Дмитрий Щербаков - Нимфоманка Страница 84

— Остров не спасет, если Север действительно решит мстить. Помните Рината Хайруллаева? Зубцов нашел его аж в Катманду. Застал, когда тот трахал местную девку. Прямо на девке и пристрелил…

Про остров Иван знал. И про связанные с этим планы Столетника тоже знал. Они его очень устраивали, эти планы. Но, прежде чем остаться заместителем Столетника в России, Иван хотел добиться двух целей: во-первых, «короноваться», а во-вторых, заслужить беспредельное уважение и безграничное доверие вора. Тогда и только тогда Столетник сделает Ивана не просто исполнителем своей воли, а полноправным воеводой блатного войска, вершащим самочинную власть от имени «царя» Федора. Иван знал: даже находясь на другом конце света, Столетник будет контролировать дела своей империи. И степень этого контроля, и доля Ивана в доходах преступной корпорации будут зависеть от того, какие властные полномочия предоставит ему Столетник, уехав. Поэтому Иван очень старался показать себя не просто преданнейшим Федору человеком, а еще и незаменимым. Он всячески поддерживал страшные байки про Белова, рассчитывая, что, когда ситуация накалится до предела, когда Федору в любом блеснувшем вдали стеклышке будет видеться прицел убийцы, он, Иван, ликвидирует Севера сам. Тогда шеф возвеличит его настолько, насколько возможно, и спокойно отбудет на свой остров с новоиспеченной женой — мастерить наследника. А Иван сможет развернуться в России и довести уровень собственного капитала до уровня капитала шефа.

— Не надо уезжать, Федор Ильич, — сказал Иван. — Рано. И бесполезно. Мы должны сжимать кольцо вокруг Белова. Помните — у него на руках жена-нимфоманка. Рано или поздно она попадет в нашу сеть. А с ней и он.

— Ладно, уговорил, — согласился Столетник. — А теперь пошли людей вниз, пусть ко мне поднимется Маша. Устал я от дел.

100

— Надо что-то решать, Милка! — Север крепко потер пальцами виски. — Еще день-два — и тебя опять прихватит, я вижу. Что будем делать?

— Не знаю… — Мила по-лошадиному помотала головой, опустив лицо. — Не знаю, не знаю, не знаю…

— Есть у меня одна идея, — Север говорил почти спокойно, умело маскируя душевную боль, которая, как ему казалось, вот-вот задушит его. Однако он держался. «Держаться, держаться, держаться!» — повторял он мысленно, словно заклинание. Но Мила остро чувствовала состояние мужа.

— Совсем мы измучили друг друга… — безнадежно произнесла она. — Может, мне лечь в больницу, пусть меня закалывают наркотиками, пусть я сплю все время? Пока Павел не придумает, как меня вылечить.

— Во-первых, наркотики на тебя не действуют, знаешь же! — Север крутанул головой, будто отгоняя муху. — А во-вторых, если довести тебя чуть ли не до коматозного состояния, нимфомания попросту убьет тебя. Так считает Павел. Твой мозг, не получая определенного рода импульсов, саморазрушится. Поэтому давай лучше, не мудрствуя лукаво, решать, как жить дальше.

— Ты говорил, у тебя есть идея… — через силу сказала Мила.

— Да, есть. Давай прикинем нашу ситуацию. Обложили нас со всех сторон. Даже уличным гопникам подкладывать тебя теперь опасно. Сечешь?

Север не смягчал своей речи, но делал это не для того, чтобы обидеть Милу или как-то воздействовать на нее. Просто сама тема слишком коробила его, поэтому он невольно употреблял слова погрубее, пытаясь внешним цинизмом снять внутренний накал ситуации.

Не дождавшись ответа, Север продолжал.

— Итак, ты сейчас не можешь якшаться даже с самой грязной приблатненной шпаной — слишком опасно. Что остается? Только секс-фирмы.

— Там меня сразу опознают… по пристрастиям, — возразила Мила.

— Почти в каждой секс-фирме, в любом отеле, в любом кабаке, где работают проститутки, существует система «прописки». План мой прост: ты являешься устраиваться на горизонтальную службу, проходишь «прописку» и исчезаешь. После чего мы переезжаем в другой город. Если город большой, можно «устраиваться» несколько раз в разных фирмах. Потом опять уезжать. Так мы сумеем продержаться довольно долго.

— Что ж… — Мила устало пожала плечами. — Выбора у меня нет… Давай так.

— Хорошо. Тогда сиди здесь, смотри телевизор, отдыхай. Если зайдет Павел, скажи, что мы скоро уезжаем. Начнет возражать, уверять, что мы здесь в безопасности, — объясни ему: я не хочу снова его подставлять. А сейчас мне надо уйти по делу.

— Куда ты? Третий день без меня гуляешь…

— Милка! — Север грустно улыбнулся. — Я ведь должен обеспечить твою безопасность, хотя мне и обдумывать-то все это больно. Но, видишь, обдумал. Нашел выход. А теперь надо кое-что купить.

