Алекс Берн - Сезон охоты на Охотника Страница 9

— Поподробнее — о шухере! — попросил Андрей.

— Какие там подробности! — махнул рукой Шарапов. — Известно только, что на днях Акбар бесследно исчез, «кинув» своего партнера Гирю на кругленькую сумму «зеленых».

— И большие «бабки»?

— Надо думать, что большие, — раз Гиря всю Москву на уши поставил! У тебя есть чего добавить?

Андрей отрицательно покачал головой. Но в мозгах у него забрезжил луч света. Еще немного, и все ляжет на места и оформится в законченную концепцию. Две части цепи уже собраны. Осталось найти связующее звено.

11 августа 1994 года, 19.00.

Никифоров сидел за столом в своем кабинете и поглаживал закрытые глаза подушечками пальцев. Он блестяще выполнил поручение Хладова — иначе, впрочем, и быть не могло!

С утра он сначала позвонил знакомому полковнику из ГУВД Москвы и попросил разобраться с задержанием накануне работниками милиции находившегося при выполнении служебных обязанностей сотрудника ФСК. Потом в течение часа изучал досье Кузнецова, затем отправился в то самое отделение милиции, куда накануне патрульная машина доставила Охотника. Там, у местного начальника-майора, он и выяснил без труда подробности задержания Кузнецова.

Все было просто и банально. Бдительный патрульный заметил у Кузнецова пистолет в подмышечной кобуре и доставил его в отделение для проверки личности и подлинности разрешения на ношение оружия. Конечно, все оказалось в порядке, — Кузнецов числился в солидной охранной фирме, где подтвердили всю информацию, документы — подлинные, прописка — как положено. Кузнецов даже дал адрес, где он снимал частную квартиру для временного проживания. Тамошний участковый все это подтвердил, и Кузнецова выпустили часам к десяти вечера.

Никифоров подивился подобному либерализму — задержанные по куда меньшему поводу сидят в отделении по полдня, а тут, с боевым пистолетом, какого-то простого охранника — и всего-то два с половиной часа. Майор объяснил, что Кузнецов понравился ему тем, что вел себя спокойно, не скандалил, не угрожал и не кричал, что куда-то опаздывает и кто-то ответит за его опоздание. Кроме того, директор ЧОПа, в котором работал Кузнецов, подтвердил все показания Кузнецова и просил его побыстрее освободить, поскольку Кузнецову надо было заступать на дежурство.

Оснований дольше его задерживать не было, и Кузнецова отпустили.

Итак, с милицией все было ясно. Обычная милицейская проверка случайно задержанного. А вот с коллегой из родной конторы дело обстояло не так просто.

На протяжении последнего года кто-то настойчиво, тщательно, но, аккуратно, не светясь, собирал информацию о Кузнецове. Причем не только о его настоящем, но и о прошлом. Например, когда Кузнецов за время своей службы бывал в отпусках и где их проводил; образ жизни его самого, его знакомых и родственников, и так далее, и тому подобное. Никифоров не сомневался, что для неизвестного любопытствующего коллеги содержимое личного дела Кузнецова тоже не осталось секретом, хотя наверняка его имя не занесено в список ознакомившихся с досье.

Надо было идти на доклад к Хладову, но Никифорову не хотелось торопиться. Никифоров уже прочитал личное дело Кузнецова и именно поэтому пребывал в такой задумчивости.

Кузнецов практически всю свою службу в КГБ провел под руководством Хладова. Еще в 1980 году Хладов взял молодого пограничника срочной службы в свое спецподразделение «Охотник». Тогда Кузнецов был вовсе не Кузнецов, а носил имя, полученное при рождении — Ладыгин Сергей Андреевич. В спецподразделении он получил новое имя — «Охотник-27». Далее, до 1988 года — спецкомандировки. В основном в Афганистан. Пару раз был в Сирии. Получив в 1981 году звание младшего лейтенанта, к 1988 году Ладыгин стал капитаном, заместителем командира подразделения, т. е. Хладова. Но, что интересно, в 1988 году Ладыгин уходит из спецподразделения Хладова в правительственную охрану — в Девятое управление, а в 1990 году переводится в действующий резерв и устраивается на работу в солидное частное охранное предприятие, служившее пристанищем для отставных чекистов. Что означает эта рокировка? Если просто обрыв концов, то тогда все последние пять лет Ладыгин-Кузнецов снова работал на Хладова, выполняя какие-то персональные, никому не ведомые задания? А теперь кто-то из коллег копает под Хладова. И, надо полагать, этот стык «Кузнецов — Хладов» весьма уязвим с точки зрения компромата. Видимо, уж больно пикантные поручения давал Хладов Кузнецову. Вот почему так забеспокоился Хладов!

