Сергей Зверев - Дикий остров Страница 8

– Ну это же пустяки, Макарчик, – махнула ручкой Нина, и сердце маленького индуса замлело – он так любил, когда доктор называ-ла его Макарчиком, – потом как-нибудь починишь.

– Нет, мисс Нина, я лучше закреплю это сейчас, а то ночью, скорее всего, будет шторм, и у вас что-нибудь разобьется нужное, и вы не сможете вовремя оказать кому-нибудь помощь. Нужно все отсюда убрать, чтобы я смог затянуть крепление.

– Ну, если ты так считаешь, то помогай мне, – согласилась Нина и стала подавать медикаменты и инструмент Макхару.

– Мисс Нина, – начал как-то неуверенно маленький индус, аккуратно укладывая на столик содержимое шкафчика, – я должен вам сказать кое-что про мистера Дона.

– Какого мистера Дона? – равнодушно спросила Нина.

– Инженера, Дона Морли. Он хочет поговорить с вами наедине, но никак не может этого сделать.

– Что это за секреты такие у мистера Морли, – удивилась Нина, – все, кому надо, приходят ко мне на прием. А ты что, в посредники к нему записался?

– Видите ли, мисс Нина, – смущенно стал оправдываться Макхар, – мне просто пока-залось, что мистер Дон был не совсем искре-нен со мной. Я беспокоюсь, что он может вас обидеть.

– А почему ты так беспокоишься за меня? – равнодушно спросила Нина, и это равнодушие задело маленького индуса. Он даже перестал укладывать медикаменты и заговорил горячо и убежденно:

– Потому что я очень люблю врачей, мисс Нина, я люблю ваших врачей: европейцев, американцев. Я вырос в маленьком городе на юго-востоке Индии и видел, как вы работаете. Когда у нас случались несчастья или болезни, вы приезжали и помогали нам. Вы лечили бесплатно всех, вы заботились о нас так, как будто мы ваши близкие родственники. Я помню, как однажды бандиты убили женщину-доктора, я тогда плакал так, как будто это была моя мать или сестра. Она чем-то была похожа на вас.

Нина некоторое время смотрела на Макхара с теплой улыбкой. «Так вот где лежат корни этой трогательной привязанности к врачу-американке, – подумала она. – Ладно, сослужишь и ты мне службу».

– Спасибо тебе, Макарчик, – ласково поблагодарила Нина и потрепала жесткие, как проволока, волосы паренька. – Спасибо, что рассказал. Он, наверное, не очень хороший человек, этот мистер Дон, не может же он в меня влюбиться. Я же ведь не красивая? – Нина не удержалась от маленькой провокации.

– Что вы говорите, мисс Нина! – захлебнулся от возмущения Макхар. – Вы такая красивая, высокая, у вас светлые волосы, белый халат.

– Ты что так раскричался, Макарчик. – Нина с трудом сдерживала смех. – Ладно, красивая, но мне этот мистер Дон не нравится. А чтобы он ко мне не приставал, ты постарайся быть рядом, когда увидишь, что он ко мне подходит. Да и так забегай – починить что-нибудь. Вон и кран подтекает, и дверной замок плохо открывается. Хорошо?

– Хорошо, мисс Нина.

– Только ты ему не говори, что все мне рассказал. Пусть у нас с тобой будут свои секреты. Мы же теперь с тобой друзья?

– Спасибо, мисс Нина. – Глаза индуса увлажнились от избытка чувств. – Вы назвали меня своим другом…

После обеда ветер начал усиливаться, из-за горизонта стали наползать мрачные тучи, которые к вечеру заволокли все небо. Шторм вздымал страшные валы и обрушивал их на сухогруз, но тот уверенно выныривал из накрывшей его волны, взбирался на гребень следующей, чтобы вновь ухнуть в бездонную пропасть. Только к утру небо стало очищаться, но океан еще долго не мог успокоиться. Часам к восьми шторм наконец угомонился и унесся куда-то на юго-запад.

Авральная команда во главе с боцманом Хлопко занялась поправкой крепления груза. Вахтенный помощник периодически принимал доклады боцмана. На мостик поднялся капитан.

– Как шторм?

– Давненько такого не видели, Иван Захарович. Судно в пределах нормы. Хлопко сейчас груз проверяет.

– Как второй дизель?

– Держится. Механик сейчас в машинном. Говорит, что пару сальников поменять, а так в норме.

– Закончит, пусть доложит о состоянии машин, а я пройдусь по грузовым. Где старпом?

– В рубку не поднимался пока, – замялся вахтенный помощник. – Может, с Пал Василичем груз осматривает.

– Что-то ты темнишь. Он что, пил вчера опять? – Нестеров с укоризной покачал головой и стал спускаться на грузовую палубу.

Боцман с матросами подтягивали ослабевшие крепления контейнеров. Капитан остановился и окинул глазами палубу. Видимых смещений груза не заметно. Хлопко увидел капитана и, вытерев беретом потное лицо, подошел к нему.

– Что-то я не пойму, Иван Захарович, что у нас с маркировкой контейнеров.

– Что такое, Павел Васильевич?

– Такое ощущение, что ставили с одними бирками, а теперь другие. Я помню, что номера и литеры шли по порядку.

– Точно помнишь?

