Олег Красин - Странники Страница 9

— Кури — махнул рукой Сергей, — только форточку открой.

Закурив сигарету, Александр взял со стола пепельницу и пристроился с ней на подоконнике.

— Ты знаешь, позывные своей группы? — спросил его Забелин.

— Конечно — «Странники-2».

— До вас были «Странники-1». С аналогичным заданием они выехали в Нижний Новгород неделю назад…

— И что? Не выполнили? — спросил Цыганков, затягиваясь сигаретой.

— Не просто не выполнили — все пропали. Объект в то же время оказался заминирован по-настоящему. Только из-за чистой случайности взрыва и тяжелых последствий удалось избежать.

— Ни фига себе! — удивился Александр, — до сих пор никого не нашли?

— Никого. Насколько я знаю, сейчас Поликарпыч выехал туда разбираться на месте. Есть несколько версий того, что произошло. Наиболее вероятная — утечка информации. Кто-то следил за группой с самого начала и на последнем этапе их устранили, воспользовавшись их же прикрытием.

— Что за прикрытие?

— Съемочная группа. Приехали для съемок фильма о плохой экологии в Нижнем. Документы нормальные, не подкопаешься.

— Значит, о маршруте и задании «Странников» кто-то знал? — спросил Александр.

— Скорее всего, да. Есть предположение, что сработали чеченцы из их, так называемого, министерства шариатской безопасности. Если они знали подробности задания «Странников-1», то не исключено, что о вас им тоже известно. Возможно, что в группе есть их человек.

— Даже так? Кто, Емельянов или Третьякова?

— Мы не знаем. Поэтому я тебя и отозвал сюда, чтобы предупредить.

— Хочешь сказать, что не все так просто в Датском королевстве?

— Вот именно!

— Чувствую, накрылось восьмое марта медным тазиком. Значит, кроме собственно задания, мне надо еще держать этих ребят под контролем? — Александр вопросительно посмотрел на Забелина.

— Да. Придется сделать так: ты будешь наблюдать за Емельяновым, а я за Третьяковой.

— Ага, себе, что полегче оставил — усмехнулся Цыганков.

— Хочешь, давай поменяемся! — великодушно предложил Сергей.

— Ладно уж, займусь Емельяновым.

— Я буду рядом. Думаю, что вдвоем мы справимся, как в старые добрые времена.

— Твоими бы устами да мед пить!

В Нижний Новгород Шумилов не полетел самолетом. От Москвы до города было примерно семь часов езды наземным транспортом и он, удобно устроившись в спальном вагоне, выехал на вечернем поезде, оправлявшимся с вокзала в половину одиннадцатого. Он выложил на столик футляр с очками, томик Юлиана Семенова — очередные приключения Штирлица. В последнее время он решил перечитать заново всю многотомную эпопею о легендарном разведчике, придуманном талантливым писателем. В поезд он взял книгу «Майор Вихрь».

Напротив него разместился молодой парень, чье лицо показалось Шумилову смутно знакомым. Молоденькая проводница несколько раз заглянула в их купе, предлагая чай, кофе, печенье и при этом, всё время улыбалась, не отрывая восторженных глаз от молодого человека. Тот принимал такое внимание как должное. Сдержанно улыбался в ответ, несколько покровительственно кивал головой.

— Спасибо, спасибо, не надо! — пару раз произнес он.

— Какие любезные здесь проводницы! — сказал попутчик Шумилову, едва дверь в купе закрылась.

— Мне показалось или я вас где-то видел? — спросил Николай Поликарпович.

— Возможно на ТиВи. Я Стас Мишин, журналист, веду аналитическую программу «Криминал недели».

— На канале?…

— На ТВ-6. Вероятно, там вы меня и видели. Вообще-то я работал с Невзоровым. Мы делали шестьсот секунд с ним и Сорокиной, потом я ушел, так сказать, в свободное плавание.

— Я видел вашу передачу, — сказал Шумилов, поблагодарив проводницу, которая занесла в купе стакан с чаем. Стакан, как в старые добрые времена, был в подстаканнике из нержавеющей стали.

Проводница засмотрелась на соседа Шумилова и чуть не пролила чай на брюки Николаю Поликарповичу.

— Ой, извините! — сказала она — поезд сильно качает.

— Ничего-ничего! — ответил ей Шумилов.

Проводница вышла.

— А вы пользуетесь успехом у слабого пола — сказал Шумилов Мишину.

— Есть немного — усмехнулся телеведущий. — Честно говоря, этих поклонниц столько, что я на них не обращаю внимание. Они как трава у дороги, вернее, как полевые цветы. Когда захотелось, тогда и сорвал. С одной стороны притупляется инстинкт охотника, самца, а с другой…

— В смысле, не царское это дело? — засмеялся Шумилов.

