Эльмира Нетесова - Дуэль Страница 9

Он огляделся по сторонам. Чувство скованности, страха не проходило.

— Но ведь побывал же кто-то здесь. Сейф я сама закрывала. По привычке. А он — настежь… И форточек мы не оставляем открытыми. Это точно, — сказала заведующая ювелирным отделом.

— Наверное, в этот раз оплошали? Ведь сами видели — в помещение магазина никто не входил. И не вышел. Все замки — в порядке. До самого закрытия в покупательском зале находились работники милиции. За прилавки посторонние не пытались войти, да и не прошли бы незамеченными. Так что страхи напрасны, — успокаивал женщин-продавцов оперативник.

— А эта дверь куда идет? — заметил Балов неприметный вход.

— Служебная гардеробная. Там мы переодеваемся перед работой.

— Ее закрываете?

— К чему? Там нет ценностей.

Балов заметил, а может, почувствовал какое-то движение, неприметное неопытному глазу, и, нащупав наган, пошел к раздевалке.

Едва он толкнул ногою дверь, в универмаге погас свет. В кромешной темноте прозвучало отчетливо:

— Отваливайте тихо! Покуда дышите. Иначе на своих катушках никто отсюда не смоется!

— Ой, — вскрикнула какая-то из продавцов, испугавшись не на шутку.

— Долго тут вонять будете? Легавые — вперед, бабье — следом! Шаг в сторону — замокрим всех! Шустрите, падлы! — послышалось совсем близко.

Балов, как ни старался, ничего не мог разглядеть. Только голос…

Геннадий услышал дыхание совсем неподалеку. Прерывистое, сиплое.

«Только бы оперативники уцелели, молоды еще», — пожалел сотрудников и выстрелил наугад, по интуиции, успев крикнуть:

— Ложись! — Сам прижался спиной к стене, успев отскочить на пару шагов.

— Ну что ж, легавый! Хана вам! — услышал рядом и снова выстрелил.

— Хватай, кенты, легавого! Мы его, пропадлину, особо замокрим! — крикнуло поодаль. И Балов, почувствовав па горле цепкие руки, резко наклонился вниз, сбросил нападавшего, придавил коленом, оглушил рукоятью нагана, а может, вовсе убил…

Сверху на него насели двое. Геннадий в темноте не видел лиц. Чувствовал удары, сам наносил. Но кому, куда — не знал. И вдруг вспыхнул свет. Кто-то ударил тяжелым по голове. В глазах молнии засверкали. Следователь упал.

— Всем на местах быть! — услышал, теряя сознание, и лишь мысль последняя опередила беспомощность: — Услышали. Успели…

Очнулся оттого, что нечем было дышать. Вода кругом. Во рту, в носу, в глазах и ушах. Даже вискам мокро.

— Утопили иль утонул? Где я? — открыл глаза следователь. Огляделся. Узнал дежурную часть милиции. Кто-то, не скупясь, щедро лил ему воду на лицо и голову, спешно приводя в сознание.

Голова гудела так, словно на полном бегу воткнулся ею в бетонную стену. А вытащить не сумел.

— Ну и молодчина. Геннадий! Ну и мужик! Самого Фомку уложил в полной темноте. Убил одним выстрелом. И Бурьяна… Оглушил. Да еще двоих отметелил знатно. Никому не дал уйти! И все сам! Даже не верится! А вот ребят твоих — оперативников, заменить придется. Рановато им в угрозыск. Трусоваты. Не подходят нам. Нет инициативы и смекалки. Вот поправишься, сам себе сотрудников подбери, — краснел от радости за успех иль за прошлые неприятности, доставленные Балову, начальник горотдела милиции.

Следователь огляделся по сторонам.

- А где фартовые?

- Уже в тюрьму их увезли. Троих. Теперь ими прокуратура займется. С наших душ их сняли. Но Леший еще на воле, — напомнил не без умысла.

- Не все сразу, — отмахнулся следователь и сказал: — Охрану в тюрьме пусть усилят. Чтоб Бурьян не сбежал. Уж Леший ему постарается помочь. А может, и сам… Ему было у кого поучиться…

— Арестованные уже в лапах прокуратуры. Нам тех, кто на воле, поймать надо, — не успокаивался начальник.

— Теперь у Лешего своя забота. Не до воровства. Бурьян в клетку загремел. Постарается вытащить его оттуда. Либо из тюрьмы побег ему устроит, либо из суда. Другого выхода нет. Вот там его ловить надо.

— Есть иное, Балов! Каждый, побывавший под стражей, знает, что его будут водить или возить на допрос к следователю. А это — дорога туда и обратно. Да еще время допроса, за какое многое можно успеть. Леший это тоже знает. Известно ему и то, что ни кабинет следователя, ни сама прокуратура — не охраняются. Ну, положим, у подъезда будет стоять машина из тюрьмы с охраной. Но ведь в прокуратуре два выхода — на улицу и во двор. Об этом знает и Леший, а значит, и Бурьян, — говорил начальник.

