Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими Страница 9

Она курила – и это было странно. Откуда-то из-под стола появилась пепельница с тремя окурками сигарет с белым фильтром, а между тем в воздухе даже не пахло дымом. Ответ нашелся быстро. Едва от двух сигарет отделилось по облачку, администратор включила вентиляцию. И Кряжин даже перестал чувствовать вокруг себя знакомый табачный аромат.

Справляться о местонахождении Кости Туза он не стал. Это было бы непростительной глупостью. Задай он сейчас этот вопрос, Туза он мог бы уже и не найти. Слишком большие деньги поставлены на кон. Возможно, Туза и без этого вопроса уже нет в городе, а быть может, и в живых, – он, бесспорно, стоит меньше четырех миллионов долларов. Однако пока это не установлено фактически, пусть остается маленький, но шанс. Кряжин начинал понимать, почему Гаенко «в СЭС», а под него подставлена эта женщина. Администратор казино – исключительно мужская профессия. И не каждый удержится на такой должности восемь лет. Мисс Эмма держится, и, как можно догадаться, крепко. Значит, есть за что держать. И за что держаться – тоже. Игорь же Викторович фигура, по-видимому, не самая сильная, что дает все основания думать – фигурой он является исключительно штатной. Зиц-председатель. Таких ищут в среде неудачников, которым на вопрос о месте работы нравится бросать мимоходом: «Да так… Управляющий казино». И сейчас это стало находить свое понимание у следователя.

– Почему вы молчите? – поинтересовалась она, сладко приобщаясь к тонкой сигарете. Есть женщины, которых совершенно не портит вид их сжатых в затяжке губ.

– Пытаюсь понять, в чем разница между администратором казино и его управляющим, – изложил ход своих мыслей советник.

– Вам не кажется, что это помещение – не самое лучшее место для откровенных бесед?

И она посмотрела на Кряжина столь простодушно, что он пожевал губами.

– Я могу предложить вам кофе? – уточнила она.

– Быть может, лучше сразу потанцуем?

– А вы умеете быть хамоватым.

Кряжин потушил сигарету о край пепельницы.

– Мне нельзя кофе. Давление. Сразу хочется лечь и начать говорить глупости.

Она наконец-то улыбнулась:

– И этим, наверное, пользуются многие представительницы моего пола?

– Не представляю, как можно представительницам вашего пола пользоваться представителями моего пола, способными только лежать и глупить.

Через полчаса они оказались в кафе «Шариот», самом дорогом кафе Москвы, которое только знал Кряжин.

Ему принесли чай, ей – терпко пахнущий кофе «арабика». «Козерог» больше не взбрыкивал, все больше стоял в стойле и мирно шевелился в такт движениям ее груди. Она перенесла из казино за столик аромат духов, и все, казалось, было по-прежнему, за исключением отношения к следователю. Здоровалась администратор со следователем Генеральной прокуратуры, а разговаривала теперь с мужчиной, который ей определенно нравился. Кряжин заметил это, однако сей факт не означал, что он станет свидетелем превращения изворотливой дивы в праведную деву. Но об изменении отношения говорило все. И эти редкие движения, когда поправляла лямку бюстгальтера, и едва уловимый блеск глаз, и румянец, выступающий на щеках. Как бы по-гвардейски ни была упакована сумочка женщины, ее хозяйка все равно останется женщиной. Ей естественно нравиться сильному мужчине, пытаться делать из него слабого и принадлежать. Феминистки лгут, уверяя о равенстве прав и обязанностей между ними и мужчинами. Вернувшись с демонстрации, они открывают шкаф, чтобы найти самые сексапильные трусики – к пяти у них будут мужчины. Если феминистки хотят мужчин, то они не станут о трусиках размышлять как о праве. Они отнесут это скорее к обязанностям, будучи уверенными в том, что их мужики выбирать себе трусы для встречи не станут. Тем на это наплевать.

– Вы спрашивали, чем администратор отличается от управляющего, – напомнила она, вернувшись из уборной, о необходимости посещения которой говорила пять минут назад.

– Я не спрашивал. Я отвечал.

Она улыбнулась уголками глаз.

– Хорошо, пусть так. Но вас это интересует. Постараюсь объяснить. В функции Игоря Викторовича входит организация внутренней и внешней политики игрового дома. Я же отвечаю исключительно за обеспечение казино всем необходимым, в том числе и кадрами. Распорядок работы, правила и даже лампочки под потолком – это мой круг обязанностей. Если в баре не окажется «Хеннесси» в тот момент, когда его потребует клиент, неприятности будут не у бармена. И не у Игоря Викторовича. Они свалятся на мою голову. Если под клиентом сломается стул, то отвечать за это, как ни странно, буду я. Но подобные необоснованные претензии к моей особе меня вполне устраивают, потому как заработная плата, получаемая мною, компенсирует эти неудобства сполна.

