Александр Бушков - След пираньи Страница 9

– Посиди, если не спешишь. Есть к тебе пара вопросов…

Она ушла, а Мазур уселся на подоконник, тупо таращился на покрытую множеством палых листьев улицу Стояла тишина, как обычно. Не хотелось верить, что он сам загнал себя в некий жизненный тупик – в дополнение ко всему пережитому Понемногу стемнело совсем, на столе горела лампа, а Мазур так и сидел в темноте, сгорбившись.

Вернулась Ирина, села в кресло, небрежно запахнув халат. Полы тут же соскользнули с колен. Мазур смотрел на ее высоко открытые ноги, на лицо, из-за глубокой тени казавшееся совсем молодым. Ощущение было жутковатое: временами столь остро и пронзительно мерещилось, будто перед ним сидит Ольга, новая, чуть повзрослевшая, набравшаяся печального и, в общем-то, не особенно и нужного жизненного опыта, что нехороший холодок подступал к затылку.

Ирина медленно вытянула руку, взяла налитый на четверть стакан, поднесла к губам. Во впадинке под макушкой, куда так надежно бывает всаживать пулю, у Мазура торчал кусочек льда.

Она выпила до дна, отставила стакан и тихо спросила:

– Во что ты втравил Ольгу? Она что, тоже имела отношение к чему-то… такому?

Он тяжко вздохнул:

– Ни к чему она не имела отношения. И ни во что я ее не впутывал. Жизнь впутала. Судьба…

– Бог ты мой, – сказала Ирина еще тише. – Дочку убили, муж – тряпка, зять – непонятно кто. Какие, к черту, флотские инженеры и засекреченные агрегаты, у всех тут – глаза убийц, даже у Лымаря. То-то у тебя орденских планок до пупа. А когда этот ваш Кацуба дружески улыбается, по спине морозом продирает… Кирилл, ты кто такой? Рэмбо какой-нибудь?

– Да я сам не знаю, кто я, – сказал Мазур, вздохнув.

– Ну, а как мне дальше жить, не посоветуешь? – Она вскочила, взметнулись полы распахнувшегося халата, встала вплотную к Мазуру – Жить-то как, господи? Мало мне десяти лет перестройки, еще и влипла непонятно во что…

Мазур поднял руки и обнял ее столь спокойно и непринужденно, словно телом управлял кто-то посторонний. Прижал к себе, ладонью вмиг разделавшись с пояском халата, кое-как обмотанным вокруг талии. Ирина почти не сопротивлялась, опрокидываясь на постель. Мазур взял ее почти сразу же, охваченный паническим желанием избавиться от ледяного комка под самой макушкой, и женщина покорно раскинулась под ним в косой полосе лунного света, падавшей поперек комнаты, но тут же переплела руки на его шее, прижимая к себе и отвечая так, что он охнул от удовольствия, позабыв о ледышке. Вот только жутковатый холодок во всем теле упорно не проходил – под ним ритмично колыхалось незнакомое тело и манера любить была совершенно другой, но стоило отстраниться, бросить беглый взгляд, и он наяву видел лицо Ольги со знакомым изгибом полуоткрытого рта, знакомой гримасой отрешенного наслаждения, снова и снова входил в нее в приступе чего-то, не имеющего названия, испытывал на все лады – в попытках то обрести прежнюю Ольгу, то окончательно убедиться, что это не она, что прежняя ушла безвозвратно. Лунный свет давно сполз с них, словно ожившее покрывало, а они не могли остановиться, потому что это означало возвращение в реальность.

И все же настал момент, когда пришлось вынырнуть из забытья в лунную прохладу. Они долго валялись на смятых простынях, прижавшись друг к другу без всякого раскаяния – был, правда, момент, когда Ирина попыталась плакать, но вряд ли от раскаяния, да и не получилось ничего, кроме глубокого отпечатка зубов на плече у Мазура. Он лежал, держа руку на бедре расслабленно привалившейся к нему женщины, и философски думал, что тоска, как ни крути, лечится самыми примитивными лекарствами – право слово, становится легче…

– Бог ты мой, ну и натворили… – прошептала Ирина ему в ухо. – Это как же называется – снохачество?

– Да нет, снохачество – это совсем другое, – сказал Мазур, подумав. – По-моему, это сексом просто-напросто и называется…

– Дрянь я, а?

– С чего бы? – удивился он искренне. – Извращенцы мы, что ли? Или кровная родня?

– Зато скоты все же изрядные…

– Брось, – сказал Мазур. – Жизнь иногда такие вензеля заплетает… Полегче стало, а? Вот видишь…

– И все же мы скоты, – шепнула она. И с типично женской логикой добавила: – Ну почему я тебя тогда не встретила? Ведь могла? – Самое смешное, что вполне могла, – сказал Мазур. – Ты когда замуж выскакивала? Ага, я как раз первым курсантским шевроном блистал и чванился в том же самом городишке… Может, мы даже на улице встречались. Ты на моряков тогда внимание обращала?

– Нет, – сказала Ирина. – Я тогда была преогромная интеллектуалка с серьезными исканиями и невероятными духовными запросами. А нынешний благоверный сущим Эйнштейном казался, тогда еще мода на физиков не прошла, хотя и подтаивала уже… Можно идиотскую вещь сказать?

