Сергей Зверев - Жиган против террористов Страница 9

Константин слегка кивнул. Он обвел глазами зал ресторана.

– Что-то я тебя, Рахман, не помню, хотя прежде знал здесь каждую собаку, – сказал Константин, насчитав в зале троих охранников-азербайджанцев. Они выделялись хмурой сосредоточенностью во взгляде и пили апельсиновый сок, хотя и сидели в разных местах зала, – один у входа, другой на высоком табурете у стойки бара, а третий обосновался у прохода, ведущего из зала ресторана в казино.

Азербайджанец вскинул на Константина густые брови. Теперь он смотрел на него не снисходительно, а изучающе. Константин не заметил, чтобы он сделал какой-либо знак своим людям, но охранник, расположившийся у стойки, напрягся, словно приготовившись к прыжку.

«По движению усов друг друга понимают, – усмехнулся про себя Константин. – Против меня сейчас предпринимать ничего не будут, не понимают, кто я, боятся нарваться на слишком серьезного человека. Сейчас начнет выяснять, имею ли я основания разговаривать с ним так независимо, кто я такой и откуда».

– Ты знаешь мое имя, – сказал Рахман, – но блеешь, как молодой горный козел, который забрался на вершину горы и думает, что он теперь самый высокий. Я умею делать вкусный шашлык из таких козлов.

Легкий кавказский акцент, появившийся у Рахмана, подсказал Константину, что тот нервничает. Ситуация была ему не совсем понятна. Константин изучал его, пытаясь понять, что он из себя представляет и насколько уверенно чувствует себя в городе. Поняв это, можно было разобраться и в той роли, которую играет сегодня азербайджанская группировка в Запрудном.

Хотя главной целью Константина были чеченцы, а не азербайджанцы, но он не знал не только, где их искать, но и остался ли кто-нибудь из них в Запрудном вообще после разборок, о которых вкратце рассказали ему на базаре.

– Прежде чем пробовать шашлык, – усмехнулся Константин, показывая, что не принимает на свой счет слова, сказанные Рахманом, – я всегда разговариваю с человеком, который его приготовил. Я сам шашлык готовлю неплохо, но, честно говоря, надоело торчать у очага и ворочать шампуры. Предпочитаю ходить в ресторан и пить хороший коньяк.

Константин подчеркнул последние два слова.

Рахман выслушал его молча и никак не реагировал секунд тридцать, наверное. Он был человеком умеренным, больше расположенным к почти легальной контрабанде, которую считал главным источником своих доходов.

«Гашиш на базаре нэт», – вспомнил Константин. – Да еще и коньяк дерьмовый он сюда поставляет, наверняка в этом коньяке больше заварки и ослиной мочи, чем коньячного спирта. Да и персики, и вообще фрукты на базаре – тоже его. Рахман человек мирный, поэтому и на высоких тонах разговор начинает, не умеет серьезно разговаривать, не привык, не за свою роль взялся. Купец он, а не бандит. Потому и зовут его «уважаемый». Ни одного серьезного бандита так называть не будут».

Рахман медленно приподнял правую ладонь на уровень плеча, щелкнул пальцами. Константину показалось, что официант появился рядом с ним практически в то же самое мгновение. «Уважаемый» ни слова ему не сказал, только взглянул на него. Официант тут же исчез. Константин проводил его взглядом. Казалось, дверь за официантом не успела еще закрыться, как распахнулась снова, и он показался в ней с подносом в руках.

«А Рахман, наверное, хорошо им платит, – подумал Константин, – или воровать позволяет. Из страха так суетиться ты не стал бы».

Официант был уже рядом и ставил на стол перед Рахманом бутылку «Мартеля», пузатые коньячные рюмки и легкую закуску. Он открыл бутылку, налил в рюмки граммов по тридцать и тут же исчез.

– Ты меня знаешь, – сказал Рахман, поднимая свою рюмку. – Я тебя не знаю совсем. Не люблю пить неизвестно с кем.

– Если ты тут недавно, – сказал Константин, – то мое имя тебе ничего не скажет. Когда-то я и в самом деле, как молодой козел, стоял тут на вершине и думал, что выше меня только облака. Но потом, как и ты, Рахман, отправился в чужие края и кое-что понял. Понял, например, что не надо в чужих краях навязывать свои законы человеку, который в этих краях родился. Я понял, что, если не пойму тех законов, по которым люди там жили до меня, я там живым не останусь. И, как видишь, жив до сих пор.

– Кто ты? – спросил Рахман, слегка раздражаясь. – Многие люди умирают у себя на родине, и это меня нисколько не удивляет.