Вот почему Никифорову так не хотелось идти на доклад к Хладову. Он уже догадывался, какой приказ там получит.

11 августа 1994 года, 19.45.

Никифоров доложил все, что ему удалось накопать за день. Многое он мог бы поручить другим. Но он не сделал этого по двум причинам. Во-первых, Хладов требовал досконального знания дела, которое он поручал лично: подчиненные — глаза и уши начальника, но не более. Во-вторых, Хладов дал понять, что в дело пока не нужно привлекать других людей. Это была его манера — если он выразил тебе неудовольствие по поводу грязного туалета, но не спросил, кому это дело можно поручить, значит, тебе и придется драить сортир лично.

Что, впрочем, нельзя считать пустым самодурством, — просто Хладов в своем ведомстве не допускал даже зачатков весьма характерного для подавляющего большинства российских учреждений явления, которое исчерпывающе описывается армейской поговоркой: «Командиру части приказали, а разгильдяй ефрейтор не выполнил».

— Хорошо, — подытожил Хладов. — Будем считать, что запрос из милиции был обычной милицейской проверкой. Можете не работать более по этому направлению. Но вот по линии ФСК… Какие у вас соображения по этому поводу? Вы пришли к выводу, что кто-то упорно разрабатывает Кузнецова. Вы узнали, кто по нашей линии делал запрос о Кузнецове, который и зафиксировал Наблюдатель?

— Запрос делался от имени полковника Семенихина, — ответил Никифиров. — А Семенихин уже третью неделю лежит в больнице с прободной язвой. Конечно, я могу провести расследование по данному факту, но это займет много времени. Поэтому я предлагаю пойти по другому пути.

Никифиров достал из папки листок бумаги и протянул его Хладову.

— Это, так сказать, очерченный круг подозреваемых. Только эти полтора десятка людей систематически получали или могли получать информацию о Кузнецове и его прежней деятельности. Теперь следует определить, на ком следует сосредоточиться в первую очередь.

Хладов внимательно просмотрел список, на минуту задумался, потом резко бросил:

— Сосредоточьтесь на Котове. Я думаю, что это тот, кто нам нужен. Поставьте на прослушивание его домашний и служебный телефоны. Наружку ставить опасно — это может его насторожить. Лучше изолировать Кузнецова. Аккуратно проведите его изъятие и отправьте на объект «Ферма». Помните — он может оказать сопротивление, и вообще, он очень опасный человек. Кому думаете поручить это дело?

— Григорьеву! — без колебаний ответил Никифоров. — У него и его людей большой опыт в таких делах!

— Хорошо! — одобрил Хладов. — Но за операцию несете ответственность лично вы.

Он подошел к окну и с минуту так стоял, глядя на пустой постамент бывшего памятника Дзержинскому. Но Никифоров понимал, что разговор еще не окончен. Вот Хладов резко повернулся и бросил:

— Трудно сказать, что может выкинуть Кузнецов при задержании. У него наблюдались… некоторые странности в поведении, потому и отправили его в резерв. Но имейте в виду — в свое время он был одним из лучших. Поэтому особенно не церемоньтесь. Главное — никакого шума, никаких свидетелей и попутных потерь!

Выйдя из кабинета Хладова Никифоров остановился в размышлении, осмысливая новую информацию. Если Хладову так опасен Кузнецов-Ладыгин, то почему его просто не убрать? Не потому ли, что в действительности Хладова интересует Котов? А почему? А потому, что не для себя Котов разыскивает Охотника-27, а по чьему-то заказу! Вот заказчика и хочет вычислить Хладов, его он и боится! А Охотник для него — просто приманка. Ну что же, тогда все логично, все становится на свои места! Но контакта Охотника с Котовым Хладов допустить не хочет. И желает сделать все тихо и без излишнего шума. Видно, действительно много знает этот Охотник! Ну ладно, Охотника Григорьев, конечно, возьмет! Надо только успеть раньше Котова! И, черт побери, почему же все-таки — Котов?

И Никифоров решил проверить личное дело Котова. Прямо сейчас. И еще одна мысль его волновала. Даже не мысль, а так — какое-то ощущение неясности, необходимости прояснить какой-то вопрос, мимо которого он прошел.

Нет, так совсем не годится! Полный паралич мысли!

Никифоров зашел к себе в кабинет, запер дверь и, сняв пиджак и ботинки, улегся прямо на ковер. Итак, полчаса релаксации.