– Теперь я даже боюсь спрашивать о круге обязанностей Гаенко, – буркнул Кряжин, рассматривая зал в тот момент, когда она в очередной раз поправляла на плече лямку. – В смысле – о его заработной плате.

Да, сказала она, Гаенко отвечает за все. И за сломанную ножку стула в том числе. Потому что он управляющий. Но в отличие от Эммы Петровны у него есть с кого за это спросить – с Эммы Петровны. А еще он полностью контролирует бухгалтерию казино, к чему она доступа не имеет априори. Теперь следователю Ивану Дмитриевичу все понятно?

– Кроме одного, – заметил Кряжин. – Что следует подразумевать под «внешней» политикой «Эсмеральды». Не организацию ли деятельности «лохотронщиков» на рынках столицы?

Она рассмеялась, заказала себе (советник отказался) белого вина, ей принесли. И рука ее с длинными синими ногтями на тонких пальцах, держащая хрустальный фужер, почему-то показалась Кряжину дланью гарпии, обхватившей чью-то безвольную шею.

– Вы удивительно милый человек, Иван Дмитриевич, – сообщила она советнику новость. – Непосредственный. Просто удивительно, как вы работаете в таком ужасном ведомстве, как прокуратура.

Кряжин рассмеялся – уже давно было нужно.

– Ваше мнение о прокуратуре меняется в прямой зависимости от мнения обо мне. Чем более я для вас мил, тем ужаснее прокуратура. А совсем недавно вы глядели на меня с нескрываемой неприязнью, и та же самая прокуратура казалась вам прекрасной. – Немного отвалившись на стуле, ровно настолько, чтобы не казаться развязным, Кряжин оглядел спутницу весьма пристально. – Между тем я не настолько непосредственен, как вам показалось. И для вящей откровенности между нами в будущем, а также для предупреждения с вашей стороны женского лукавства готов даже кое-что вам продемонстрировать из своих наблюдений.

Глаза ее сверкнули любопытством, которое появляется у людей, застигнутых врасплох. А потому на этот раз она поступила так, как сделала бы любая женщина, и Кряжину это, произошедшее впервые с начала знакомства, доставило удовольствие. Она широко распахнула ресницы и спросила:

– Какого лукавства?

«Не – «каких наблюдений», что выглядело бы более резонно при отсутствии лукавства, а – какого оного», – отметил Кряжин, наблюдая за тем, как она пытается вернуться на исходные невозмутимые позиции.

– До того, как попросить у официанта вина, вы что-то искали в своей сумочке, а когда нашли, продемонстрировали мне платок, которым вытерли уголки губ. Через три минуты вы извинились, вышли в уборную, а когда через пять минут оттуда возвратились, из правого кармана ваших джинсов выпирал какой-то предмет. Я смею предположить, что это мобильный телефон, и готов поклясться, что в вашем кармане его не было, когда мы пришли в кафе. – Кряжин насмешливо улыбнулся. – Только не спрашивайте, почему я готов поклясться. Помимо того, что я следователь, я еще и мужчина. Так вот, насколько мне помогает мой мужской ум, женщины не носят телефоны в карманах узких джинсов, потому как джинсы эти предназначены именно для того, чтобы подчеркнуть безукоризненность фигуры. Однако даже если это не панацея, то женщина все равно не станет носить телефон в кармане. Особенно зимой. Тем более, деловая. Хотел бы я посмотреть на улице на поведение этой деловой, когда каждые пять минут под полами ее длинной шубы будет пиликать трубка. Иначе говоря, в сумочке вы искали не платок, а телефон. Проще говоря – пытались меня провести, постоянно заявляя о том, что предельно откровенны.

Она допила вино и поставила бокал на скатерть. Удивлена она не была. Скорее разочарована.

– И что из этого следует?

– Из этого следует: уходили вы не для того, чтобы припудрить нос, а позвонить. И позвонить тому, кого я знаю, и на общую для нас тему. Только в этом случае вам было бы невыгодно мое присутствие. Если учесть, что мы с вами только познакомились и у нас не может быть общих знакомых, разговор с которыми мог бы поставить вас в неудобное положение передо мной, я делаю вывод, что вы звонили Гаенко. Он единственный, кого мы знаем оба.

– А вам не приходило в голову, что я могла звонить своему гинекологу? – отрешась от высокого, бросила она.