Рут Ренделл - Эксгумация юности Страница 10

1 Библия. Ветхий Завет. Песнь песней Соломона.

Алан приоткрыл дверь комнаты Розмари и проговорил:

— Выйду немного прогуляться.

Та ответила, даже не сняв ногу с педали:

— Мы же недавно выходили на прогулку.

— Знаю, но мне нужно еще проветриться. Ты ведь не возражаешь?

— Конечно, нет, любимый. Но не забывай и про ужин. Он будет готов ровно в семь, хорошо?

Они жили вдвоем, и к ужину предполагалось холодное мясо и салат. Так почему обязательно в семь? Почему? Потому что так было всегда. Он знал, что не может ничего изменить. Вниз по склону холма, на противоположную сторону Хай-роуд, затем вверх на Йорк-хилл, мимо бунгало под названием Кэрисбрук и, минуя Болдуинс-хилл, к бетонированной площадке посреди зеленого газона, подступающего к лесу. Здесь как раз и было место, где когда-то молодые пары оставляли родительские автомобили. Сейчас это уже в прошлом, подумал Алан. Нынешние подростки запросто приводят домой любовника или возлюбленную, с которыми проводят ночь прямо в родительском доме. В его время никому бы даже в голову такое не пришло. Тридцать лет спустя его собственный сын Оуэн обратился с подобной просьбой, но Розмари тут же ответила категорическим отказом. Если бы решение этого вопроса оставили на его усмотрение, Алан не возражал бы, помня о собственных тайных встречах с Дафни в ее автомобиле. Вечером в лесу было темно, они выключали фары и предавались страсти…

Сейчас здесь не было ни одной машины. Он точно помнил, где Дафни обычно останавливала свой автомобиль, — прямо под нависающими ветвями. И ложе у нас — зелень… Она ничего не боялась, а если и боялась, то никак не выдавала этого; он же, слепо веря в разные истории про то, как юношей и девочек судили за непристойное поведение в общественных местах, боялся всегда. Но он был тогда очень молод, и его нервозность не могла воспрепятствовать непреодолимой страсти к Дафни. Он не просто хотел, он жаждал ее, и его не могла остановить даже луна, внезапно появлявшаяся из-за облаков и напоминавшая свет полицейского фонарика. Всего таких встреч у них было, наверное, больше десятка…

В отличие от других тайных посетителей Болдуинс-хилл, которые боялись возможной беременности, они с Дафни совершенно не предохранялись. Правда, она так и не забеременела.

Он ей писал, она отвечала, но потом их пути разошлись. И хотя ее семья все еще жила в Лоутоне, все-таки три месяца — слишком долгое время, когда вам чуть больше двадцати. Их переписка прекратилась, хотя однажды, два года спустя, он получил от Дафни рождественскую открытку. Теперь, стоя на небольшой зеленой лужайке и вглядываясь в темнеющие заросли, он раздумывал над тем, что мог бы ответить на то поздравление. Хотя к тому времени он уже начал встречаться с Розмари, его «детской любовью», как называла девушку его мать. В их отношениях, конечно, ничего подобного не было, поскольку Розмари берегла себя для будущего брака.

Повернувшись, он отправился обратно по Стоуни-пат и Харутер-драйв. Когда он пересекал Черч-хилл, то почувствовал внезапную усталость.

Для старика он проделал в этот день слишком большой путь. Ему ведь уже больше семидесяти. Надо ли сейчас тосковать по давно ушедшей молодости и по женщине, у которой было три мужа? Когда он вернется домой, то отыщет ножницы и уничтожит улику, как просроченную кредитную карточку, а обрезки выбросит в мусорное ведро. Эпизод под названием «Дафни» окончен, подумал он.

Отпирая дверь своего дома, он услышал мягкое гудение швейной машины, и почувствовал, как внутри закипает злость. Но он все равно открыл дверь в комнату Розмари, чтобы возвестить о своем приходе.

— Вот и хорошо, — сказала она, поднимаясь. — Пойду готовить ужин.

Визитная карточка Дафни все еще лежала в его кармане. Ну, конечно, куда же ей деться? Розмари не пришло бы в голову рыться в карманах его одежды. Что же с ним происходит, если он размышляет о возможном обмане своей жены? Но он и так уже обманывал ее. Этот визит на Болдуинс-хилл и сопутствующие воспоминания сами по себе — обман. Его нынешние мысли тоже были своего рода обманом. Внезапно он отвлекся и вспомнил о котловане, мимо которого проходили они с Розмари, и о найденных в том месте кистях рук. Мужчина и женщина. Может, это любовники, которых убил мстительный муж или, скажем, разъяренная жена? Это случилось так давно, что, наверное, настоящую причину их гибели никто никогда не узнает…

Он все еще держал в руке визитную карточку Дафни. Вместо того чтобы разрезать на куски или как-то иначе уничтожить, Алан все-таки снова сунул ее в карман.

