Андрей Воронин - Повелитель бурь Страница 9

Больше ничего не произошло, но и того, что уже случилось, ему показалось достаточно. До самого вечера Глеб кружил по городу, пытаясь засечь слежку, но так ничего и не обнаружил. Все это было чертовски странно и, несмотря на рану в боку, он отправился домой кружным путем. В результате дорога, которая должна была занять несколько часов, отняла у него четверо суток. Это были не самые лучшие дни в его жизни. Оставленная пулей борозда все-таки воспалилась. Но гораздо больше, чем боль, ему досаждали собственные мысли о причинах неудавшегося на него покушения. Что это было? Почему? Как киллеру удалось на него выйти? Там, в промышленной зоне, Глеб все сделал чисто, и хвоста за ним не было. На подходах к кафе он тоже не заметил ничего подозрительного, и все-таки убийца настиг его там — пожалуй, с некоторым опозданием, но все-таки настиг. Вряд ли тот тип с «вальтером» был обыкновенным маньяком; скорее всего, это был рядовой и не слишком квалифицированный исполнитель, посланный туда специально, чтобы убрать столичного гостя. Но кто мог знать о его приезде? Но об этом знал тот, кто оборудовал для Глеба огневую позицию…

Такой вывод не нравился Глебу, потому что напрямую связывал неизвестного организатора покушения с генералом Потапчуком. Впрочем, Сиверов решил не пороть горячку: во-первых, у Федора Филипповича не было причин желать ему смерти, а во-вторых, если бы такие причины и существовали, то генерал ФСБ Потапчук повел бы дело совсем не так. Скорее всего, решил он, несмотря на все меры предосторожности, где-то произошла утечка информации, и кто-то, имевший заинтересованность в этом деле, попытался сделать ответный ход. Сделано это было из рук вон плохо, и тот факт, что Глеб до сих пор оставался в живых, служил тому наилучшим подтверждением. Ведь если там, в Екатеринбурге, Глеба взяли под колпак, то шансов добраться до дома живым у него практически не было. Он был у своего невидимого противника как на ладони: хочешь, сразу придави, а хочешь — посмотри, в какую сторону побежит. Да и чего смотреть-то? Противник и так знал, откуда Глеб приехал и куда намерен уехать. Возможно, этот человек знал даже, кто он такой.

Но слежка отсутствовала. В этом Глеб был уверен. Его путь из Екатеринбурга был таким извилистым и непредсказуемым, он столько раз менял направление движения, пересаживаясь из угнанных автомобилей в электрички, с электричек на поезда дальнего следования, а из поездов на «кукурузники» местных авиалиний, что уследить за ним, оставшись при этом незамеченным, не смог бы даже человек-невидимка.

…Через двадцать минут самолет благополучно приземлился. Смешавшись с толпой пассажиров, Глеб быстро спустился по трапу. Был полдень, но солнце едва пробивалось сквозь туманную дымку, которой было затянуто все вокруг. Было жарко и сухо, но висевший в воздухе мутный кисель создавал ощущение, что на дворе не август, а вторая половина октября — время сырых туманов и листопада. И, как это часто бывает в октябре, пахло горьким дымом, как будто тысячи дворников, сговорившись между собой, разом подожгли миллионы тонн опавших листьев, собранных в огромные кучи.

Генерал Потапчук тяжело опустился в кресло, поставив рядышком свой заметно обносившийся портфель. Вид у генерала был не ахти, но Глеб все-таки рискнул предложить кофе. Федор Филиппович отрицательно покачал головой, и Сиверов снова поразился тому, как сильно Потапчук сдал за то время, что они не виделись. И ведь прошло-то всего несколько дней!

— Не хочу я твоего кофе, — озвучил генерал свой отказ. — Обоняние у меня уже не то, что в юности…

— А при чем тут обоняние? — удивился Глеб, выключая пыхтящую кофеварку и сливая содержимое прозрачной колбы в большую керамическую кружку. Изящные фарфоровые чашки, которые он приготовил для себя и генерала, остались нетронутыми.

— Все труднее становится различать оттенки запахов, — пояснил генерал. — Есть очень похожие запахи, есть просто похожие, есть отдаленно похожие… А для меня теперь все едино — что кофе, что жареные подсолнухи, что… гм… горелый торф. Вот у меня где этот запах! — Он резко провел ребром ладони по кадыку. — Вот смотрю сейчас на тебя и не могу избавиться от ощущения, что ты пьешь торфяной отвар.

— Гм…

Глеб отставил в сторону кружку, успев сделать всего пару малюсеньких глотков. Желание выпить по-настоящему хорошего кофе, донимавшее его на протяжении всей поездки, бесследно улетучилось. Ему вдруг показалось, что его любимый напиток и впрямь воняет дымом горящих торфяников. Он покосился на окно. Сквозь планки горизонтальных жалюзи сочился жемчужно-серый, с неприятным желтоватым оттенком свет — ни дать, ни взять, раннее осеннее утро, прямо как в романсе: утро туманное, утро седое… Глеб взглянул на часы: четырнадцать тридцать. Ч-черт…

— Спасибо, Федор Филиппович, — сказал он. — Вот это, между прочим, и называется: сам не гам, и другому не дам.

