Жорж Сименон - Мегрэ в школе Страница 10

— Наверно, так.

— Как вы думаете, был ли в деревне такой человек, который до того ненавидел ее, что решился на убийство?

— Значит, был, раз ее ухлопали.

— Но вы не догадываетесь, кто бы это мог сделать?

— Я думала, вы сами это знаете.

— Каким образом?

— Ведь арестовали же вы учителя.

— Вы думаете, что это он?

— Откуда мне знать?

— Разрешите задать ей вопрос, — вмешался Мегрэ, обращаясь к лейтенанту.

— Пожалуйста.

— Скажите, Тео, полицейский из мэрии, ладил с Леони Бирар?

Она задумалась.

— Как и все.

— Он знал, что она обещала не забыть вас в своем завещании?

— Я ему говорила про это.

— И как же он отнесся к этому?

Она не поняла его вопроса. Он снова повторил его:

— Что он ответил вам на ваши слова?

— Он сказал, что я должна попросить у нее бумагу.

— Вы так и сделали?

— Да.

— Когда?

— Давно.

— Она отказалась написать бумагу?

— Она сказала, что все в порядке.

— Что вы сделали, когда увидели ее мертвой?

— Я закричала.

— Сразу же?

— Как только увидела кровь. Я подумала сперва, что она в обмороке.

— Вы не лазили в ящики?

— В какие ящики?

Мегрэ кивнул лейтенанту, чтобы он кончал допрос.

Тот поднялся:

— Спасибо, Мария. Если вы мне понадобитесь, я позову вас.

— Она не написала бумагу? — спросила девушка, стоя у двери с ребенком на руках.

— До сих пор мы ничего не нашли.

Тогда, повернувшись к ним спиной, она пробормотала:

— Я так и знала, что она меня надует.

Они видели, как она прошла мимо окна, недовольно ворча себе под нос.

Глава 4

Письма почтальонши

Лейтенант улыбнулся, словно извиняясь:

— Вы же сами видите! Я делаю все, что могу.

И это действительно было так. Он вел расследование с еще большим рвением: ведь теперь у него был помощник, да еще из прославленной парижской сыскной полиции, которая представлялась ему крайне авторитетной инстанцией.

Сам он был как бы на особом положении. Он принадлежал к известной тулузской семье; по настоянию родителей он прошел курс обучения в политехническом институте и окончил его с более или менее хорошим аттестатом. Но вместо того, чтобы стать военным или инженером, он предпочел поступить в полицию и еще два года изучал право.

У него была красивая жена из хорошей семьи, и все считали, что это одна из самых приятных супружеских пар в Ла-Рошели.

Он делал вид, будто прекрасно себя чувствует в мрачноватой обстановке мэрии, куда никогда не заглядывало солнце и где, по сравнению с ярким светом на улице, было почти совсем темно.

— Не так-то просто узнать, что они думают, — заметил он, раскуривая новую сигару.

В углу комнаты, прямо у стены, стояли шесть карабинов 22-го калибра. Четыре из них были совершенно одинаковы, а один — старого образца, с резным прикладом.

— Думаю, что теперь они все тут, голубчики. Ну а если и остались еще где-нибудь, мои люди найдут их сегодня же.

Он взял с каминной полки картонную коробочку, похожую на коробку для пилюль, и вынул оттуда кусочек расплющенного свинца.

— Я осмотрел его очень тщательно. В свое время я изучал баллистику, а в Ла-Рошели у нас нет эксперта.

Это обыкновенная свинцовая пуля, которую иногда называют легкой пулей. Достигая цели, она расплющивается даже о сосновую доску. Поэтому оставленный такой пулей след мало что говорит следователю, тогда как пули другого образца позволяют точно установить, каким оружием пользовались в данном случае.

Мегрэ понимающе кивнул.

— Вы знакомы, господин комиссар, с карабином 22-го калибра?

— Более или менее.

Скорее менее, чем более, ибо он не припомнил ни одного преступления в Париже, совершенного с помощью такого оружия.

— Из него можно стрелять выборочно — короткими или длинными патронами. Короткие предназначены для стрельбы на очень близком расстоянии, но пули длинного патрона поражают цель даже на расстоянии в сто пятьдесят метров и больше.

На мраморной каминной доске лежали кучкой еще двадцать других свинцовых кусочков.

— Н-да… Вчера мы проделали опыт с несколькими карабинами. Пуля, которой убили Леони Бирар, была, вероятно, длинная, 22-го калибра, и вес ее соответствовал весу тех, которые мы испытали.

— А патрон не нашли?

