Александр Щелоков - Нападение Страница 8

– Почему его не берет милиция?

– Чисто работает. Пока на него нет никаких выходов. Клык – это его кличка – вор в законе. По мелочам не разменивается. Ведет дело с проверенными посредниками. Они дирижируют делами от его имени.

– Расскажите о Клыкове подробней, – раздался за спиной Мудрова голос технического распорядителя. Голос звучал глухо, с сильным армянским акцентом. – Кто он и откуда?

– Клык? Он здесь и родился. В Кизимове. Семья нормальная. Отец работал слесарем в железнодорожных мастерских. Мать – повариха в заводской столовой. Я ее хорошо помню. Когда началась война, отца в первые же дни угнали на фронт. И он сразу погиб. Мать это подкосило, она и сорвалась с нарезки… Поскольку у нас проституции не было.

– Разве? – спросил Рюмин насмешливо.

– Именно, – спокойно возразил Мудров. – Чего вы улыбаетесь? Проституция – промысел. Твердая такса. Постоянная охота за клиентом. А она пошла по рукам, но не за деньги.

– Понял, – сказал Рюмин. – И что?

– А то, что стала ночевать в канавах. Не знаю уж когда Тимофей совершил первую кражу, только попался пятнадцатилетним пацаном. И его законопатили в трудколонию. Оттуда вышел уже настоящим уркой. Так сказать, получил криминальное образование. В восемнадцать лет снова сел за решетку. Получил срок за поножовщину. Сейчас ему пятьдесят один. За время отсидок поумнел. Стал хитрым, осмотрительным. Вошел в статус пахана. Теперь режет людей не сам, а поручает другим. Его дело – считать доходы и планировать операции. Он вроде паука, который сидит под листком и ждет, когда в сплетенную им сеть попадет добыча.

– Могли бы этого паука давным-давно прихлопнуть, – заметил Рюмин.

Мудров скептически усмехнулся:

– У нас, худо-бедно, законность. Власть плевала на нее, только когда за политику прихватывали. Клык в политику не лез и не лезет, тихо сидит. А шушера, которая вокруг него крутится, показаний на него не давала и не даст. Что страшнее – отсидеть пять лет или жизни лишиться? На всякий случай скажу: убийцы больше всего боятся смерти.

– Неужели так?

– Точно. Продажного штымпа за Клыка пришьют независимо от того, где он находится – на воле или в зоне. И концов не найдешь.

– Что такое штымп? – спросил Кесоян.

– Стукач, доносчик, – ответил Мудров, не оборачиваясь.

– Вы думаете, Клык заинтересовался нами? – снова спросил Кесоян.

– Нет сомнения. Такой зря дел не делает.

– И сколько у него людей?

Теперь Мудров вынужден был повернуться к Кесояну лицом.

– Доверенных? Примерно пять человек.

– Кто они, известно?

– Первый – Владимир Топориков. Кличка Топорок. Тридцать лет. Две судимости. Жестокий, хитрый, ловкий. В молодости был боксером-перворазрядником. Затем Иван Софронович Зотов. Сорок лет. Две судимости. В прошлом тяжелоатлет. Средний вес. Долбежник. Колет лохов в поездах.

– Что это? – спросил Кесоян. – Я не понял.

– Он карточный шулер. Обдирает дураков.

– Пусть себе играют, если ума нет, – сказал Рюмин. – Таких не жалко. Дальше.

– Дальше – Воробейчик Виктор Сергеевич. Кличка Сухоручка. Из-за поврежденной в детстве руки. Жесток и безрассуден. Еще одна его кличка – Дуся.

– Он гомик?

– Да нет. Первый срок схлопотал по-дурацки, потому и получил кличку. Шел по парку и увидел девчонку с золотыми часиками на руке. Он к ней: «Снимай цацку!» А девчонка крановщицей работала на стройке и знала, как мужиков укрощать. Она его за обе руки схватила и как заорет: «Дуся!» А за кустиками справляла нужду подружка Дуся Задорнова, маляр стройконторы. Бой-баба! Вот они вдвоем обратали Сухоручку и притащили в милицию. Дали ему два года. С тех пор и повелось: Дуся да Дуся. У него три судимости…

– Все?

– Нет. Есть еще один. Ирек Абдуллаев. Работает мастером по холодильникам. Одна судимость. Специалист по драгоценным металлам. Валютчик. Кличка – Сучок.

– Выходит, Кузьма Иванович, мы уже у них на прицеле?

– Думаю, так. И «помогла» вам газетная реклама. Не надо было хвастать доходами.

– Спасибо, Кузьма Иванович, – произнес Рюмин, вставая. – Волков бояться – в лес не ходить. Мы взялись за дело, и никто нам не помешает. Как говорится, поживем – увидим…

Долго ждать не пришлось. Клык всегда работал с налета. Через три дня после этого разговора, тихим субботним вечером, на Лесной улице у дома с цифрой «19» на освещенном тусклой лампочкой номерном знаке остановился потрепанный зеленый «москвич». Открылась задняя дверца, и на тротуар легко выскочил худощавый мужчина в сером длинном плаще. Сунув руки в карманы, он медленно прошелся мимо освещенного окна, в котором маячила чья-то склоненная над бумагами голова.