– Точно помню. Не сами же они переползли. Помаемся теперь на разгрузке лазить по списку в четыреста штук. А если заказчик выборочно распломбировывать будет и проверять соответствие содержимого? Мы, конечно, только за целостность контейнеров и пломб отвечаем…

– Ладно, занимайся, разберемся. Старпом здесь был?

– Да нет, Иван Захарович, я как своих в семь часов выгнал, так никуда и не отлучался.

В дверь каюты постучали. Вошел старпом Казаков, как всегда наутюженный, выбритый, но лицо серое, нездоровое, и глаза мутные и пустые.

– Поздно поднимаешься, Михаил Сергеевич! Опять пил вчера? – Капитан внутренне весь кипел, но пока сдерживался.

– В служебное время я не пью, Иван Захарович, – насупился старпом, – вы это знаете, и службе это не вредит.

– Уже вредит, Михаил, уже вредит. Эта твоя выходка во время погрузки, полиция… потом меня угрозами заставляют брать пассажира, и я чуть было не срываю график. Теперь еще одна проблема возникла. С грузом.

Старпом заметно испугался. Брови вскинулись, в глазах что-то мелькнуло. Он облизнул губы и каким-то странным голосом спросил:

– Какая проблема?

– Или контейнеры при погрузке перепутали, или кто-то маркировку на них поменял.

– Ну, это не беда, – облегченно ответил Казаков, – грузили по документам. Я разберусь и в порту сдам в лучшем виде. Не беспокойтесь, Иван Захарович.

– Я беспокоюсь о том, зачем это сделано.

– Вы что, считаете, что кто-то сделал это умышленно? Но зачем?

– Или кто-то протащил на борт контрабанду, или еще зачем. Но если я узнаю, что ты в этом замешан, – лично сдам полиции. Не заставляй меня, Михаил, сомневаться в твоей чистоплотности. Если ты еще хочешь со мной на одном судне ходить, возьмись за ум!

Когда Нина Боллард вошла, то поняла, что американский инженер опять в центре внимания. Вокруг него собралось человек двадцать моряков, сам же Морли с гитарой восседал в центре и приятным голосом пел старинную морскую песню про невернувшегося моряка и его невесту, которая каждое утро поднимается на утес в надежде увидеть знакомый парус. Когда песня закончилась, Морли глянул на остановившуюся у входа Нину и неожиданно выдал «Калинку-малинку». Он очень похоже имитировал на гитаре игру на балалайке и пытался петь по-русски, но так чудовищно коверкал слова, что аудитория буквально каталась по полу, давясь со смеху.

Когда песня закончилась, Морли передал гитару одному из моряков. Тот, безбожно дергая струны и фальшивя, стал выдавать «Цыганочку», двое из зрителей сразу же вышли в круг плясать. Морли стал пробираться через толпу, но мисс Боллард у входа уже не было. Американец в душе сплюнул – при всех своих талантах он за столько дней так и не смог застать бортового врача одну. Как она умудряется все время быть на людях или вести прием? Поздно вечером или ночью постучать в ее каюту Морли не решался. Боже упаси, кто увидит его за этим занятием. В его планы входило скрывать свой интерес к судовому врачу. Дважды за эти дни он приходил к ней на прием, и дважды в медпункте находились посторонние: то кто-то лежал с градусником, то кто-то проходил физиопроцедуру. Делать третью попытку было неразумно.

Глава 4

– Иван Захарович, Хлопко пропал! – выпалил старпом, врываясь к Нестерову без стука.

– Что значит пропал? – нахмурился капитан, уже предчувствуя недоброе.

– Похоже, что с ночи. Ребята говорят, что с авральными делами закончили, он пошел проверять, потом вернулся, потом вроде опять уходил. Может, в гальюн, а может… Точно никто ничего сказать не может.

– Судно все осмотрели? – Нестеров вскочил и бросился к выходу, надевая на ходу фу-ражку.

– Ну, не то что бы все. Вообще-то начали.

– Вообще-то, – передразнил капитан, резко обернувшись к старпому. – Обшарить все снизу доверху! Поднять всех людей!

Такого аврала «Хоуп» не видел уже много лет. Восемь часов вся команда и даже американский инженер обшаривали все судно. Капитан лично допрашивал каждого члена команды: когда последний раз видел боцмана, где был вечером, ночью, что делал с точностью до минуты. Мисс Боллард все это время не уходила с палубы. Она то молча подходила к группам моряков, горячо обсуждавших происшествие, то заходила в судовую рубку и слушала переговоры с поисковыми командами. Судя по всему, боцмана на борту судна не было. Возвращаться назад по курсу для поисков на воде было бесполезно. «Хоуп» прошел за ночь больше ста миль. Вернуться точно в ту точку, где могло произойти несчастье, даже если эта точка и была бы известна, невозможно. Судно пройдет как минимум двумя-тремя, если не больше, милями в стороне – океан не шоссе и не снежный наст, на котором остаются следы. Если тело еще на плаву, то с борта корабля в океане его за милю не разглядишь. Если Хлопко еще жив, то он обречен, найти его в океане невозможно. Но жив он вряд ли. Это не Средиземное море, это южная Атлантика. Граница распространения антарктических плавучих льдов зачастую достигает здесь пятидесятого градуса южной широты. Судно шло хоть и в субтропиках, но температура воды за бортом не больше двенадцати-пятнадцати градусов по Цельсию. Человеку не продержаться и тридцати минут, а тут речь идет о пяти-семи часах.