Сестры. Дом мертвеца - Белов Александр Иванович Страница 8

– Ты зачем накрасилась? – строго спросила Света.

– Нравится мне так.

– Где помаду взяла?

– В ванной.

– Иди смой.

Дина не пошевелилась, только прибавила громкость в телевизоре. Еще чего! Не будет она тут командовать.

Света поднялась, вырубила звук и набрала телефонный номер.

– Тебе, кажется, сказали, по телефону не разговаривать, – подала голос младшая.

– Можно помолчать? Бабушка, это я. Как дела, не спишь еще? Не надо, не жди, я на даче у Климкиных, сегодня электричку отменили, я завтра приеду. Не знаю... пока точно не могу сказать. Не надо за меня волноваться. Лекарства выпила? Ну все, пока.

Дина, прослушав разговор, заметила:

– А врать нехорошо, ты что, не знаешь?

– Да? Надо же... Кто тебе сказал?

– Папа.

– А папа твой не сказал, почему тебя украсть хотели? Тебя, а не Олю Яницкую.

– Сейчас вообще много детей воруют, – ответила Дина. Она немного подумала, вздохнула и добавила: – Лучше б меня украли. Я бы тут с тобой не сидела. В квартире мертвеца какого-то.

Она покосилась на темный пустой коридор и пересела поближе к Свете. Потом откинулась на подушку и попробовала заснуть. Но тут ей на глаза попался кактус на подставке, и в голову полезли всякие страшные истории, которые ей рассказывала Оля Яницкая. Одна история как раз была про кактус. Женщина жила в гостинице, и ей было там неуютно, она пошла в магазин, купила себе кактус и поставила на окно. А на следующее утро в номер пришел официант и обнаружил ее мертвой. Заявили в милицию, а директор запретил селить приезжих в этот номер. Но одна женщина напросилась, и ее пустили, а наутро явилась милиция и обнаружила и эту женщину мертвой. Посадили в тюрьму того, кто ее пустил в номер, а директора уволили.

А один милиционер, когда расследовали, взял и воткнул нож в горшок с кактусом, и вдруг нож ушел в землю по рукоятку. Тогда разрыли землю и увидели, что на дне – черная рука, прицепленная к корню. Содрали с нее перчатку, а рука резиновая. Тогда стали следить за всеми подозрительными и, наконец, выследили старика, который в парке заходил прямо в будку с током. Один милиционер тоже пошел к будке, но провалился под землю. Тогда милиционеры пошли туда вшестером, открыли будку, нажали там кнопку, и открылось подземелье. В этом подземелье милиция нашла много горшков с резиновыми руками и прочих поделок. Старика арестовали – он оказался убийцей-шпионом.

Дина отвернулась от жуткого кактуса., но это не помогло: все равно казалось, что там, на дне, прячется резиновая рука, которая, если заснешь, выберется из-под корня и задушит. Дина перевернулась на другой бок, но страшные истории вспоминались одна за одной. И про черное пятно на стене, про девушку с зелеными ногами, убившую своего жениха, про лак для ногтей, которым одна девочка надышалась и отравилась до смерти. Лак, кстати, в ванной тоже был, такой красный, с золотой наклейкой и иностранными буквами.

Дина села и сердито посмотрела на Свету, которая спокойно смотрела телевизор:

– Тебе бы только Цоя своего слушать. Он умер уже сто лет назад.

– Во-первых, не умер, а погиб. Из-за такой, как ты, кстати. Какая-то дура на дорогу выскочила... Ее спас, а сам разбился... – ответила Света.

Дина обиженно повернулась спиной и стала думать, что Света, наверное, потому злая, что ее любимый певец умер. Выбрала бы себе живого и любила. Например, Киркорова. Он хоть одет красиво, не то что Цой. Нет, надо оборванца любить, а у него лицо продавленное. И вообще он монгол, а монголы... Только Дина задумалась о монголах, как внезапно подкрался сон и сморил ее.