— О Бурьяне пусть голова прокурора болит. У меня своих забот хватает, — сморщился Балов.

— Ты слушай, я помочь хочу. Нам Лешего поймать надо. Чем скорее, тем лучше.

— А что, если предложить прокуратуре проводить допросы у нас — в милиции? И следователь в безопасности, и Бурьян не сбежит. Наживкой станет. Не мы за Лешим, он к нам пожалует, — предложил Балов.

— Вряд ли, но попробовать можно. Меня, честно говоря, одно останавливает. Мы Лешего у себя будем ждать, сложа руки, а он в это время новые дела будет проворачивать. Убивший отца о сыне вряд ли вспомнит. Кстати, у воров закалка зоной в чести. Я о том, что сам Бурьян не промах. Ведь на мокрое дело пошел. Тебя решился задушить. А следователь прокуратуры чем отличается? Формой? Да ради свободы, даже надежды на нее, он половину Шанхая передавит своими руками. И мне жаль ребят из прокуратуры. Ведь они ничем не защищены от негодяя. Пока допрос будет писать, у Бурьяна сотня возможностей убить и сбежать. И поверь, этот ни одной не упустит. Окна в прокуратуре не зарешечены. Выходят в тупик. Безлюдный и пустынный. И все наши труды по поимке могут попросту накрыться. И наш риск к нулю будет сведен.

— Да все это понятно. Но мы с вами можем только предполагать. А решение остается за Лешим. Им он не поделится с нами, — невесело усмехнулся Балов.

А утром следующего дня прокурор города, словно подслушав разговор, обратился за обеспечением охраны при доставке на следствие троих воров. И с радостью согласился на предложение начальника милиции о проведении допросов в горотделе милиции. До предъявления обвинения троим ворам оставалось в запасе десять дней. В тюрьме, где они содержались, была усилена охрана. Для большей надежности их поместили в разные камеры и не спускали с них глаз ни днем, ни ночью.

Все ждали появления Лешего. А он будто исчез из Охи или затаился, обдумывал свое.

На десятый день прокурор снова позвонил начальнику милиции, сказав, что завтра арестованных привезут в горотдел для предъявления обвинения.

Назначили время, обговорили, казалось, каждую деталь. И все же удивилась милиция, увидев следователя, которому поручили такое трудное дело.

Молодая женщина, узнав, что фартовые еще в пути, прошла в предназначенный для следствия кабинет, достала из папки необходимые документы, глянув на оперативников, дежуривших у кабинета, сказала:

— Не стоит так откровенно проявлять страх. Займитесь своими делами. Не беспокойтесь. Меня арестованные не тронут. Не решатся.

— И чем вы подкрепите свою уверенность? Когда-либо доводилось вплотную встречаться с блатными? — изумился Балов.

Следователь не успела ответить — по коридору вели задержанных фартовых.

Едва воры вошли в кабинет. Бурьян, глянув на следователя, присвистнул:

Вот это фря! А ништяк, мусора позаботились, подсунув нам эту шмару. Хоть и одна на троих, сойдет для начала.

— Я ваш следователь, — ничуть не отреагировала она и назвалась — Ирина Кравцова…

— Вовсе извелись мужики, сплошь пидоры да фраера! Бабу подставили нам, — усмехнулся Бурьян.

Его ткнул локтем в бок старый фартовый по кличке Фишка и шепнул:

— Захлопнись, кент.

Предъявив обвинение всем троим, следователь объяснила порядок ведения дела.

Говорила спокойно, уверенно, ничуть не смущаясь, не реагируя на реплики обвиняемых.

Молчал лишь Фишка. Но перед уходом спросил разрешения на один вопрос:

— Отец твой — следователь Кравцов?

Ирина ответила утвердительно. И фартовый совсем сник.

Ни Бурьян, ни Кляча ничего не знали об известном всему Северу следователе Кравцове. Его звали колымским дьяволом. Его одного боялись и уважали все фартовые. Он ушел на пенсию совсем недавно. И теперь его заменила дочь. Ей было у кого учиться и перенять опыт…

Через Кравцова прошли судьбы многих воров. От него ничего невозможно было скрыть. Он чувствовал истину, его наблюдательности, знаниям завидовали видавшие виды воры. Он никогда не врал, не выдавливал показания под угрозами. Не унижал никого.

Услышав через открытую дверь вопрос и ответ следователя, Балов понятливо вздохнул: «У этой девчушки должна быть железная хватка отца. Молодец прокурор, знал, кому поручить дело. Не всякий мужик-следователь потягается с этой выпускницей», — подумал молча и услышал, как уходившие из кабинета фартовые тихо переговаривались меж собой.

— Ты, Бурьян, трехай, да мозги не просирай. Секи! Эта девка — дочь самого Кравцова! Не залупайся! Дыши, как законник, считай — верняк, в лапы колымского дьявола влипли. Из них, на моей памяти, никто не слинял. Девка, чуть что, к родителю за советом. Он — враз… Не таких обламывал.