— Мои люди тщательно обыскали сад за домом. Они и сейчас еще продолжают поиски. Вряд ли стрелявший подобрал гильзу… Как видите, я пытаюсь объяснить вам, что у нас крайне мало вещественных доказательств.

— Скажите, а давно ли пользовались этими ружьями?

— Недавно. Но установить это точно трудно, так как мальчишки обычно не заботятся о чистке и смазке ружья после употребления. Медицинская экспертиза — взгляните, вот справка — тоже не очень-то нам помогла, потому что врач не может определить даже приблизительно, с какого расстояния произведен был выстрел. Это могло быть и с пятидесяти и со ста метров…

Стоя у окна, Мегрэ набивал трубку и рассеянно слушал лейтенанта. Напротив церкви он видел мужчину с всклокоченными черными волосами, который подковывал лошадь, и молодого парня, державшего ее ногу.

— Вместе со следователем мы рассмотрели многие возможные гипотезы. Первая, пришедшая нам на ум, может показаться вам странной: это несчастный случай.

Преступление настолько невероятно, так мало возможностей убить старую почтальоншу из карабина 22-го калибра, что мы невольно задали себе вопрос: не произошло ли это случайно? Кто-нибудь в саду, как это часто делают мальчишки, мог стрелять по воробьям. Бывают еще более странные совпадения… Вы понимаете, что я хочу сказать?

Мегрэ утвердительно кивнул. Чувствовалось, что лейтенант испытывает почти детское желание добиться его одобрения, и трогательно было видеть, как он старался.

— Мы отнесли эту гипотезу к разряду теории чистой случайности. Если бы смерть Леони Бирар произошла в другое время дня, или в выходной день, или в каком-либо другом месте, то мы бы и остановились на этом предположении, как на наиболее вероятном. Однако старуха была убита в то время, когда все дети были в школе.

— Все?

— Почти все. В этот день в школе отсутствовало трое или четверо учащихся, и все они живут довольно далеко. Кроме того, в это утро в деревне их не видели. Еще один — сын мясника — уже целый месяц лежит в постели. Мы обсудили также и второе предположение — недоброжелательное отношение к покойной. Допустим, кто-то из соседей, кого она сильно разозлила, выстрелил издалека, чтобы попугать ее или разбить окно… разумеется не помышляя при этом об убийстве. Я еще не отказался от этой второй версии, ибо третья — преднамеренное убийство — потребовала бы первоклассного стрелка. Если бы пуля попала не в глаз, а куда-нибудь еще, старуха бы отделалась легким ранением. А чтобы попасть именно в глаз, да еще с большого расстояния, надо быть исключительно метким стрелком… Не забывайте, что все это произошло среди бела дня, посреди деревни, в тот час, когда большинство женщин дома.

Стояла хорошая погода, и многие окна были раскрыты настежь.

— Вы пытались установить, где находился каждый из ее соседей около четверти одиннадцатого утра?

— Вы слышали показания Марии Шмелкер. Показания остальных так же неубедительны, как и ее. Все дают показания очень неохотно, а когда вдаются в подробности, то это только больше запутывает дело.

— Помощник полицейского был в своем саду?

— По-видимому, да. Все зависит от того, на какое время надо ориентироваться — на радио или на церковные часы, так как часы на церковной башне спешат на пятнадцать — двадцать минут. Кто-то из тех, кто слушал радио, сказал, что видел, как Тео направлялся в «Уютный уголок» в начале одиннадцатого. А в «Уютном уголке» утверждают, что он пришел туда уже после половины одиннадцатого. Жена мясника, сушившая на дворе белье, утверждает, что видела, как он вошел, по обыкновению, в свой погребок пропустить стаканчик вина.

— У него есть карабин?

— Нет. Только охотничье ружье — двустволка. Я рассказываю вам все это лишь для того, чтобы показать, насколько мне трудно получить точные сведения. Только мальчишка стоит на своем.

— Сын полицейского?

— Да.

— Почему он ничего не сказал при первом допросе?

— Я задал ему такой вопрос, но он ответил весьма уклончиво. Вам, конечно, известно, что его отец, Жюльен Селье, женился на племяннице старухи.

— Я знаю также, что Леони Бирар объявила ей, что лишает ее наследства.

— Марсель Селье сказал, что он не хотел впутывать своего отца в это дело. Только вчера вечером он рассказал отцу об этом. И Жюльен Селье привел его к нам только в четверг утром. Вы их увидите. Это симпатичные, честные люди.

— И Марсель видел, как учитель выходил из сарая?

— Так он утверждает. В классе дети были предоставлены самим себе, они баловались, а Марсель Селье, серьезный, спокойный мальчик, подошел к окну и увидел Жозефа Гастена, выходившего из сарая.