Андрей Воронин - Ордер на возмездие Страница 9

– Да никто же не выходил! Они там!

Бандиты принялись колотить ногами в дверь. И вдруг переговорное устройство ожило. Голос Доктора узнали сразу:

– Какого хрена дверь ломаете? У меня все в порядке.

Дом был построен на совесть. Не какая-нибудь панельная девятиэтажка, в которой люди первого этажа знают, что творится на третьем.

– Ты уверен, что Доктор в порядке?

– Он сам сказал. – развел руками главный бандит и тут же вытер крупную каплю крови, выступившую под носом. – Урод, морду мне разбил!

– Может, джип ему испортить? – предложил самый молодой из рэкетиров.

– Если можешь баранку оторвать – оторви, – усмехнулся самый старший.

И у молодого тут же пропал задор. В этот момент он осознал несколько житейских мудростей, которыми руководствуется чуть ли не все население России: инициатива наказуема, если ты, конечно, не самый главный.

– Сядь, покури, – предложил старший рэкетир, протягивая молодому пачку дешевых сигарет, хотя сам курил дорогие.

– Свои есть.

Дым, гонимый легким ветерком, поднимался вдоль стены прямо к освещенным окнам мансарды.

– Кажется, что-то круто изменилось в нашем городе, – задумчиво произнес бандит, нос которого еще не приобрел нормального очертания. Парень сидел на крыльце и пытался пальцами придать носу нужную форму. – Сломал, что ли?

– Если бы тебе его сломали, ты так спокойно его не щупал бы.

– Кто тебе сказал, что я его спокойно щупаю? Боль такая, словно гвозди в голову загоняют.

– Тебе еще и Доктор ввалит. Это ты первый сплоховал.

За дверью послышались неторопливые уверенные шаги. Шли трое.

По укоренившейся привычке старший из бандитов сунул руку за пазуху, но тут же вспомнил, что пистолет у него отобрали. Беззвучно выругался. Даже ножа с собой не оказалось.

Возможно, Мишаня и его новый знакомый захватили Доктора в заложники и теперь пытаются прорваться к своей машине.

«Прорваться! – усмехнулся собственной мысли бандит. – Да из моих ребят теперь никто к ним и пальцем притронуться не рискнет».

Послышался веселый смех. Дверь резко распахнулась, на пороге стоял Доктор в свитере, теплых трикотажных штанах и меховых тапочках. Руки он держал в карманах и, словно ничего не произошло, подмигнул своим загрустившим подручным:

– Неплохо в китайском ресторанчике гульнули?

– Не надо так, – немного сконфуженно произнес Мишаня.

– Почему же? Я им деньги плачу за то, чтобы их боялись, а не за то, чтобы они от страха в штаны накладывали. За дерьмо, Комбат, никто не платит.

Рублев вышел на крыльцо и не очень-то дружелюбно посмотрел на Доктора.

Уголовников он на дух не переносил, и если бы не Мишаня, не вел бы задушевные беседы с уголовным авторитетом. Тот и впрямь походил на доктора, так иногда выглядят хирурги в больших клиниках.

Есть что-то общее между хирургом и убийцей – нечувствительность к чужой боли, безразличие к виду крови. И тот, и другой хладнокровно рассекают чужие тела. Лишь одна деталь разводит их по разные стороны от той границы, которая пролегла между злом и добром: человек в белом халате старается забыть о чужих бедах, чтобы спасти жизнь, а тот, кто называет себя «рыцарем плаща и кинжала» – чтобы отнять чужую жизнь.

– Мне бы таких мужиков, – завистливо проговорил Доктор, оглядывая Комбата с ног до головы, – я бы не только весь город по струнке ходить заставил, я бы Россию перевернул.

– Зачем ее переворачивать? Пусть уж она на ногах постоит, а не на голове, – ответил обычно немногословный Комбат.

– Нет, – покачал головой Доктор, – Россия уже не на ногах стоит, а лежит полудохлая. И чтобы пролежни не образовались, ее нужно поворачивать время от времени.

– Это такие, как ты, хотят, чтобы она полудохлой была, – отозвался Комбат, – а по мне она как стояла на ногах, так и стоит.

– Не ссорьтесь, – сказал Порубов, опасаясь, что с таким трудом добытый мир может вмиг рассыпаться от неосторожного слова.

– Я бы на твоем месте, Мишаня, помалкивал, – покачал у него перед носом указательным пальцем Доктор, – обычно я таких вещей не прощаю. Но за твоего друга готов простить все что угодно. Жаль, что он не с нами.

– И Мишаня не с вами, – напомнил Комбат.

– Знаю, Борис Иванович, ты мне об этом уже говорил.

– Мишаня, подтверди, ты не с ними.

– Н… угу…

Порубов неопределенно кивнул. Его подбородок мотнулся точно под сорок пять градусов к горизонту – так, что понять, что означает этот жест, было невозможно.

