Сергей Зверев - Разборки дезертиров Страница 9

– В первых рядах, капитан, – спохватился я. – Айн момент, своим шумну…

А дальше завертелась карусель. Солдаты рассаживались по машинам, создавая бестолковую суету. «Да ну их в баню, – ворчал Булдыгин. – Спохватились, блин, к сумеркам…» Но то ли по недоумию, то ли по другим причинам он оказался в той машине, которая вырвалась вперед. Возбуждение начальства передалось личному составу. Солдаты клацали затворами, оживлялись. Под сенью дружеских штыков мы чувствовали себя спокойно (оружия у представителей прокуратуры не было), хотя ощущение железа в кармане, конечно, не повредило бы. Пара дюжин солдат, Хомченко, сержант Капустин, наша троица – набились в кузов, как селедки в бочку, теснота, дышать трудно…

– Пескарев! – колотил Хомченко табельной рукояткой по кабине. – Отмеряй пятнадцать верст, там и высадимся! В клещи возьмем этих подонков!

Распоряжался капитан, в принципе, толково. Одно меня смущало – когда мимо беглецов, бредущих по лесу, с ревом промчится грузовик, набитый солдатами (а мы их не заметим, пролетая мимо), только самый тупой не догадается, чем пахнет. Парни, разумеется, побегут назад. А там уж бабушка надвое сказала – либо добровольно сдадутся, либо примут бой по скудости ума.

Но вышло все иначе. Передовой группе снова пришлось разделиться. На двенадцатой версте дорогу перегородил… труп.

«Урал» остановился. Бойцы посыпались, как поленья. Хрипел Капустин, отправляя людей в оцепление. Труп принадлежал пожилому якуту в прошитой соболем жилетке. Лежал, раскинув руки, поперек дороги, молитвенно таращился в небо. В голове пуля. Под затылком – кровавая каша вперемешку с грязью.

– Блин, – ругнулся кто-то из бойцов, – три месяца служат, а ведь не промазали, уроды.

– И одного из этих парней ты хочешь в ненаказанном виде отправить к папочке? – толкнул меня под печень Аристов.

Никто, по-моему, не слышал. А то устроили бы мне «дежурное фи» с видом на вендетту.

– Тихо… – прошипел я. – Кто стрелял, неизвестно. Будем надеяться, что это не Райнов.

– Товарищ капитан, они машину у человека отняли, – сообщил с корявым акцентом плосколицый солдат чукотской наружности. Он сидел на корточках и ладонью плавно водил над землей, словно впитывая от нее невидимые энергопотоки. – Посмотрите, следы протектора. Развернулись и поехали…

– К машине! – взревел сержант Капустин. – Чего стоим, шарами лупаем, солдаты?!

И опять не повезло дезертирам с машиной. Километров шесть – новая остановка. «Нива» в кювете на крутом повороте. Не справились с управлением – грохнулись в водосток, заглохли и не смогли ни вырулить, ни завестись. Темнота наползала неумолимо. И снова рядовой чукотской наружности вкрадчиво кружил вокруг машины, ползал на коленях, нюхал грязь.

– О, дьявол, как там тебя… – ругался комроты, притоптывая от нетерпения. – Короче, парень, ты у нас охотник, давай вещай.

– Атчытагын его зовут, – хохотнул Капустин. – А фамилия вообще не произносится. Да и нет у него никакой фамилии – рядовой Атчытагын, и баста. Но боец растет нормальный.

– Их к христианству приучали в последнюю очередь, – пояснил кто-то из интеллигентных. – Так и не приучили толком. Вроде крестят, а имена какие-то не людские, традиционные – Рыктынгыыты всякие, Эвиискивы…

– А у исландцев вообще нет фамилий, – блеснул еще один знаток, – а только имя и отчество. Законом запрещается иметь фамилии. А если выезжают за границу, то отчество становится фамилией.

– А ну замолкли, бойцы! – зарычал сержант. – Ишь, разговорились. Чего ты там возишься, Атчытагын? Вещать будешь?

– Да все понятно, товарищ сержант, – чукотский юноша приподнялся с колен. – Двое их, один хромой на правую ногу. Пытались машину вытолкнуть. Истоптали тут все. Туда пошли, по канаве. – Боец простер ладонь вдоль левого водостока. – Полчаса прошло…

– Полчаса? – возбудился Хомченко. – Ты уверен, солдат?

– Атчытагын зазря не скажет, товарищ капитан, – обиженно сказал рядовой. – Говорю, полчаса – значит, полчаса. Но далеко не прошли, однако, высокий хромает.

– Дадим запас, – задумался комроты. – Максимум три версты они отмахать могли. Вряд ли, но допустим… В общем, слушай сюда, мужики! Шестеро со мной, и ты, Капустин, тоже! Остальные проезжают три версты, рассыпаются цепью – и навстречу. Стрелять в крайнем случае – своих поубиваете. Ефрейтор Шинкаренко, командуйте!

Карусель продолжала вертеться, со скрипом наращивая обороты…

Самое время выходить из игры, отказаться от выполнения задания и хватать попутку до Марьяновска. Плевать на «высокие» распоряжения. Одно дело – спасать доведенного до отчаяния парня, совсем другое – протежировать убийце. Не важно, кто из них нажимал на курок. Убили якута, стреляли в электриков. Но мы работали, очевидно, по инерции. Почему мы оказались в компании Капустина и Хомченко? Из-за Леньки Аристова, который заявил, что надоело ему трясти ливером в кузове, хочется прогуляться, тем более дождь прошел? Охваченный всеобщим возбуждением, я не возражал.

