Анна Грин - Кто убийца? Страница 10

– Больше двадцати?

– Может быть. — Элеонора была бледна как смерть и дрожала всем телом.

– Мисс Левенворт! Как мы уже выяснили, смерть вашего дяди наступила в скором времени после того, как от него ушел мистер Харвелл. Раз дверь в вашу комнату была открыта, вы не могли не услышать шагов того, кто прошел к нему, и выстрела. Слышали ли вы что-нибудь?

– Я не слышала никакого шума.

– Положительно ничего?

– Я не слышала звука выстрела.

– Мисс Левенворт, извините меня за настойчивость, но слышали ли вы что-нибудь?

– Я слышала, как затворилась дверь.

– Какая дверь?

– Дверь в библиотеку.

– Когда?

– Я не знаю, — она в волнении сложила руки на груди, — не могу сказать. Зачем вы задаете мне столько вопросов?

Я вскочил: бедняжка зашаталась, едва не лишившись чувств. Но, прежде чем я успел до нее дойти, она опять выпрямилась и приняла свой прежний решительный вид.

– Извините меня, — сказала она, — я сама не своя сегодня. Прошу у вас прощения. — И она вновь обернулась к коронеру: — О чем вы спрашивали?

– Я спрашивал, — и его голос стал пронзителен, — когда вы услышали, что затворилась дверь библиотеки?

– Я не могу указать определенного времени, но это было после того, как мистер Харвелл прошел наверх, и прежде, чем я заперла свою дверь.

– И вы не слышали выстрела?

– Нет.

Коронер бросил быстрый взгляд на присяжных, которые все до единого потупили глаза.

– Мисс Левенворт, нам сказали, что Джен, одна из служанок, поздно вечером отправилась в вашу комнату за лекарством от зубной боли. Приходила ли она к вам?

– Нет.

– Когда вы узнали о ее исчезновении?

– Сегодня утром перед завтраком. Молли встретила меня в передней и спросила, как себя чувствует Джен. Этот вопрос показался мне странным, и я осведомилась, что Молли имеет в виду. После минутного разговора мне стало ясно, что Джен покинула дом.

– Что вы подумали, когда убедились в этом?

– Я не знала, что думать.

– Вы ничего не заподозрили?

– Нет.

– Вы не попытались установить связь этого обстоятельства с убийством вашего дяди?

– Я не знала тогда об убийстве.

– А потом?

– Возможно, мне пришло на ум, что Джен что-то известно, сказать наверняка не смогу.

– Можете ли вы сообщить нам что-нибудь о прошлой жизни этой девушки?

– Я не могу ничего добавить к тому, что уже сказала моя кузина.

– Вы не знаете, о чем она размышляла вечерами у окна?

Щеки Элеоноры вспыхнули от гнева — из-за тона ли, каким был задан этот вопрос, или, возможно, из-за самого вопроса.

– Нет, сэр, она никогда не сообщала мне своих тайн.

– Так вы, значит, не можете сказать, куда она направилась?

– Конечно, нет.

– Мисс Левенворт, мы вынуждены задать вам еще один вопрос. По свидетельству вашей прислуги, вы отдали приказание перенести тело вашего дяди из библиотеки в спальню: так ли это?

Она молча кивнула.

– Разве вы не знали, что по закону не имели права трогать покойника до прибытия представителей власти?

– В данном случае мной руководил не разум, а чувства.

– Может быть, вами руководило то же чувство, когда вы, вместо того чтобы отправиться в спальню и указать, куда положить покойного, предпочли остаться в библиотеке и взять со стола бумагу, которая вам, по-видимому, была очень нужна?

– Бумагу? — переспросила девушка. — Но кто может утверждать, что я взяла со стола бумагу? Я ничего не брала.

– Один свидетель показал, что видел, как вы нагнулись над столом вашего дяди, а одна из свидетельниц утверждала, что видела, как вы вышли из библиотеки с бумагой в руке и как затем сунули ее в карман. На основании этих данных я и сделал свое заключение, мисс Левенворт.

Сказанное было больше чем просто намек; все присутствующие зорко следили за тем, как примет этот вызов Элеонора, но она не дрогнула и ответила твердо:

– Вы сделали заключение — ваше дело доказать, что оно правильно.

Подобного ответа никто не ожидал, даже коронер смутился, но замешательство его длилось недолго.

– Мисс Левенворт, — сказал он, — еще раз спрашиваю вас: брали ли вы что-нибудь со стола?

Она сложила руки на груди.

– Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос, — заявила девушка невозмутимо.

– Простите, но необходимо, чтобы вы на него ответили.