– Я такой же купец, как и ты, – миролюбиво сказал Константин, не обращая внимания на агрессию, прозвучавшую в последней фразе Рахмана. – Но я слишком долго не был дома. Пока я бродил со своим караваном по чужим краям, люди меня забыли, никто не помнит человека, которого они когда-то называли Жиганом.

Азербайджанец никак не прореагировал на то, что Константин назвал себя, но это ни о чем не говорило. Имя «Жиган» могло быть ему неизвестно, и рано было делать вывод о его способности держать себя в руках и не выдавать свою реакцию.

– И чем же ты торгуешь, купец? – спросил Рахман абсолютно спокойно.

Он уже понял, что Константин не представляет для него серьезной опасности. Упоминание о его давних связях с Запрудным в коммерческих делах ничего не стоило, а на «захватчика», пришедшего вести переговоры о переделе рынка сбыта, Константин не был похож. Рахман понял, что Константин обращается к нему как потенциальный партнер. Причем партнер, судя по всему, достаточно умный, раз начал с переговоров именно с тем, с кем и следовало начать, – с Рахманом, контролирующим значительную, если не основную часть запрудненского рынка.

Константин хорошо понимал, что, называясь «купцом», отдает собеседнику большую часть своих козырей, но в его планы не входило обострение отношений с азербайджанцами.

Они вряд ли стали бы сотрудничать с чеченцами напрямую, то есть участвовать в терактах. Хотя иные формы сотрудничества, например коммерческие, не исключаются. Но прежде всего необходимо было выяснить, насколько сильна сейчас чеченская группировка в Запрудном, если она вообще существует. После разговора с продавцом персиков у Константина возникли в этом сомнения.

– Я человек в Запрудном новый, хотя и прожил тут большую часть жизни, – признался Константин. – И признаю права людей, которые смогли обосноваться здесь и поставить свое дело.

Рахман солидно кивнул, видно было, что ему нравились слова Константина.

– Тесно стало в Запрудном, ох тесно, – притворно вздохнул Рахман. – Торговля тяжело идет. Земляки жалуются, что фрукты никто не берет.

– Э, Рахман, не крути, – сказал Константин. – Ты же понял, что фруктами я не торгую. Мой товар совсем другой. На базар я с ним не выйду. Я знаю, что есть люди, которые готовы заплатить за него большие деньги, но где найти этих людей? Может быть, подскажешь?

– Э, дорогой, – в тон ему ответил Рахман. – Я на базар ни с травкой, ни с порошком никого не пускаю. Я фруктами торгую, от них людям здоровье, а мне прибыль. Зачем мне с грязью связываться?

«Ну, конечно, так я и поверил, что ты на одних фруктах сидишь, – подумал Константин. – Много ли ты на фруктах тут заработаешь? Это у тебя скорее прикрытие, а занимаешься ты более серьезными делами, это как пить дать. И разбирался ты с Малгобеком не из-за базара, а из-за рынка сбыта наркотиков. И оружие должны в Запрудном продавать. Не могло это прибыльное и в прежние времена дело в чужих руках оказаться. Это все – тоже товар, и товар дорогой, куда дороже фруктов».

– Я наркотиками не торгую, – заявил Константин, чтобы успокоить закидывающего удочки Рахмана. – У меня товар другого рода. Только вот, боюсь, он тебе самому вряд ли подойдет. Особый товар у меня, не каждому нужен. Вот Малгобек, тот, наверное, взял бы с удовольствием, но где его искать, этого Малгобека?

Константин отметил, как напрягся Рахман при упоминании имени Малгобека. Он налил еще коньяка и, не приглашая Константина, выпил. Потом закурил и долго смотрел в упор на гостя, что-то обдумывая.

Константин тоже помалкивал. Он свой интерес сформулировал и ждал вопросов. Вопросы обязательно последуют, в этом он был уверен. Но сначала Рахман должен выяснить, нет ли возможности ему самому поживиться и много ли он сможет заработать, если такая возможность есть. И еще одно подозрение должно было смущать Рахмана, – не подослан ли Константин милицией или ФСБ? Слишком уж целенаправлен его интерес к чеченцам, к Малгобеку.

– Плохой стал Малгобек, – сказал наконец Рахман. – Очень плохой. Отлеживается, лечится, с силами собирается. Сильно болел последнее время. Очень сильно. Нехороший стал. Дела на базаре совсем забросил. Пришлось мне за базар взяться. Не бросать же на произвол судьбы, Аллах такого не простил бы.

– Мой товар на базар не выставишь, – повторил Константин. – А выставишь – с руками оторвут, а то и с головой вместе.

– Ха-ро-ший товар, – вновь заговорил с акцентом Рахман. – Дарагой, наверное?

– Так что ж за базар без торга? – засмеялся Константин. – Я не боюсь торговаться, свою цену за него в любом случае возьму. Был бы покупатель.