— Купить? — переспросила Мила.

— Да ты что, ревнуешь? — понял вдруг Север.

— Куда уж мне… — без всякой иронии, печально сказала Мила, опустив глаза. — Сама вся в дерьме…

— Вот дурочка, — покачал головой Север. — Да разве вынес бы я то, что выношу сейчас, если б не любил тебя?

101

— Итак, Ваня, они как в воду канули! — констатировал Столетник, зло глядя на Ивана. — «Братва» по всей стране ловит каких-то извращенок, проституток, блядей разных категорий, пытает, убивает, мне тоннами их фотографии шлют, а Алой Розы среди них нет! И вообще ее нигде нет! Что скажешь?!

— Федор Ильич… Да слава Богу, что Розу пока не убили! Иначе Белов давно бы начал охоту за вами! Кстати, убивать пойманных блядей я теперь категорически запретил. Только ловить, фотографировать и слать фотографии нам. Север вот-вот попадется, надо только ждать…

— Сколько еще можно ждать? — буркнул Столетник. — Ну объясни мне, куда подевались эти чертовы Беловы? Выздороветь Милка не могла. Как она обходится?

— Не знаю…

— То-то, не знаю… Хоть бы они за границу сбежали, что ли… — сквозь зубы проворчал Федор.

— А вдруг и впрямь сбежали? С их-то деньгами? — обеспокоился Иван.

— Да не может Север! — почти выкрикнул Столетник. — Из-за Милки не может! Алая Роза не выносит жизни за границей! Физически не выносит! Мне Мария рассказала. Ее сын, сутенер этот, Олег, как-то вывозил стриптиз-шоу «Приюта любви» в Париж. Так Роза чуть не сдохла там! Ее срочно отправили обратно, и только здесь она очухалась! Чертова девка! Шизофреничка!

— Похоже, вам, шеф, даже хотелось бы, чтобы Север отвалил из страны?

— Да уж было бы спокойнее…

— А Мария Филипповна, я смотрю, все глубже вникает в наши дела? — сказал Иван, едва сдерживая иронию.

Столетник молча, долгим взглядом посмотрел на Ивана. Иван чувствовал, как медленно холодеют руки и ноги, как противный липкий пот ползет по спине. Иван понял: он сунулся туда, куда вход воспрещен даже ему. И покорно ждал решения своей судьбы, мысленно бормоча: зарвался, дурак… зарвался… что, что теперь?.. сразу пуля?.. медленная, мучительная смерть в подвале?.. свидание с собственными костоломами, которые, прежде чем убить, превратят его тело в жидкий вопящий студень?.. что?.. что?..

Молчание длилось минуты три. Все это время Столетник не сводил глаз с лица Ивана и видел, как оно меняется, какая гамма чувств отражается на нем. Наконец Федор усмехнулся.

— Ладно, Ваня, ты меня понял. Отпускаю твою душу на покаяние. Каяться тебе три дня. Усвоил?

— Нет, шеф! — гаркнул Иван.

— Дурак. Дурак, а против хозяина покатил. Эх ты, Ваня…

— Да что вы, шеф! Я только!.. Я только!..

— Ладно, дурак и есть дурак. Мальчик вообразил себя взрослым. Бывает. Короче, даю тебе три дня. За три дня ты должен узнать, где Беловы, или хотя бы как их искать. Если же не узнаешь…

— Не надо, шеф! Не продолжайте! Не говорите слов! Ради Бога, не говорите слов, которые потом нужно будет выполнять! То есть воплощать! То есть… ой, я совсем запутался, шеф, заболтался!.. Ой!.. То есть!.. Через три дня узнаю все! — наконец справившись с собой, выпалил Иван.

— Ладно, иди, дурилка картонная, — ласково, как кот мышке, мурлыкнул Столетник.

Федор сидел за столом в собственном запущенном саду. Именно такие сады он любил: чтобы крапива в три метра высотой, чтобы спутанные ветви малины и крыжовника, чтобы буйно разросшиеся яблони с яблочками в горошину величиной, чтобы ощущение необитаемого острова… Стол был неструганый, грубый, лавка около него точно такая же. Иван вскочил с лавки и, нелепо козырнув, бросился прочь. Из зарослей появилась Лизунова. Она тихо присела рядом со Столетником.

— Случилось чего, Федя? — нежно спросила женщина.

— Все нормально, Маша. Парень несколько забыл свое место. Пришлось напомнить.

— Ты у меня такой отчаянный… — улыбнулась Мария. — Я иногда боюсь за тебя…

— Вообще-то зря. Столетник на то и Столетник, чтобы прожить сто лет. Но сейчас ты права. Прямо как чувствуешь… Мне действительно не по себе.

— Из-за этого молокососа? — удивилась Мария.

— Нет. Из-за другого. Отнюдь не молокососа, хоть и молодого.