– Валяй.

– Возьми замуж, а?

– Ты же вроде бы некоторым образом…

По движению прижавшихся к его щеке губ Мазур понял, что она усмехнулась:

– Мы же в двадцатом веке живем, да вдобавок при его почти что издыхании… Правда, Кирилл, возьми замуж? Мне, как любой бабе, за каменную стену охота. Оба мы… перегоревшие, может, и получится более-менее удачно. Я, конечно, понимаю, что – жуткая стерва, такое сейчас предлагать, только во мне глупого бабьего еще больше, чем казалось…

Признаться, Мазура такое предложение чуточку ошарашило, и он понял, что угодил в недурственный капканчик: отвергать ее сейчас – изряднейшее скотство. Когда на могилке еще не осела земля, да и могилка та появилась в какой-то степени по его вине. Вот и получится своеобразное искупление грехов… впрочем, не в нем одном дело. Почему бы и нет? Может, как раз и удастся устроить то, что осталось от личной жизни, с третьей, самой нежданной попытки?

Ирина подняла голову, не отнимая щеки от его груди, глянула в глаза. Лунного света было достаточно, чтобы Мазур видел ее лицо, полное печали и надежды:

– Правда, Кирилл? Не сопляки…

– Ох, Иришка… – сказал он, совершенно запутавшись в мыслях и чувствах. – Мне еще так не…

Совсем неподалеку грянул столь отчаянный и злобный собачий лай, что Мазур поневоле замолчал. Тут же откликнулись другие псы. За все дни, что прожил здесь, Мазур такого еще не слышал. Посмотрел в окно поверх плеча Ирины, но ничего увидеть не смог – собаки заливались гораздо правее, такое впечатление, будто сбегались в одно место со всей базы. Пожав плечами, потянулся к столу за сигаретами.

Раскатисто-упругий грохот близкого взрыва заставил его замереть в нелепой позе. Чисто инстинктивно он рванул Ирину за голое плечо, перекатом бросил через себя, скидывая с постели так, чтобы постель заслонила их от окна, сам «щучкой» метнулся следом, успел подставить ладонь, чтобы не ушибла затылок об пол. И вовремя – в следующее мгновение взрывная волна вышибла стекло, осколки, воя и жужжа, пролетели низко над полом, звучно шлепаясь о противоположную стену. Автоматически Мазур прикинул по звуку их полета, по разлету возможную мощность взрыва – ну, ни хера себе…

Ирина трепыхнулась под его рукой. В той стороне визжала собака, словно от невыносимой боли, дважды могуче квакнула сирена. Отсвет близкого пожарища залил улочку, застрекотали длинные автоматные очереди. «Что за черт?» – изумился Мазур, распознав по звукам, что автоматчик лупит прямехонько в небо. Диверсанты? Война? Ерунда какая…

Настольная лампа погасла, тоже сброшенная со стола взрывной волной. Но желтые фонари за окном горели по-прежнему. Мазур встал на колени, поглядел в окно, щерившееся по всему периметру зубчатыми осколками.

По улице, в направлении разраставшегося близкого зарева, протопали люди, звучно передергивая затворы автоматов, снова взвыла и умолкла сирена.

– Господи, это еще что такое? – шепнула Ирина.

– Лежать! – страшным шепотом приказал Мазур, ничего еще не соображая, но по всегдашней привычке готовясь к худшему. – Ползи под кровать и лежи там, ясно?

На улице больше не стреляли, но беготня усиливалась, уже звучали резкие команды. Насколько Мазур мог оценить, паники не было ни малейшей.

Он еще раз прикрикнул на Ирину, выпрямился и осторожно пробрался к креслу, где в беспорядке валялась разбросанная одежда, – упругой кошачьей походкой, как учили, так, что несколько раз наступал на битое стекло, но не поранился ни разу. Наспех облачился, выскочил на улицу.

И тут же шарахнулся – мимо, воя и сверкая мигалкой, пронеслась здешняя пожарная машина, крохотная, на базе какого-то импортного микроавтобуса. Припустил следом.

Одна из панельных двухэтажек как-то странно изменилась. Подбежав поближе, Мазур рассмотрел сквозь рыжее пламя – словно бы вырвало угол с парочкой панелей, в комнате, лишившейся крыши, бушует пожар. Машина уже лупила по нему пухлой высокой струей пены, в подъезд как раз вбегали несколько фигур в мешковатых комбинезонах, навстречу им бегом волокли носилки, на которых лежал кто-то, кричавший столь непереносимо, что нельзя было разобрать, мужчина это или женщина. Бежавший рядом врач на ходу делал укол. Ошалело озираясь, Мазур видел распластавшуюся на газоне мертвую собаку, россыпи битого стекла. В собравшейся поблизости немногочисленной кучке людей он распознал нескольких своих парней. Потом, отпихнув его, пронесся здешний комендант подполковник Стеценко, в расстегнутой форменной рубашке, с непокрытой головой. Схватил кого-то за шиворот и принялся распоряжаться, для связки и доходчивости перемежая короткие команды жутким матом. И уже заорали в три голоса, дублируя его приказы: