Фредерик Дар - Травля Страница 9

– Если я выйду, – возразил я, – меня увидят... Это чудо, что только вы одна меня заметили...

– Однако не можете же вы находиться здесь бесконечно?

– Безусловно.

Я искал решения. Оно должно было найтись, поскольку теперь у меня была помощь.

– Не оставайтесь здесь, – продолжал я, – вы привлечете внимание ко мне.

Она поднялась, подумала мгновение в нерешительности... Затем удалилась, а я вовсе не чувствовал в себе гордости.

Только бы она не передумала и не стала бы искать посторонней помощи! Те, кто открывают Новую Землю, любят, чтобы об этом знали все вокруг, и стараются раздобыть себе публику. Правда, в глазах людей я представляю опасность. В данную минуту не было охоты приглашать кинохронику к моему выходу.

Время шло и казалось мне нескончаемым. Наконец, в подъезде послышался шум. Это ОНА. Я узнал ее скользящие шаги. Она остановилась у бассейна и сделала что-то, что я не мог определить. Между домом и моим взглядом раскинулась тень. Красивая оранжевая тень. Я понял: она раскрыла пляжный зонтик и поставила его так, чтобы он закрыл бассейн. Она вернулась ко мне.

– Не двигайтесь, я пойду посмотрю из окна, хорошо ли вы скрыты.

– Предположим, он меня закрывает. А вы не думаете, что это удивит ваших соседей? Она покачала головой.

– Нет. Я часто прихожу сюда принимать солнечные ванны... и открываю этот зонтик...

– Подождите...

Мой Сан-Бернар опять отбыл. Я жду, душа цветет надеждой7.

Вот снова она. Причем кажется довольной. Ее серьезное лицо излучает своего рода тихое ликование.

– Из дома ничего не видно, – сказала она. – Вы можете выйти из бассейна при условии, что не будете разгибаться. Я вам принесла банный халат. Раздевайтесь, я вернусь...

Она порвет себе ахиллово сухожилие этой ходьбой взад-вперед. Ошеломленный, я растянулся на животе на краю бассейна. Я выбрался из водоема и с большим трудом скользнул на асфальт двора.

Я хранил неподвижность, буквально изнуренный этим условием. После водяных насекомых на меня напали муравьи. Я заполз под зонт и начал раздеваться. Куча моей одежды смахивала на пакет с требухой. Я влез в халат, который затрещал по всем швам, так как был вдвое меньше моего тела. Я порылся в карманах, чтобы собрать все бумаги, которые у меня были. Бабки промокли! Карта Северной Африки весила два кило! Сохранился только чек, благодаря конверту из бристольского картона и целлофанового пакета от моего удостоверения, куда я его заложил. Он даже не отсырел. Я выжал платок и завернул документы.

Девушка еще раз вернулась. Она держала термос и флакон одеколона. Она протянула крышку термоса.

– Выпейте это...

Тоненький пар поднимался из горлышка.

– Что это такое?

– Горячий кофе, чтоб вы набрались сил. Я добавила туда рома!

Может и глупо говорить об этом, но мне захотелось рыдать.

Во дворе дома, под зонтом, мы провели около часа. Девушка, игравшая великодушную помощницу, была брюнеткой со светлыми глазами, небольшого роста. И неплохо сложена. Ей можно было дать лет двадцать пять. Я вам повторяю, она не была красавицей, но могла понравиться. В ней был «огонек», как говорят любители собачьих бегов.

Когда мы вытянулись рядом на большой мохнатой простыне, я ее спросил в упор:

– Почему вы это сделали? Она дала исчерпывающий ответ:

– Я не знаю.

И я понял, что она действительно не знает.

– По радио говорили о совершенном вами убийстве, – продолжала она. – Полиция думает, что речь идет о шпионаже.

Я снимаю шляпу перед швейцарцами! Благодаря часовой промышленности они сумели создать знаменитые зубчатые колеса.

– А! Так думает полиция?

– Да. Это правда, что вы шпион? Слово шокирует меня.

– Неточно... Я принадлежу к секретным французским службам...

– И это по приказу своего начальства вы убили этого человека?

– Позвольте мне прикрыться профессиональным секретом.

Она не настаивала.

– Мы не останемся здесь до ночи? Она покачала головой.

– Нет, но скоро здесь будет проезжать по соседней улице «Тур де Сюис», и все выйдут посмотреть. Тогда вы сможете подняться ко мне.

Какая умная женщина, лучше не придумаешь. Я положил голову на согнутый локоть и погрузился в оцепенение, забыв о присутствии романтичной швейцарочки. Вдруг она стала трясти меня.

– Пойдемте... Пришло время...

– Вы думаете?

– Да... Я живу на третьем этаже. Берите зонт и постарайтесь прикрыть лицо...

Она собрала мою мокрую одежду и завернула в простыню. Мы пересекли двор, чопорные, как дипломаты при вручении верительных грамот.