Убедившись, что улица пустынна, мужчина подошел к крыльцу, поднялся по деревянным, недавно отремонтированным ступеням. Он взглянул на аккуратную металлическую табличку с надписью «ЭКОМАСТЕР» и толкнул дверь. Та открылась легко, без скрипа. Мужчина повернулся и сделал знак сидевшим в машине. Открылись обе передние дверцы, и двое крепких парней решительным шагом направились к крыльцу.

Войдя в прихожую, все трое вынули из карманов черные дамские чулки, натянули их на головы. Затем рванули дверь в контору и ввалились внутрь. В руках у двух громил сверкали ножи, третий держал обрез.

– Подними руки, директор! – скомандовал один из вошедших. – И не вздумай шуметь.

То, что произошло дальше, в сценарий банды не вписывалось.

– Всем стоять! – прозвучал повелительный голос. – Не шевелиться!

В дверях, держа в руках пистолеты, стояли четверо мрачных мужчин. Один из бандитов – тот, что держал обрез, – нервно дернулся, и тут же, как удар циркового бича-шамберьера, хлопнул выстрел. Пуля, пущенная меткой рукой, клацнула по обрезу. Испуганный бандит выронил оружие.

– Бросить ножи! Быстро! – скомандовал Кесоян и красноречиво шевельнул пистолетом.

О половицы стукнули две финки.

– Снять маски!

На этот раз бандиты не спешили выполнять приказ.

– Товарищ Рюмин, – сказал Кесоян, – помогите робким гражданам. Они вдруг застеснялись.

Рюмин вышел из-за стола, держа в руке пистолет.

– Шли колоть фрайеров? – спросил он насмешливо. – Ай, молодцы! Гиганты среди лопухов! И сколько же вас, таких умных, в деле?

Зацепив мушкой пистолета тонкую паутинку капрона, он сорвал с лица одного из гостей чулок, оцарапав до крови его щеку.

– Ба! Никак, гражданин Топорок? Какая честь нашему дому!

Троица угрюмо молчала, понимая – влипли крепко. Однако верили: молчание поможет им сохранить воровскую честь.

– Ладно, – сказал Кесоян, – пусть молчат. До времени колоть их не станем. Будь добр, Левон, укрась мальчиков браслетами. Для порядка. И начни с Дуси. К его бабскому имени браслет – в самый раз!

Приземистый армянин, чернолицый и быстрый в движениях, прошелся за спинами незадачливой троицы.

– Руки за спину!

С ловкостью бывалого тюремщика Левон защелкивал на запястьях бандитов наручники. Надев последние, доложил:

– Готово.

– Теперь, – приказывал Кесоян, – ты, Левон, и ты, Геворг, поезжайте к Клыкову. Тащите пахана сюда. Если будет дергаться, можете прикончить. Мы сделаем так, что отвечать за все будет Топорок. Потом разберемся с остальными. Гнилые зубы лучше рвать сразу.

– Су-уки… – в безысходной злобе застонал Топорок. Припухать таким образом ему еще не приходилось,

Левон быстро подошел к нему и ребром ладони резко ударил по животу.

Топорок охнул и согнулся от боли.

– Здесь надо быть вежливым, – сказал Левон. – Понял? – Он повернулся к Кесояну. – Мы поехали…

Во второй раз за вечер зеленый «москвич», побегав по городу, вернулся к «Экомастеру». Левон вылез из-за руля, открыл заднюю дверцу:

– Выходи.

Клыков – рыжий, сутулый, с круглым паучьим животиком – высунул ногу, нащупал носком ботинка землю и только потом осторожно вылез. Левон стоял рядом, держа в руке пистолет.

Клыков огляделся, но угадать, куда приехали, было невозможно – стояла кромешная тьма.

– Шагай, – сказал Левон и зажег карманный фонарик. В его слабом свете Клыков увидел и узнал дом: его привезли к правлению малого предприятия, куда он час назад направил своих людей. Холодный пот прошиб пахана. Выходит, его людей попутали менты! Не требовалось особого ума, чтобы понять: его, Клыкова, переиграли. Он напрягся, собираясь рвануть в сторону. Пусть стреляют, еще неизвестно, попадут ли в такой темноте. Но, предугадывая его движение, Левон, шедший сзади, ткнул в спину Клыкова стволом пистолета. Ткнул так, что стало больно.

– Нэ шалы, я мэтко стрэляю.

Они поднялись по ступеням. В тускло освещенном коридоре их встретил еще один армянин с большой лохматой бородой.

– Проходы, – сказал он и посмотрел на Клыкова вполне дружелюбно. – Тэпер все в сборе.