Шиза с дочкой Мирзы лоханулся. По привычке сел со стороны водителя, и затаскивать девчонку в машину пришлось Цыпе. Тот прихватил крайнюю, и вышел прокол. Шиза черноглазую Дину запомнил хорошо. Еще у тюрьмы, наблюдая, как девчонка рванула из «мерса» навстречу Алику, он сообразил, что у железного татарина Мирзы есть слабое место – семья. Жена-красотка и куколка-дочка. С них и надо было начинать. Костя план одобрил и теперь ждал, когда можно будет перерезать Мирзе жилы. Приговор Алику был уже подписан, оставалось снять деньги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но после сегодняшнего девчонку будут прятать, это понятно. Шиза, сообразив, что начнутся догонялки, нагнал наркомов, чтобы не светиться самим. Обещал скостить долг и подбросить дешевого кайфу, если наведут точно. Если не наведут, поклялся сделать все наоборот. Но когда ему сообщили, что Мирза отвез девчонок в квартиру Димы Чуфарова, Шиза только присвистнул. Это было все равно что на могилу нассать.

Диму все уважали и побаивались, он был в авторитете. Похоронили по понятиям, как положено, памятник заказали. Погиб Фараон неожиданно, на мокрой дороге после дождя перевернулся, смерть от кровоизлияния в мозг, и подкопаться было не к чему, разве только к тому, что Алик еще до гибели затребовал Димино место, заявив, что кассу Дима ему оставил. А с какой стати живой и здоровый Дима будет оставлять кому-то кассу? Это и не его дело – распоряжаться чужим. Костя сразу распсиховался. Такого смотрящего, как Алик, никому не надо было, прыщ это с гнойным нарывом, а не смотрящий.

Шиза не сказать, чтобы уважал авторитетов, ему они были по барабану, но история Фараона его занимала, потому что тот жил с Алкой. Алку, танцовщицу-наркоманку из «Ганса», сорок семь килограммов бабской стервозности, давно бы замочили, если б не Дима. Нарывалась она по полной. Но Фараон с ней сладил, сдал в лечебницу, возился, как с больной собакой, и приручил. Он вообще следил, чтоб не зарывались ни кавказцы, ни свои. Тертый был волк, опытный. Тридцать с небольшим, но матерый, с перебитым носом. Не пижон, ездил на древнем БМВ, ходил всегда в одном пальто. После него только Алика и не хватало. Мирза и так стоял всем, как рыбья кость, поперек горла.

Шиза обзвонил своих, как только получил информацию от наркомов. Визит был назначен на пять утра, и он, привычно спрятав пистолет, выключил видеомагнитофон с певучими и сладкими продажными девушками и спустился, тихо прикрыв за собой дверь. Уже начинало светать, было влажно, даже зябко, и он поднял воротник. Шиза думал о том, что сейчас он поедет к Диме Чуфарову, в его квартиру, где этот выползок Мирза прячет своего гаденыша, чтобы не отдавать украденную кассу.

Дина заснула, а Света не могла. Она думала, во что вляпалась. Понятно, что Олю Яницкую прихватили по ошибке, а хотели Дину. Теперь придется прятаться, и Света тоже оказалась замешана в Аликовых делах. Он и не спрашивал, хочет она сидеть с Диной в чужой квартире или пет. Распорядился по-хозяйски. А кто он такой? Он ей не отец, чтобы распоряжаться, пусть командует собственной дочерью. Хватит того, что мать ходит перед ним на цыпочках. Все из-за нее. Не могла найти порядочного, любит бандита, который только деньги гребет, ворует и всех подставляет. Хорошо бы был ад, подумала Света, должно же быть место для этой братвы, где бы их помучили, как они мучают других. Она поставила кассету «Песня без слов» и слушала, приглушив звук, чтобы не разбудить Дину. Ей не нужна была громкость, она знала слова наизусть и беззвучно шевелила губами под едва слышную музыку:

Каждой звезде – свой неба кусок, Каждому морю – дождя глоток, Каждому яблоку – место упасть, Каждому вору – возможность украсть, Каждой собаке – палку и кость, Каждому волку – зубы и злость.

Потом она взглянула в окно, где начинало светать и серое утро казалось из-за цвета штор синим, и допела уже вполголоса:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145}) Снова за окнами белый день, День вызывает меня на бой, Я чувствую, открывая глаза: Весь мир идет на меня войной.