Генерал вдруг полез в нагрудный кармашек светлого летнего пиджака и вынул оттуда тонкую стеклянную трубочку с какими-то пилюлями. Поддев ногтями, вынул пластмассовую пробку, выкатил на ладонь таблетку, резким жестом бросил ее под язык, снова закупорил флакон и убрал его на место. Глеб мысленно присвистнул.

— Что это? — встревоженно спросил он. — Вам нехорошо?

— Мне просто превосходно, — причмокивая, проворчал генерал, — а это — мятные пилюли. Освежает… Пей свой кофе, сколько влезет, кто тебе запрещает? А я вот «холодок» пососу…

Глеб осторожно потянул носом, хотя и без этого видел, что генерал неумело лжет, даже не слишком заботясь о правдоподобии. Его ноздрей коснулся слабый, почти неуловимый запах, действительно отдаленно напоминавший запах мяты. Похоже, генерал Потапчук на глазах у Глеба сосал самый обыкновенный валидол, делая вид, что получает от этого процесса удовольствие.

— Федор Филиппович, — осторожно сказал Глеб, — а может, вам лучше поехать домой? Полежите, отдохнете… А отчет я вам представлю в письменном виде. Могу даже в трех экземплярах.

— А может, тебе и форму выдать? — продолжая причмокивать, проворчал генерал. — Погончики, фуражечку… Явишься на Лубянку, в мою приемную, запишешься у секретаря… А? Отчет… Отчетность и документация — дело хорошее, но, увы, не в нашем с тобой случае. И потом, я же видел видеозапись. Все было проделано в твоем стиле — быстро, красиво и чисто. Поэтому остается только гадать, где тебя носило целых четыре дня, и почему у тебя бок забинтован.

Глеб удивленно поднял брови. Генерал, хоть и смотрел куда-то в сторону, заметил это движение и криво, с явным трудом усмехнулся.

— А ты думал, я не замечу? Думал, рубашечку навыпуск надел, и все шито-крыто? Не у одного тебя глаза имеются, Глеб Петрович. Давай, рассказывай, в чем дело. Я же вижу, тебе есть чем поделиться.

— А надо ли? Все хорошо, что хорошо кончается. По-моему, вам сейчас не до этого.

— А вот это уж не тебе решать, — отрубил Потапчук. — Вот станешь директором ФСБ, тогда и будешь указывать, до чего мне есть дело, а до чего нет. Да и тогда, пожалуй, я оставлю за собой право окончательного решения по этому вопросу.

— А субординация как же? — деланно всполошился Глеб.

— Вот о ней, родимой, я и говорю. Докладывай.

Несмотря на тревогу, вызванную состоянием здоровья генерала, Глеб не удержался от смеха.

— Надо же, как вы меня подловили! — сказал он.

— А ты думал, — усмехнулся генерал. — Практика! Так я тебя слушаю.

Глеб пожал плечами и стал докладывать. Теперь, в уютной полутьме конспиративной квартиры, его недавние приключения выглядели далеко не такими опасными и загадочными, какими казались еще несколько часов назад, но Потапчук, наверное, был прав: благодушествовать не стоило.

Когда Слепой закончил, генерал усмехнулся, покачал головой и полез было в боковой карман пиджака, но тут же спохватился и положил руку на подлокотник кресла.

— Сигареткой угостишь? — спросил он.

— Если вы настаиваете, — сказал Глеб. — Но ведь у вас есть свои. Они вам, наверное, привычнее.

— С чего это ты взял, что у меня есть сигареты? — вскинулся Потапчук. — Ты же знаешь, я бросил.

Глеб повторил его движение, потянувшись рукой к несуществующему карману.

— Привычка — вторая натура, Федор Филиппович, — с улыбкой сказал он. — Раньше вы всегда носили в этом кармане сигареты. Да у вас и теперь на нем клапан завернут. Сразу видно, что вы туда частенько лазите. Нехорошо, товарищ генерал.

— Что нехорошо? — огрызнулся Потапчук.

Сейчас он до смешного походил на школьника, которого застукали с поличным во время курения в туалете.

— Чередовать сигареты с валидолом, — ответил Глеб. — Очень нездоровое занятие.

Потапчук закряхтел, полез в карман и выложил на стол пачку облегченных сигарет.

— Я, в общем-то, и не курю, — смущенно сказал он. — Так, иногда только, когда прижмет по-настоящему… Надоело, понимаешь, у подчиненных стрелять. Ну и для тренировки воли, сам понимаешь. Сунешь руку в карман, пощупаешь пачку — лежат, родимые! Ну и пусть лежат… Не люблю я из-под палки действовать. А так сохраняется иллюзия свободы: дескать, захочу — закурю, а не захочу — не буду.