– Не стану я тебя огорчать, Борис Иванович. Считай, что он не со мной.

Хотя жизнь такова, что ронять, кто с кем – невозможно. Сегодня мы вместе, даже с тобой посидели, поговорили. Ты мне чем-то понравился и не скрывай, Комбат, я тебе тоже симпатичен.

Рублев почувствовал, что слова Доктора обволакивают его, заставляют думать немного иначе, чем он думал раньше. Ему был знаком этот эффект, знаком по войне, когда тебя и противника разделяет расстояние, то ты видишь в нем только врага, проще говоря, цель, пригодную для одного, чтобы ее уничтожить. Но стоит врагу попасть к тебе в плен, стоит тебе заглянуть противнику в глаза, услышать его рассуждения о жизни, и ты уже не можешь просто так уничтожить его, пусть даже знаешь, что именно он убил твоих друзей.

– Все хорошо, ребята, – торопливо проговорил Доктор, – на этот раз все кончилось хорошо, никто ни на кого зла не держит. – Ты добился того, чего хотел? – обратился он к Комбату.

Тому опять пришлось согласиться:

– Да.

– Тогда в чем проблема? Почему вы оба такие мрачные?

– Не правильно все это, – вздохнул Комбат.

– Странный ты человек, Борис Иванович, все тебе не по нутру. Хотя именно этим ты мне и нравишься. На сегодняшний вечер… вот именно, на этот самый момент я Порубову все простил ради тебя. А что будет дальше, один бог знает.

Бандиты мрачно смотрели на Мишаню и Комбата. Они не могли проникнуться к ним теплыми чувствами, как, казалось им, воспылал Доктор. Но тот на самом деле испытывать теплые чувства давно разучился. Он уважал только силу, в лице же Комбата видел достойного противника и решил не сопротивляться.

– По рукам? – предложил Доктор. Мишаня пожал его руку, а вот Комбат заложил руки за спину, пересилить себя ему было сложно.

– Что ж, не обижаюсь, – Доктор посмотрел на свою руку, несколько раз сжал пальцы, – я чужие принципы уважаю. – Ас вами у меня будет отдельный разговор, – ласковые интонации в голосе Доктора исчезли, когда он обратился к рэкетирам.

Входная дверь дома закрылась. Мишаня с Комбатом остались на крыльце вдвоем.

– Извини, Комбат, что так получилось. Я тебя расслабиться, отдохнуть из Москвы выдернул, а тут… – Мишаня в сердцах снял с головы десантный берет, стал мять его в сильных пальцах. Но мял деликатно, ласково, так мужчина мнет в своих руках хрупкую ладонь любимой женщины.

– Чего уж, – бросил Комбат, – я тоже виноват, полез, куда меня не просят. Я твоей жизнью теперешней не живу, может, оно у вас и правду так заведено. Пока в чужой шкуре не побываешь, этого наверняка не скажешь.

Порубов сошел с крыльца и стоял, глядя вдаль, поверх ограды, поверх своей машины – туда, где терялась в ночи линия, разделяющая землю и небо.

– Иногда нужны такие встряски, – Мишаня вроде бы обращался и к Комбату, но разговаривал с самим собой. – Потихоньку увязаешь в трясину, сперва на сантиметр, потом по щиколотку, а после не заметишь, как по колено в грязи окажешься. А ты вот пришел и выдернул меня. К добру ли – не знаю? Ты всегда правильнее других был. Всех денег не заработаешь, всех женщин не перелюбишь.

Значит, и не надо к этому стремиться. Хотя… – задумался Порубов, – ты же сам нас учил во всем быть первыми.

– Нет, – покачал головой Комбат, – не во всем, – а всюду – это разные вещи.

– Понял, – усмехнулся Мишаня.

– Вспомнил?

– Повсюду, точно, ты так говорил. А я сам для себя переиначил так, чтобы удобнее было. Смех сказать, я ради того, чтобы лишнюю тысчонку заработать, выходными жертвовал, друзей избегал. Зачем? Для того, чтобы ту же тысячу снова в дело вложить!

И Рублев понял, если сейчас Порубова предоставить самому себе, толку из этого не получится. Выйдет как с пьянкой: назавтра протрезвел, вот и вся польза, только головная боль напоминает о вчерашнем.

– Поехали, – вздохнул Мишаня.

– Куда?

– Ко мне.

– Зачем?

– Выпить, закусить, девочки ждут, – по инерции отвечал Порубов.

– Поехали ко мне!

– Ты ж в Москве живешь!

– А сколько до нее езды-то, – посмотрев на машину, спросил Комбат, – на хорошей машине по хорошей дороге через пять часов будем там.

Глава 3

В наши дни продается все, вопрос лишь в цене. Можно платить деньгами, можно услугами, можно кровью, своей или чужой. А иногда приходится расплачиваться всем понемножку – и чужими жизнями, и своими деньгами, и личными услугами.