— Типа того…

Мишин открыл кейс и извлек оттуда небольшую плоскую бутылку коньяка, на которой Николай Поликарпович прочитал надпись «Хеннесси ХО». Коньяк был достаточно дорогим и Шумилов пил его только раз, года два назад, когда их угощал один предприниматель в Уральске. Они тогда предотвратили покушение на владельца сети ювелирных магазинов.

— Прошу! За дорожное знакомство! — предложил Мишин, разлив коньяк в небольшие складные железные стаканчики, стенки которых выдвигались телескопически. — Посуда не бог весть какая, но в дороге удобно. Извините, а вас как зовут?

— Николай Поликарпович.

— Редкое отчество — хмыкнул Стас.

Шумилов не стал изображать из себя зануду и педанта, принял предложение Мишина и выпил. Коньяк, действительно, был хорош. Он закусил шоколадкой, любезно предложенной журналистом, сделал несколько глотков чая и почувствовал, как приятное, расслабляющее тепло обволокло всё тело.

— Что-то мы все обо мне, да обо мне. А вы? Работник какого фронта? — поинтересовался Мишин.

В голове полковника промелькнуло несколько вариантов ответа. Он не хотел говорить о своей настоящей работе — начнутся ненужные расспросы, проявление профессионального любопытства со стороны соседа.

— Знаете, — сказал Шумилов, — моя работа не представляет особого интереса. Я тружусь, как говориться, на чиновничьей ниве, а именно в пенсионном Фонде.

— Так это вы не платите пенсии нашим бедным старикам? — с деланным негодованием спросил Мишин.

— Что вы, Стас! Мы всего лишь передаточное, промежуточное звено между бизнесом и карманами пенсионеров. Нет денег от предпринимателей, нет и пенсий. Всё очень просто. Вы может, помните, года три назад Чубайс, будучи вице-премьером, создавал ВЧК — чрезвычайные комиссии по контролю за сбором налогов? Так вот, положение с того времени только ухудшилось.

— Но тогда, как ваше учреждение выходит из положения? — удивился Мишин.

— Государство выручает. Оно сейчас разбогатело на нефти. Впрочем, эти проблемы для вас, наверное, неинтересны. Давайте поговорим лучше о вас.

Как всякие публичные лица, телезвезды, Мишин привык быть в центре внимания, и другие люди интересовали его постольку-поскольку. Он и спросил-то о работе Шумилова, чтобы соблюсти вежливость, неписаный кодекс дорожного знакомства. На самом деле его всегда привлекали разговоры только о своей собственной персоне и Шумилов без труда это понял.

— Вам нравится моя аналитическая передача? — спросил Стас, снова наливая коньяк.

— Аналитическая? Разве «Криминал недели» аналитическая передача? Мне, казалось, скорее информационная.

— Ну что вы, что вы! — не согласился Стас, чуть пригубив коньяк и закусывая его шоколадкой — самая что ни на есть аналитическая.

— Чтобы называться аналитической, надо что-то анализировать. А вы информируете о преступлениях, не более того.

— Какой вы, однако, жесткий! Настоящая аналитика стоит дорого. Привлечь ведущих типа Киселёва или Доренко наш канал не может, а рейтинг — вопрос престижа, его надо поддерживать. Поэтому отчасти вы правы. С другой стороны, мы проводим журналистские расследования и в любом расследовании всегда есть элемент аналитики.

— Согласен, однако, ни одного расследования в ваших передачах я не видел. Только выезд на место происшествия и кучи трупов. Не кажется ли вам, что у нас на экране слишком много насилия?

— Окей, на это я отвечу так — народ любит, когда ему щекочут нервы. Древнеримский слоган насчет хлеба и зрелищ актуален и сейчас. И тут ничего не поделаешь! Если вы посмотрите западное телевидение, то увидите нечто похожее.

— А как же насчет — сеять разумное, доброе, вечное?

— Это неформат, на ТиВи не катит. Скорее — сеять ужасное, страшное, глупое…

— Чем же вас сейчас привлек Нижний Новгород? Сахарова там давно нет, да и на Немцове сенсаций не сделаешь — пора его губернаторства безвозвратно прошла.

Мишину не понравились намеки Шумилова.

— В ваших словах слышится сарказм, Николай Поликарпович — сказал он, — сарказм — это управляемый гнев, всего лишь. Не думал, что у работников вашего Фонда есть на него право и что вы столь плохо относятся к нам, телевизионщикам.