Глава пятая

Когда за несколько месяцев до этого умерла Джо, Льюис Ньюмен получал письма с соболезнованиями от людей, которых он знал в различные периоды своей долгой жизни: от студента-медика, имени которого так и не смог вспомнить, от соседа из Бирмингема, от еще живых друзей, от партнера по врачебной практике, с которым он работал в последнее время. Было также письмо от кого-то из школьных товарищей. Большинство этих людей, за исключением друзей, прочитали сообщение о смерти Джо в «Таймс». Собственно, для этого и были предназначены некрологи, подумал Льюис.

В соответствии с правилами вежливости он ответил на все эти письма. При жизни Джо подобными вещами занималась она, и, сочиняя письмо к одному из жителей Бирмингема, он подумал, что это первое подобное официальное письмо, которое он когда-либо писал. Ньюмен до последнего не отвечал на письмо школьного друга, потому что оно оказалось самым интересным. Письмо прислал Стэнли Бэчелор, но едва ли его можно было назвать простым соболезнованием. Правда, Бэчелор действительно написал о том, что глубоко сожалеет о смерти Джо, но Льюис не мог про себя не отметить, что тон письма, скорее, выдавал некоторое облегчение — как у человека, который долгие годы ухаживал за тяжело больной женщиной, а теперь в какой-то степени обрел свободу после ее ухода в мир иной. Это настолько перекликалось с собственными ощущениями Льюиса — чем он бы никогда ни с кем не поделился, — что тот сразу проникся симпатией к Стэнли Бэчелору.

Бэчелоры. Воспоминания об этом семействе вновь вернулись к нему сейчас, спустя почти семь десятков лет. Его собственная семья жила на Брук-роуд, а Бэчелоры — на Тайсхерст-хилл. У Стэнли была собака по кличке Ниппер. Как здорово вспоминать об этом! Одного из братьев Стэнли, кажется самого младшего, звали Норман, и он имел обыкновение хвастаться тем, что был рожден прямо на кухонном столе. Письмо было отправлено из Тейдон-Бойс. Получается, что Стэнли живет не так уж далеко от Лоутона, а если и уезжал, то возвратился снова. Имелся также и адрес электронной почты. Большинство людей их возраста не обменивалось электронными письмами. Они едва понимали, что это такое. Последняя строчка письма — до фразы о «глубоких соболезнованиях» — гласила: «Если ты долгие годы не вспоминал об этом захолустье, газетные истории об Уорлок-хаусе наверняка вернут все на свое место. Удивительное дело. Было бы здорово когда-нибудь встретиться, если у тебя появится такое желание».

Смерть, размышлял Льюис, это нечто, что заново воссоединяет старых друзей, разъединенных долгой разлукой. В детстве ему очень нравился Стэнли Бэчелор. Понравится ли он ему теперь? Как бы то ни было, это как раз тот человек, с которым можно обсудить если не то, что сейчас происходит в Уорло-ке, то хотя бы то место, которое они называли как-то необычно… да, кажется, водоводами. Он не мог вспомнить почему. Это и еще кое-что, что, впрочем, никогда его особенно не беспокоило, засело где-то в глубине подсознания еще с тех пор, как он и Стэнли Бэчелор были друзьями.

Зато это волновало его мать. Она и ее брат, дядя Джеймс — никто никогда не называл его Джимом, — крепко дружили, хотя она была на семь лет старше его. А возможно, все и благодаря тому, что она была на семь лет старше и, как это было принято в двадцатые годы, должна была присматривать за ним с детства.

Льюис часто вспоминал о дяде Джеймсе. Когда они только поженились, он рассказал Джо о нем и о его странном исчезновении.

— Он ведь погиб на войне, не так ли?

— Чтобы это случилось, он должен был пойти на воинскую службу, а этого, похоже, не произошло.

— Сейчас это уже не имеет значения, — сказала Джо.

— Это имеет значение для меня и для мамы. Он ведь исчез.

— Я где-то читал, что тогда исчезли многие. Одни были в зданиях, которые разбомбили немцы. Других, к примеру, забрали на работы в шахтах, где они погибли под завалами. Ну и так далее.

Льюис не стал продолжать. Он знал, что в данном случае все произошло как-то по-другому. Дядя Джеймс жил с ними на Брук-роуд и, похоже, все-таки вступил в армию. Сначала его признали непригодным из-за какой-то ерунды, кажется, кривизны левой ступни. Но он не отчаялся, и со второй попытки его все же взяли в армию. Он собирался приехать домой в Лондон, где жил с тетей и дядей, но так туда и не добрался. Его дядя пытался отыскать его. Но Джеймс не сообщил, где будет расквартирована его часть. Родные узнали имена и адреса двух парней, с которыми он должен был начать подготовку. Оба ответили на письма. Но никто из них не слышал о рядовом Джеймсе Рэйменте. Хотя он всех уверял, что пошел в армию. Все попытки отыскать его ни к чему не привели. Он бесследно исчез…