Лестница... Я кошусь на массивную дверь в страхе, что она откроется. Интересно, если кто-нибудь выйдет в этот момент, что он подумает, увидев мужика, завернутого в купальный халат?

Никто не появляется. Мы взбегаем на три этажа, прыгая через ступени. Она толчком открывает дверь, так как догадалась не запирать ее. Я почти врываюсь в квартиру, которая состоит из просторной, светлой комнаты, большой кухни, служащей также столовой, и ванной комнаты.

Я поставил закрытый зонт у входа и пошел положить свою одежду в ванную комнату. Она открыла дверь в комнату.

– Садитесь...

Я замечаю диван цвета лимонного дерева и сажусь на него.

– Ложитесь, – советует моя маленькая хозяйка, – вы кажетесь очень усталым.

Я действительно устал. И очень плохо себя чувствую. Я просто разваливаюсь, меня тошнит и, должно быть, поднялась чертова температура, так как руки у меня горят. Я чувствую, несмотря на свое состояние, что от меня страшно воняет. Малышка протерла меня одеколоном, но затхлость бассейна сильнее духов.

– Скажите, мадемуазель, не могу ли я принять ванну?

– Я хотела вам это предложить...

Она ушла, и вот уже оба крана низвергают воду. Я покидаю диван и бреду, пошатываясь, в ванную. Молодая девушка смотрит на меня внимательно. Ее голубые глаза, кажется, начинают танцевать на лице.

– У вас совершенно никудышный вид! – замечает она.

– Нет, я... Кажется, я заболел в этой гнилой воде!

Вода в ванне горячая. Она обнимает меня, как пуховое одеяло. Я, совершенно разбитый, вытягиваюсь... Мое сердце готово разорваться... я задыхаюсь... С бесконечным трудом я поднимаюсь и встаю на фаянсовый пол.

Я не могу переносить давление воды, несмотря на ее нежность и тепло. Она вызывает в моей памяти пребывание в бассейне. Теперь я понимаю, что час, проведенный мною под кувшинками, будет одним из самых жутких часов моего существования. Со временем это перейдет в кошмар.

Я беру халат, но не могу его надеть. Мои движения становятся все более неточными... Все в тумане... Мне холодно, я стучу зубами. Ограничиваюсь тем, что закрываюсь спереди банной простыней и вхожу в комнату. Малышка уже приготовила постель... Две белые простыни ждут меня. Я падаю в них...

– Мне холодно! – говорю я, стуча зубами, – мне холодно...

Она набрасывает на меня одеяла... Ничего не помогает... Она дает мне выпить немного спирта.

– Послушайте, – шепчу я. – Я уверен, что заболел... Для вас лучше предупредить полицию...

Я совершенно обессилел и не способен бороться со злом. Ее прохладная рука ласкала мой лоб.

– Не бойтесь ничего, – шептала она. – Не бойтесь ничего.

Я в самом деле заболел. Мне казалось, что я прошел сквозь туннель, пронизанный светом. Я открыл глаза, посмотрел, не узнавая окружающее, но что-то оно мне напоминало... Ах, да! Комнату малышки...

Она приблизилась со шприцем в руке, решительным жестом подняла простыню и протерла ледяной ватой мое левое бедро. Запах эфира защипал нос. Я попытался протестовать, но почувствовал укол в мягкое место. Опять ощущение холода...

Немного побледнев, она посмотрела на меня.

– Как вы себя чувствуете?

Мне казалось, что я могу говорить нормально, но артикуляция не получалась. Челюсти были, можно сказать, спаяны.

– Теперь будет лучше... – сказала она.

Мне удалось улыбнуться... Я сморщился и услышал свое «мерси». Она села на край дивана.

– У вас пневмония... Я очень испугалась, что придется вас госпитализировать. Я сказала себе, что если сегодня утром ваше состояние не улучшится...

Слова, которые она произносила, доходили до меня с некоторым запозданием, но я их вполне понимал. Они вызывали во мне реакцию, вопросы. Я сосредоточился. Мне надо объясниться... Почему, черт возьми, я не могу говорить? Пневмония, она же не осложняется кровоизлиянием в мозг, и тем не менее.

– Это вы меня...

Дальше я не мог говорить. Я догадался: это не паралич, а слабость.

– Да, это я вас выходила. Я работаю сестрой милосердия в одной из больниц Берна, сейчас на каникулах, к счастью... По вашим симптомам я поняла, что с вами, и вводила вам сульфамиды...

– Долго?

– Два дня... Не шевелитесь... У вас начала падать температура.

– Как вас зовут?

– Франсуаза...

Я слегка пошевелил пальцами. Она взяла меня за руку, и я сразу почувствовал, что мне лучше. Через мгновение я заснул. На этот раз это была не кома, а добрый храп отца семейства.