет, — разочаровал его Гордеев, — просто я краем уха с полчаса назад репортаж слышал, но откуда он и о чем конкретно, так и не понял. Да и не хочу, если честно. Надоели все эти гонки, ралли, отстрелы и прочее. Я начинаю думать, что чем скорее и чем активнее и больше они друг друга перестреляют или пересажают, тем будет лучше государству. И народу. А значит, и мне. Наверняка и тебе, Женька, тоже.

— Да-а-а… — лишь вздохнул Елисеев и с тоской посмотрел на своего кореша. — А я, в общем, к тебе именно по этому делу…

— Какому? Покойника защищать вроде нет необходимости. А второй…

— Вот именно, второй. Минаев, директор «Сибцветмета». Знаешь, что производит? Слитки и порошки платины, палладия, родия, иридия, рутения, осмия и до едреной матери всякой черни. Зовут Алексеем. Алексей Евдокимович. Не был, не имел, не привлекался и так далее. Честнейший мужик!

— А чего ж про наркоту говорили? — удивился Гордеев.

— Юра, сказать у нас сегодня можно про человека любую гадость. Обосрать его с ног до головы и при этом не бояться ответственности — это у нас нынче в порядке вещей. Ты что, сам не знаешь?

— Ну все-таки есть же границы… Опять же суд там, моральный ущерб, как говорится…