Мы упорно не могли понять, во что ввязываемся. Но кто знал?!

Ушел «Урал», бойцы растянулись, началось движение. Сумерки вступили в заключительную фазу. Мы шли по водостоку за цепочкой солдат. Ленька шепотом травил анекдоты; Булдыгин по устоявшейся традиции ворчал о старом, больном организме, о хреновой погоде, чреватой инсультом, о том, что бес его попутал вылезти из кузова – это Ленька во всем виноват, а также Луговой – ничтожная, жалкая личность.

Перемены в ландшафте были налицо. Низкорослая чаща слева от дороги куда-то подевалась, вырастали скалы причудливых очертаний. Поначалу отдельные глыбы в компании деревьев, потом растительной массы стало меньше, скалы уплотнялись, возвышались острожными стенами, и вскоре растительность пропала, уступив место бездушному камню.

– Рискуем, товарищ капитан, – подал голос Капустин. – Скалы прочесать бы надо.

– Не надо, товарищ сержант, – опередил комроты смекалистый Атчытагын, чиркающий спичками и совершающий экскурс чутким носом. – Я иду по следу, они не сворачивают…

Наша компания подобралась к дезертирам значительно раньше, чем команда ефрейтора Шинкаренко. Версты не успели пройти. Совсем умотались дезертиры. Тень качнулась под скалой – кто-то пытался взгромоздиться на уступ. Еще одна тень – подсаживала первую. Куда это они собрались? – мелькнула мысль. И сразу же расширилась, обернувшись во всеохватывающую идею: а вдруг, – подумал я, – эти парни УЖЕ ПРИШЛИ?! Не поперлись бы они в Чебаркуль. Не в Чебаркуль им надо!

Попутно я отметил необычную форму скалы, под которой копошились люди. Ее очертания возвышались над прочими. Зубастая вершина – словно расщепленная молнией – на фоне монотонной мути… А потом события накрыли. Подобраться незамеченными к этой сладкой парочке уже не получалось. Стоящий на уступе обнаружил облаву.

– Димон, атас, гансы!!! – раскололо сырую тишину.

– Пыряев, Райнов, вы окружены, не вздумайте стрелять! – выкрикнул капитан Хомченко.

Автоматная очередь хлестнула по ушам. Мы скорчились в водостоке. Сдавленно вскрикнул солдат. Отделение вразнобой попадало в грязь. Заматерился Капустин.

– Мужики, вы что, охренели?! – взвизгнул Хомченко. – Бросайте оружие, перебьем же, на хрен!!!

Новая слепящая очередь. Намерения дезертиров окончательно прояснились. Череда вспышек – магазин опустошен. Снова две фигурки копошились на уступе. Пропали. Огненный ливень хлестнул, кромсая камень. Смотрелось это, конечно, впечатляюще, но, боюсь, на уступе уже никого не было.

– Прекратить огонь!

– Командир, Атчытагына подстрелили! – крикнул Капустин.

– Живой? – скрипнул зубами Хомченко.

– А хрен его знает… Вроде живой. Шевелится… Блин, Гаврила же ты, Атчытагын!

– Черт… Эй, вы, двое, кто там ближе – раненого на дорогу! Остальные – вперед!

И какая нелегкая вынесла меня из водостока? Сидел бы, не парился. Подтянулся на руках, выбросил ногу, перекатился.

– Мишаня, ты куда? – испуганно вякнул Булдыгин.

– Сиди, Викторыч, – буркнул я. – Не твое это дело – под пулями танцевать.

Краем глаза я отметил, что поднялся Аристов, выкатился из канавы, распластался в грязи.

– Куда, неугомонные? – сдавленно шикнул Булдыгин.

– Что, Булдыгин, страшно одному? – натянуто хихикнул Аристов.

Двое солдат, чертыхаясь, отклячив задницы, волокли по земле стонущего бойца.

– Держи, прокуратура… – швырнул мне Капустин бесхозный автомат.

Я поймал, отбив палец. Спасибо за подарочек, как говорится. Зачем он мне? Я схватил приобретение за антабку, как когда-то учили, приподнял ствол, чтобы не заляпать грязью. А остатки отделения уже ломились на прорыв, подгоняемые сержантом. Трое бойцов, Капустин, капитан Хомченко – черные тени, хлюпающие по сырому глинозему – пробежали вдоль стены, сгрудились на уступе. Кто-то выпустил очередь на всякий случай. Но дезертиры уже смотались. Солдат вскарабкался на возвышенность, сел на корточки. Двинулся дальше, согнувшись. За ним второй, третий. Неведомая сила толкнула меня к скале. Что за странная привычка доводить до абсурда любое поручение вышестоящих? Когда я подбегал к уступу, черным монолитом отторгающемуся от скалы, на нем уже никого не было. Забросив автомат за плечо, я схватился за шершавый выступ, оттолкнулся пятками. Взгромоздился на камень, словно на трибуну, протянул руку возбужденно пыхтящему Аристову.