– Если вы найдете у меня какую-нибудь подозрительную бумагу, я отвечу, каким образом она ко мне попала.

Подобный резкий отпор, по-видимому, совершенно смутил коронера.

– Но разве вы не понимаете, что нам придется сделать из вашего отказа соответствующие выводы?

Бедняжка поникла головой.

– Боюсь, что это так… — сказала она тихо.

– И все же вы настаиваете на своем решении? — спросил коронер.

Она ничего не ответила, и он не стал повторять вопрос. Все понимали, что Элеонора не только сознает опасность, угрожающую ей, но и готова защищаться из последних сил. Даже ее кузина, сохранявшая до тех пор внешнее спокойствие, заметно разволновалась. По-видимому, она поняла, что обвинять кого-либо самой и видеть, как подозрения против того же лица зарождаются у других, совсем не одно и то же.

– Мисс Левенворт, — вновь обратился к Элеоноре коронер, — не правда ли, вы всегда могли свободно входить в комнаты вашего дяди?

– Разумеется.

– Вы могли бы войти в его спальню ночью и подойти к нему так, что этим нисколько бы его не побеспокоили и он даже не повернул бы головы? Не так ли?

– Без сомнения, — ответила она, судорожно сжимая кулаки.

– Ключ от двери библиотеки исчез, мисс Элеонора.

Она ничего на это не ответила.

– Из показаний свидетелей мы знаем, что после того, как тело вашего дяди было перенесено в спальню, вы вышли совершенно одна из библиотеки. Заметили ли вы, находился тогда ключ в замке или нет?

– Его там не было.

– Вы уверены в этом?

– Вполне.

– Отличался ли этот ключ по своей форме или величине от других?

Девушка, по-видимому, пыталась скрыть испуг, вызванный этим вопросом, и при этом бросила как бы случайно взгляд на группу слуг, потом едва слышно ответила:

– Этот ключ действительно отличался от всех других.

– Чем именно?

– Тем, что дужка его была сломана.

– Значит, вы узнали бы его, если бы вам его показали?

Она испуганно взглянула на коронера, словно ожидая, что увидит в его руках этот ключ, но, поскольку этого не произошло, она снова успокоилась и ответила равнодушно:

– Да, узнала бы.

– Хорошо, — сказал тот, отпуская ее движением руки, и, обращаясь к присяжным, прибавил: — Теперь вы, господа, услышали показания всех обитателей этого дома.

В эту минуту к нему подошел Грайс, коснулся его руки и прошептал что-то на ухо, затем вернулся на свое место, сунул правую руку в карман и устремил свой взор на люстру. Я едва дышал от страха: неужели он передал коронеру слова, подслушанные нами наверху?

– Мисс Левенворт, — сказал коронер, обращаясь к Элеоноре, — вы говорили нам, что вчера вечером не заходили к своему дяде и вообще не были у него в комнате. Вы готовы подтвердить это?

– Конечно.

Коронер посмотрел на Грайса, тот вытащил из кармана перепачканный чем-то черным платок.

– Странно, — продолжал коронер, — а между тем вот этот платок, принадлежащий, очевидно, вам, был найден сегодня утром в комнате убитого.

На лице Мэри отразилось отчаяние; Элеонора оставалась совершенно спокойной, заметив лишь:

– В этом нет ничего удивительного, поскольку сегодня утром я побывала в этой комнате.

– И оставили его там?

На этот вопрос она ничего не ответила.

– Когда вы оставили его там, он был таким же грязным, как теперь?

– Разве он грязный? Покажите мне его!

– Конечно, но для начала выясним, каким образом он попал в комнату вашего дяди.

– Он мог, например, пролежать в этой комнате несколько дней, — ведь я говорила, что часто там бывала. Но прежде дайте посмотреть, действительно ли это мой платок, — проговорила Элеонора, протягивая руку.

– Должно быть, ваш, поскольку он помечен вашими инициалами, — сказал коронер, в то время как Грайс передавал ей платок.

– Эти грязные пятна, — воскликнула она в ужасе, — ведь они похожи…

– Они похожи на то, на что должны походить. Если вы когда-нибудь чистили револьвер, то должны это знать, мисс Левенворт.

Она с чувством крайнего отвращения бросила платок на пол и горячо воскликнула:

– Я ничего не знаю об этом, господа! Это, конечно, мой платок, но… — Она не докончила фразы и только повторила: — Я ничего не знаю.

На этом ее допрос закончился. Снова вызвали кухарку и спросили, когда она в последний раз стирала этот платок.

– Этот платок? — пробормотала та. — Как-то на неделе… — И она взглянула на свою госпожу умоляющим взором.